Кики ван Бетховен
Шрифт:
Послания, отправленные Бетховеном
1. Увертюра «Кориолан». До минор, ор. 62
Колумбийский симфонический оркестр под управлением Бруно Вальтера — 7’57
2. Пятая симфония до минор, ор. 67,
I часть. Allegro con brio
Нью-Йоркский симфонический оркестр под управлением Бруно Вальтера — 6’11
3. Девятая симфония ре минор, ор. 125 (с хором), IV часть.
Presto — Allegro та non troppo — Vivace — Adagio cantabile — Allegro — Allegro mod era to — Allegro
Элизабет Шварцкопф, Эльза Кавельти,
Эрнст Хефлигер, Отто Эдельман.
Хор фестиваля в Люцерне,
Филармонический оркестр под управлением Вильгельма Фуртвенглера — 25’30
4. «Фиделио», op. 72. II акт: фрагмент финала «О Gott! О Welch ein Augenblick»
Леонора — Биргит Нильссон Флорестан — Ханс Хопф Дон Писарро — Пауль Шофлер Рокко — Готлиб Фрик Марцелина — Ингеборг Венглор
Хор и оркестр Кельнского радио под управлением Эриха Клайбера — 7’28
5. Четвертый концерт для фортепиано с оркестром соль мажор, ор. 58, II часть.
Andante con moto
Солист Эмиль Гилельс
Оркестр Ленинградской филармонии под управлением Курта Зандерлинга — 5’05
6. Пятнадцатый квартет ля минор, ор. 132,
III часть: Canzone di ringraziamento,
Molto adagio:«Heiliger Dankgesang eines Genesenen an die Gottheit, in der lydischen
Tonart» [4]
Голливудский струнный квартет — 15’50
Кики ван Бетховен
Эта повесть была написана за несколько месяцев до эссе «Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы…» Она в художественной форме повествует о том, что рассматривается в эссе в концептуальном виде. Премьера этой комедии-монолога состоялась 21 сентября 2010 года в театре «Лабрюйер» (режиссер Кристоф Линдон, в главной роли Даниэль Лебрен).
Несмотря на различие жанров, я предпочел соединить в одном издании пьесу и размышление — как дань уважения к первоисточнику: взыскательному, пламенному гуманисту Людвигу ван Бетховену.
4
Благодарственная песнь исцеленного божеству, в лидийском ладу (нем.).
Все началось, когда на блошином рынке я очутилась перед маской Бетховена. Зеваки сновали вокруг, не замечая ее, скользя по ней взглядом, я сама едва ее не пропустила.
Я подошла ближе, и тут, пока я ее рассматривала, случилось нечто невообразимое, неправдоподобное, просто скандал. Как такое стало возможным? Что же произошло?
Чтобы проверить, я купила эту маску. Еще одна неприятная неожиданность: маска стоила сущие гроши.
— И давно она у вас продается? — спросила я у продавца.
Он понятия не имел. Третье потрясение.
Без промедления я вернулась к себе и позвала приятельниц на чашку чая.
— Смотрите.
В центре круглого стола возвышалась маска Бетховена.
Кэнди (ее трудно с кем-то спутать — круглый год с нее не сходил загар: зимой — оранжево-красный, весной цвета карамели, а летом начиная с июля — цвета копченой скумбрии) удивилась:
— Какой бледный…
Зоэ провела по маске пухлыми пальцами, не осмеливаясь ощупать ее как следует. Я подбодрила ее:
— Знаешь, это только маска, она не догадается, что ты ее ласкаешь…
— Жаль, — прошептала вечно жаждавшая любви Зоэ и резко отдернула руку.
Рашель, вздернув подбородок, сухо спросила:
— И к чему ты приволокла нам это?
— «Это»?! Прошу проявить немного уважения. «Это», как ты выразилась, маска Бетховена.
— Я прекрасно знаю, что это маска Бетховена: у моей бабушки была точно такая! К чему ты выставила ее перед нами на чайный стол с таким видом, будто это нечто исключительное? Ты что, решила, будто лично выдумала эти маски? Надеюсь, нет. Помню, в детстве они были повсюду; бедняки, за неимением фортепиано, довольствовались маской Бетховена.
— Будьте повнимательнее, — сказала я, — наклонитесь и приглядитесь.
Они покорно склонились над маской.
— Ну, слышите что-нибудь?
У Кэнди сделалось недовольное лицо, Зоэ теребила слуховой аппарат, Рашель нахмурила брови и откашлялась.
— Девочки, сосредоточьтесь! Слышите что-нибудь? Да или нет?
Застыв, с поджатыми губами, они настороженно затихли над объектом. Зоэ поправила в ухе свой аппарат и горько вздохнула. Рашель покосилась влево, будто следя за жужжащим комаром, и вновь обратила взгляд к маске. Кэнди призналась:
— Ничего не слышу.
— Я тоже, — поддержала Рашель.
— Ох, вы меня успокоили! — выкрикнула Зоэ. — Я уж думала, что только мне ничего не слышно.
Рашель взглянула на меня подозрительно:
— А ты, дорогая, ты что-то слышишь?
— Ни звука.
Все стало понятно. Произошло грандиозное, волнующее событие, и мы оказались настолько старыми и проницательными, что осознали это.
В моем детстве из бетховенских масок звучала музыка. Достаточно было взглянуть на них, чтобы услышать возвышенные, потрясающие мелодии; возле них всегда звучал симфонический оркестр, который исполнял гимн, пламенные взлеты струнных, страстные звуки фортепиано… Если у вас была маска Бетховена, комната наполнялась музыкой.
— Прежде, в родительском доме, — сказала Кэнди, — на мраморной консоли у камина стоял бюст Бетховена. И я его слышала, слышала лучше, чем радио.
— Мой учитель музыки поставил такой бюст на рояле, — подхватила я. — Великолепный бюст, воодушевлявший меня. Когда пальцы путались в клавишах, его взгляд побуждал меня выразить свои чувства. Зато от другого бюста не было никакой помощи. Это был бюст Баха.
— Ах, эти ужасные, терроризировавшие нас бюсты! — подтвердила Рашель. — Мой отец водрузил Баха возле метронома: тот взирал на меня с суровым видом — Бах в прокурорском парике судил и выносил мне приговор, он ставил мне в вину фальшивые ноты. А вот Бетховен, напротив…