КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио
Шрифт:
И сама Церковь воспринималась как некая политическая сила или даже мафия, и в таком виде она приобретала право на существование пусть даже в качестве политического противника. Однако с осознания этого факта как раз и начинались разочарования, и виной тому было глубокое знакомство со священниками, намеченными для вербовки…
Вербовке, как известно, предшествует установление личных дружеских отношений. Подловив священника на улице, когда тот возвращался домой, сотрудник КГБ представлялся по форме и предлагал встретиться, чтобы за рюмкой вина потолковать о важных жизненных вопросах. Священник соглашался с удивительной легкостью, которую иной чекист приписывал своему профессиональному мастерству,
«Я его, значит, спрашиваю: «Отец Анастасий, вы водку пьете?» А он отвечает: «Если без баб-с, то в неограниченном количестве», — рассказывал в кругу друзей, давясь от смеха, молодой сотрудник Пятого управления, очень точно подражая окающей поповской интонации.
В близком общении священники оказывались людьми весьма разговорчивыми и остроумными неизбежно становясь душою любой компании, в том числе и состоящей из одних чекистов. Похоже, священнослужители, как и вышеупомянутый баптист, чувствовали себя совершенно свободно в любом обществе кроме того, оказывалось, что они воспринимают мир как-то отстранено. Это обстоятельство порождало своеобразный и очень тонкий поповский юмор, так что всякое застолье, вольным или невольным главой которого становился священник, то и дело оглашалось взрывами смеха. Но как только беседа обретала совсем уж непринужденный характер, священники в доброжелательной и деликатной Форме тотчас же начинали склонять чекистов на свою сторону и врали так складно, что и впрямь выходило, будто Бог есть и в него надо верить.
«Попы очень хитрые!» — такой вывод делали потом начальники в КГБ и призывали подчиненных к идеологической бдительности. Те же, наблюдая за попами тайком, из толпы верующих, с удивлением замечали, что во время проповеди голоса их неподдельно дрожат и порой по щекам у них текут слезы. Притворяться таким образом может только опытный артист, но ради чего? Ведь зарабатывали попы не так уж много, и к тому же оказывалось, что у самой Церкви нет никаких могучих финансовых покровителей.
С горечью приходилось признать, что попы действительно верят во всю эту чушь: чудесные исцеления, загробную жизнь, мироточивые мощи святых и даже в воскресение из мертвых, что полностью противоречит науке. Получалось, что они действительно пришли служить в Церковь не ради денег, ибо, заведуя овощным ларьком и не подвергаясь к тому же гонениям за веру, они получали бы во много раз больше.
Трезвый чекистский ум отказывался это признать, а все непонятное всегда кажется нам особенно опасным и вредным. Недоумение вызывало еще одно обстоятельство, мало известное за пределами КГБ и державшееся в строжайшей тайне. Выходило так, что те немногие сотрудники КГБ, которых удавалось внедрить в Церковь, где они выдавали себя за попов, подпадали под ее влияние и действительно становились ими. Это вызывало в КГБ страшное раздражение.
Хотя само внедрение было совсем не трудным делом. Просто КГБ через Комитет по делам религий при Совете Министров СССР, в сущности являвшийся одним из его подразделений, договаривался с Патриархией о том, чтобы в иностранных представительствах Церкви да и в самой патриаршей резиденции работало несколько чекистов, закамуфлированных под церковнослужителей.
Церковь, отлично понимая, что деваться ей некуда, соглашалась, тем более что КГБ был всего лишь одним из звеньев государственной власти, враждовать с которой нельзя в соответствии с церковным уставом. Наоборот, за нее полагается возносить молитвы во время каждой церковной службы. А кроме того, разве можно было сравнить не столь уж зловредного Леонида Ильича Брежнева с кровавым Нероном, за которого, несмотря ни на что, тоже молилась Церковь на заре христианства, видя в нем некое божественное испытание?
Для работы под необычной церковной «крышей» подбирались особо надежные молодые офицеры. Предпочтение отдавалось тем, у кого вообще не могло быть никаких идеологических колебаний: войсковикам, выпускникам немногочисленных чисто военных училищ, находящихся в ведомстве КГБ: двух пограничных, общевойскового и политического, и училища связи. При виде любого идеологического противника их глаза наливались яростью, чего не происходило с сотрудниками оперативных подразделений, отличавшихся некоторой мягкостью. Иногда, впрочем, попадали под церковную «крышу» и они.
Одни начинали свою «церковную карьеру» с Духовной семинарии, другие же в возрасте лет тридцати, уже имея звание капитана. Таких было большинство. Скрежеща зубами и рыча от отвращения, они учили богословие на конспиративных квартирах. А преподавал им настоящий священник, наш агент, естественно, в партикулярном платье. На этих занятиях он тоже чувствовал себя не вполне комфортно, опасаясь случайной встречи с кем-нибудь из своей паствы.
Всякое учение, воспринимаемое с неохотой, не оставляет заметного следа в душах учащихся, и потому священнику или даже интеллигентному верующему не составляло труда понять, что его собеседник в новенькой рясе — не настоящий священнослужитель, а поддельный. Но никаких разоблачений не случалось, потому что все заранее было известно.
Ведь если человек приходит служить в Церковь не по приказу начальника Пятого управления КГБ, а по зову сердца, то путь его бывает долог и полон препятствий, особенно многочисленных именно тогда, в годы застоя, когда милиция в Загорске перехватывала молодых людей, идущих на вступительный экзамен в Духовную академию, и на время задерживала их, чтобы успеть отрапортовать начальству, будто желающих там учиться нет.
Большинство храмов бездействовало, служители Церкви были наперечет, и для них был совершенно невообразим тип коллеги-церковнослужителя, который вдруг свалился как снег на голову и которого раньше никто нигде не встречал. КГБ это знал и потому делал основную ставку не столько на зашифровку своих офицеров в рясах, сколько на то, что попы все равно будут молчать. Так они и поступали, хотя наедине порой отпускали в адрес чужаков язвительные шутки: «Ты хоть знаешь, отец, в какой руке крест держать? Смотри не осрамись, а то нам за тебя стыдно будет…»
Но высмеиваемый таким образом чекист почему-то начинал тянуться душой к своим новым товарищам, забывая о прежних. Очень скоро он полностью подпадал под их влияние.
Причины этого оставались неясными, как ни старались их понять аналитики Пятого управления КГБ. Должно быть, они заключались в том, что под расписными сводами церкви царила духовная ясность и офицерам КГБ впервые в жизни не приходилось кривить душою. А еще там ощущалось нечто неуловимое, ласково влекущее душу и постоянно крепнущее в общении с духовенством, — это было самое главное, что есть в Церкви, ее мистическая связь с Богом…
Вызываемый для отчета в КГБ священник-чекист взирал на своих начальников чистыми, как хрусталь, но совершенно чужими глазами и старался между делом внушить им христианские идеалы. Те, будучи отличными психологами, понимали это, но сделать ничего не могли, так как часто менять таких ценных сотрудников запрещалось, и потому лишь молча скрежетали зубами.
Однако, отслужив под церковной «крышей» положенный срок, офицеры-попы все-таки возвращались в центральный аппарат КГБ и вновь усаживались за стол в одном из тесных кабинетов. Товарищи награждали их презрительной кличкой Протоиерей и посмеивались над проникновенной манерой речи, начальство же использовало их в основном для переводов статей из иностранных журналов…