Кхмерский язык
Шрифт:
К клинике тем временем неспешно подъезжали странные зенитки на гусеницах — сразу пять штук. Каждая из зениток была прикрыта серой тканью, вероятно для маскировки. Стволы орудий глядели в небеса.
Понятно. А вот и ПВО подвезли.
— Дайте мне ваш люгер, — приказал я адъютанту.
Одного я отослал за семьей Гиммлера, но двое эсэсовцев все еще оставались со мной.
Адъютант отдал мне оружие без всяких вопросов, потом даже принялся снимать с себя кобуру.
— Кобуры не надо, — я просто сунул пистолет в карман, а потом на всякий случай объяснился, — Я намерен лично охранять фюрера! Это
Конечно, вряд ли меня подпустят к Гитлеру с пистолетом в кармане, но попытаться стоит. Пока вокруг царит суматоха, может и прокатить. Просто пройду в палату, где Гитлера оперируют, и застрелю его. Избавлю врачей от лишней работы и необходимости оперировать фюрера.
С другой стороны: я теперь уже сильно сомневался в том, что убить Гитлера и красиво умереть вслед за ним — хорошая идея.
Что будет после смерти Гитлера? Вероятно, Борман просто займет его место и продолжит войну. А вдруг Борман в этой войне еще и победит? Он явно умнее Гитлера. А я совсем не хочу быть попаданцем, который создал вариант реальности, где Рейх победил во Второй Мировой.
Но что-то в любом случае делать нужно, это факт. Так что я принял решение убить и Гитлера, и Бормана, и всех остальных нацистских бонз, которые скоро непременно будут здесь, чтобы поинтересоваться здоровьем фюрера.
Я еще оглядел творящиеся вокруг безобразие из окна моего мерседеса, потом поморщился:
— Мало охраны. Давай-ка сюда наши самые верные подразделения. Все. И быстрее.
Я очень надеялся, что адъютант поймет меня правильно, ибо сам я понятия не имел, какие подразделения у Гиммлера самые верные. Но на случай, если придется брать клинику штурмом, преданные вооруженные люди не помешают.
К моему сожалению, адъютант просто напросто растерялся. Видимо, Гиммлер обычно отдавал ему прямые и понятные приказы, а не позволял додумывать за шефа. Так что с инициативностью у адъютантов Гиммлера дела обстояли откровенно паршиво.
— Рейхсфюрер, мне распорядиться увеличить количество шутц-полицаев?
А почему бы и нет, в самом деле? В памяти Гиммлера что-то шевельнулось. Шутц-полицаи — это же обычные полицейские. Те самые, которые сейчас гоняют народ от больницы. Воевать они, естественно, не умеют, бронетехники у них нет, но зато на верность Гитлеру их никто не дрессировал. И многим из них наверняка ни война, ни фюрер вообще даром не сдались. И командовать ими, судя по словам адъютанта, я могу. Я, что ли, распоряжаюсь всеми полицейскими силами Рейха, а не только ???
— Давай шутц-полицаев, — приказал я, — Всех из ближайших районов, и быстрее. Через полчаса все должны быть здесь, у больницы. Фюрер в опасности! И начальника берлинской полиции — тоже сюда. Его сразу ко мне.
— Яволь, рейхсфюрер.
Телохранителей из моего второго мерседеса я на всякий случай решил оставить дежурить снаружи, а сам вошел в больницу с единственным оставшимся у меня адъютантом.
* * *
Крыло больницы, куда поместили фюрера, теперь напоминало уже не клинику, а казарму.
Коридоры внутри были заполнены эсесовцами, я теперь уже научился безошибочно узнавать личную охрану Гитлера — форма у них обычного для ?? стального цвета, но на рукавах черные нашивки с серебряной надписью — «Leibstandarte ?? Adolf Hitler», а на погонах: какой-то затейливый вензель, напоминавший татарскую тамгу. У некоторых еще в петлицах встречалось изображение ключа, но это редко — видимо, какой-то старый вариант униформы.
А еще охранников фюрера можно было опознать по длинным «арийским» рожам, квадратным подбородкам и высокому росту под два метра. Это были самые расово и физиологические чистые солдаты Рейха, отборные вояки с правильной генетикой. В здоровом, но крайне простецком теле Гиммлера я ощущал себя среди них некомфортно, любой из этих парней мог легко проломить мне башку одним ударом.
А еще некомфортнее ощущали себя местные врачи — они суетились в коридорах, не понимая, что вообще происходит, а вот пациенты не суетились, потому что всех пациентов бесцеремонно отсюда выгнали. Тех, кто не мог ходить — полицейские перетащили в другие крылья больницы прямо в койках.
И, конечно же, меня не пустили к фюреру ни с оружием, ни с адъютантом.
Пистолет в моем кармане не укрылся от взора эсесовцев, у этих псов из гитлеровской Лейб-Гвардии была выдрессированная годами чуйка на такие вещи.
Очередной эсэсовец вскинул руку в римском салюте:
— Простите, рейхсфюрер, но оружие нужно оставить. И к фюреру я могу пропустить только вас одного. Приказ рейхсляйтера Бормана.
Моя рука потянулась к карману, чтобы покорно сдать люгер, но тут же повисла в воздухе. А какого собственно хрена? Зачем я подчиняюсь приказам властей? Чтобы что? В чем смысл?
Смысла не было. Это была просто воспитанная со школы привычка слушаться, и больше ничего. Просто инстинкт. Я никак не мог привыкнуть, что я теперь Гиммлер, и что я в Третьем Рейхе. Но Гиммлер не выполняет ничьих приказов, кроме приказов фюрера, это раз. А во-вторых: если я буду тут законопослушным гражданином, то я же сам стану нацистом, соучастником преступлений этих подонков.
Ну уж нет. Пора оставить старые привычки. Умный от дурака тем и отличается, что умный — учится, меняет свое поведение в зависимости от ситуации. Я не мог себе позволить быть дураком, слишком многое стояло на кону.
— Как смеет партайгеноссе Борман приказывать мне? — процедил я, глядя эсэсовцу прямо в глаза, — Или он не знает, что фюрер назначил меня исполняющим обязанности рейхсканцлера? Не знает, что именно я отвечаю за безопасность фюрера в этот критический для Германии момент?
Эсэсовец остался непреклонен:
— Еще раз простите, рейхсфюрер. Я подчиняюсь бригадефюреру Раттенхуберу. А он мне никаких отдельных инструкций на ваш счет не давал.
— Вам известно, что фюрера отравили? — выдал я мою коронную фразу, — И мы пока что не знаем, кто за этим стоит. Возможно как раз Раттенхубер. Вместе с Борманом! Кого вы защищаете, фольксгеноссе, фюрера или Бормана?
— Фюрера, мой господин. Но наш вождь сейчас не в состоянии отдавать приказы, мое сердце обливается кровью…
— В таком случае пропустите к фюреру его самого верного бойца и стража — меня, — перебил я, — Я лично буду нести караул у постели фюрера. И все Борманы мира мне не помешают.