Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв.
Шрифт:
Прежде чем перейти к более ранним временам, когда это единство могло быть политической реальностью, сделаем еще одну попытку ретроспективного использования данных XII в. Внутри очерченной территории мы можем выделить еще более узкую область, так сказать, Русь внутри Руси.
Так, в 1146 г. Святослав Ольгович, княживший в Новгороде-Северском, Путивле и Курске, приглашает Юрия Долгорукого: «а пойди в Русскую землю Киеву, а яз ти еде (в своем Северском княжестве. — Б. Р.) буду ти помощник» [63] . В 1189 Святослав Всеволодич дает Галич своему сопернику- соправителю Рюрику Ростиславичу, а себе хочет «всей Руской земли около Кыева» [64] . Такое же ограниченное понимание Русской земли сквозит и в ряде летописных определений политического союза Киевщины с Черными клобуками. Так, в 1149 г. Ростислав Юрьевич говорит отцу: «Слышал есмь, оже хощеть тебе вся Руская земля и Черный Клобукы» [65] . В 1154 г. это сочетание Руси и Черных клобуков употребляется как застывшая формула: «…и плакася по нем (по Изяславу Мстиславичу. — Б. Р.) вся Руская земля и вси Чернии Клобуци яко по цари
63
Ипат. лет. под 1146 г. (с. 25).
64
Ипат. лет. под 1189 г. (с. 138).
65
Ипат. лет. под 1149 г. (с. 41). В 1152 г. Изяслав пошел в поход, взяв с собою «вси Чернии Клобукы, и Кияне лутшии и всю рускую дружину» (с. 66).
66
Ипат. лет. под 1154 г. (с. 74 и 75). «Торкы и Кияне» упоминаются как основное войско князя Ростислава Мстиславича в 1154 г. (с. 75). В 1174 г. Святослав Всеволодич, отправляясь в поход на Ростиславичей, «кыяны совокупивше, и Берендеиче, и Поросье, и всю Рускую землю…» (с. 109).
Главная масса Черных клобуков — берендеев — была расселена киевскими князьями в Поросье и на Правобережье Днепра. Они были размещены в качестве наемной конницы чересполосно с русскими поселениями на южной окраине Киевской земли. Формула «вся Руская земля и. вси Чернии Клобуци» предполагает еще более узкое понимание Русской земли, чем установленное выше. Там, где применяется эта формула, там под русской землей понимается сравнительно небольшой треугольник, вершиной которого был Киев, одной из сторон — Днепр от Киева до Канева, а основанием — бассейн Роси. Черниговщина не входила в понимание Русской земли и Черных клобуков, о чем можно судить по рассказу летописи 1161 г. Ростислав Мстиславич Киевский посылает к Святославу Ольговичу Черниговскому «пусти ко мне детя Олта, ать познаеть кияны лепшия и Берендиче и Торкы» [67] . Все походы Черных клобуков — берендеев — связаны как с отправной точкой только с «киевской», «русской» стороной Днепра: они всегда союзники или вассалы киевских князей, они «умирают за Русьскую землю и головы свои складывают», они постоянно служат киевским князьям как в их борьбе против половцев, так и в их борьбе с левобережными Ольговичами. Отсюда мы должны сделать вывод о существовании в XII в. наряду с другими также и крайне ограниченного понимания «Русской земли», как Киевщины и Поросья.
67
Ипат. лет. под 1161 г. (с. 89).
Детальное рассмотрение летописных определений Русской земли в XI–XII вв., противоречивых на первый взгляд и как будто бы взаимно исключающих друг друга, привело нас к выводу о существовании трех географических концентров, одинаково называемых Русью или Русской землей: 1) Киев и Поросье; 2) Киев, Поросье, Чернигов, Переяславль, Северская земля, Курск и, может быть, восточная часть Волыни, т. е. лесостепная полоса от Роси до верховьев Сейма и Донца; 3) все восточнославянские земли от Карпат до Дона и от Ладоги до степей Черного (Русского) моря. Возможно, что постепенное расширение областей отражает исторические этапы развития русской народности от племени к союзу племен и от союза племен к народности.
Русская земля IX–XIV вв. в широком смысле слова — это область древнерусской народности с единым языком, единой культурой, временной единой государственной границей. Это понятие для нас вполне ясно. Но что представляла собой приднепровская Русь от Киева до Курска, Русь в узком смысле? Это не эфемерное понятие, промелькнувшее в каком-либо одном источнике, это понятие устойчивое, прочное, хорошо известное всем без исключения русским летописцам, будь они киевлянами, владимирцами, галичанами или новгородцами. Понятием «Русь» (в смысле Приднепровской Руси) широко пользовались в качестве географического ориентира, считая, что новгородцам или суздальцам не нужно было никаких пояснений, если сказано: «идоша в Русь». Область Приднепровской Южной Руси включала в себя Киев с Поросьем на правом берегу Днепра и Десну с Посемьем на левом. Южная граница этой области для нас неуловима, так как в тех случаях, когда летописцы отмечали набеги половцев на «Русскую землю», это были набеги вообще на Русь и, в частности, на Южную Русь. Очевидно, южная граница проходила там, где фактически кончались русские поселения в степи. Южная Русь целиком была расположена в лесостепной полосе, не выходя за ее пределы. Недостаточно ясна и восточная граница. Если данниками Руси были буртасы и мордва, то восточная граница могла доходить до Дона. Но в летописи эти восточные окраины вообще не упоминаются — здесь не происходило никаких событий.
Очень важно отметить, что единство этой территории не находит себе соответствия в исторической действительности XI–XII вв. В ту пору, когда все летописцы согласно выделяли Южную Русь из других частей Руси, это обособление не было ничем обосновано. На обширной территории Южной Руси было несколько княжеств, принадлежавших постоянно враждовавшим между собой Юрьевичам, Ростиславичам, Давыдовичам и Ольговичам. Здесь выделились такие самостоятельные центры, как Киев, Чернигов, Переяславль Русский, Новгород-Северский, Путивль, Курск, со своими династиями князей, своим летописанием, своей политикой.
В XI в. данная область также не представляла политического единства; достаточно вспомнить события 1026 г., когда Ярослав и Мстислав «разделиста по Днепре Руськую землю». Даже в летописных припоминаниях о племенах лесостепная полоса оказывается поделенной между племенами полян, северян и уличей.
В археологическом материале X–XII вв. мы также не найдем единства лесостепной полосы; здесь будут и погребения на горизонте, и одновременные им захоронения в глубоких ямах, и трупосожжения, и срубные гробницы. Инвентарь курганов также очень разнообразен.
Очевидно, для XI–XII вв. единство
Область Приднепровской Руси полностью вписывается в более широкую область культуры Черняховского типа, составляя ее юго-восточную часть. Выразительная и определенная Черняховская культура II–V вв. по своему протяжению значительно шире, чем область Приднепровской Руси. Область, очерченная нашими летописями XII в., как собственно Русь, не выделяется явно из общей области Черняховской культуры. Следовательно, устойчивое обособление земли Приднепровской Руси, сохранившееся вплоть до XII в., не может восходить к эпохе полей погребений и должно было возникнуть позднее. Действительно, если мы обратимся к последующей эпохе, ко времени V–VII вв., то здесь мы найдем в археологическом материале ярко выраженное единство именно этой интересующей нас области Приднепровской Руси. Это единство впервые было подмечено известным археологом-систематизатором А. А. Спицыным [68] и исторически истолковано им как «древности антов». При определении антской культуры Спицын исходил из того, что «раз анты были оседлым племенем, район их в этой местности (где-то за Азовским морем) определяется более или менее точно — в полосе лесостепи, на черноземе». «Антскими будут те памятники древности VI–VII вв., которые встречены в их районе и имеют одинаковый характер» [69] . Спицыным очень убедительно доказано единство области пальчатых фибул и верно установлена их дата. В состав «антских» комплексов (встречаемых почти всегда в виде случайных находок) входят: пальчатые и зооморфные фибулы, поясные наборы из прорезных бляшек, височные кольца нескольких типов, разные другие украшения и оружие; в кладах много серебряных вещей. Составленные карты этих древностей [70] на первый взгляд как будто бы убеждают в антской принадлежности этой культуры, так как область ее распространения соответствует формуле Прокопия Кесарийского, помещавшего «бесчисленные племена антов» на север от Меотиды. Совпадает и хронология — «антские» комплексы VI в. одновременны походам антов на Византию, описанным Прокопием.
68
Спицын А. А. Древности антов. Сборник в честь А. И. Соболевского. Л., 1928.
69
Спицын А. А. Древности антов.
70
Рыбаков В. А. Анты и Киевская Русь. — ВДИ, 1939, № 1, карта на с. 320; Он же. Поляне и северяне. — Советская этнография, 1947, VI–VII, карта на с. 100, рис. 8; Он же. Ремесло древней Руси. М., 1948, карта на с. 51, рис. 4.
Однако в такой постановке вопроса таятся некоторые противоречия. Первое противоречие — хронологическое. «Древности антов» VI–VII вв. относятся к тому периоду их жизни, когда имя антов уже сходило со сцены (последнее упоминание о них относится к 602 г.). Рассказ Иордана об антах IV в. не может быть сопоставлен с этими древностями. Второе противоречие — географическое. Область спицынских «древностей антов» занимает юго-восточный угол славянских земель и может соответствовать только определению антской территории у Прокопия Кесарийского — на север от Меотиды. Но, кроме указаний Прокопия, есть данные Иордана о земле антов между Днестром и Днепром, а также данные лангобардской легенды, свидетельствующие о том, что лангобарды до 490 г. на своем пути от Эльбы в Моравию прошли край «Anthaib» («землю антов»). Искать его нужно где-то в северной части Карпат, в земле восточнославянских племен белых хорватов и волынян. Ни на Днестре, ни тем более в Прикарпатье «древностей антов» нет, и это ставит под сомнение спицынское отождествление культуры пальчатых фибул с антами. Понятие анты — более широкое, чем область пальчатых фибул. Ареал пальчатых фибул VI в., как и область Приднепровской Руси, полностью вписывается в область антов, но он меньше этой области, покрывает лишь юго-восточную часть антской земли, и только в таком суженном смысле комплексы с пальчатыми фибулами могут быть названы антскими. В настоящее время с «бесчисленными антскими племенами» сопоставляют так называемую Пеньковскую культуру VI–VII вв. [71] . Славянских пальчатых фибул VI–VII вв. очень много в зоне славянской колонизации на Дунае. Быть может, культуру пальчатых фибул следует называть «древностями русов», расценивая ее как часть более обширной и расплывчатой антской культуры. Находки пальчатых фибул на Дунае могут свидетельствовать лишь об участии русов в походах на Дунай. «Список городов русских» называет на Дунае (преимущественно в низовьях) ряд русских городов.
71
Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979, с. 119–128, карта на с. 130.
Фибулы (застежки плаща) VI в. н. э. Среднее Поднепровье
Археологические памятники VI–VIII вв. очень отрывочны, несистематичны и случайны. Обряд трупосожжения при отсутствии в большинстве областей курганных насыпей очень мало оставляет на долю археологов. Лишь в IX–X вв., когда обычай насыпать курганы становится повсеместным, наука вновь получает обильный массовый материал, являющийся своего рода «писцовыми книгами» Русской земли.
Древности VI–VIII вв. представлены преимущественно случайными находками, кладами, разрозненными одиночными погребениями. Но тем не менее они могут и должны быть использованы как исторический источник.
Известные нам комплексы VI–VII вв. подразделяются на вещи при погребениях и на клады. В последнем случае мужские и женские вещи часто сочетаются в одном кладе.
Захоронения подразделяются, как и в эпоху полей погребений, на сожжения и трупоположения, свидетельствуя об известной преемственности обряда.