Килроун
Шрифт:
— Сколько их там осталось, как ты думаешь? — спросил Килроун.
— Человек тридцать… не больше, — ответил Риболт и огляделся. — Твой выстрел спас нам жизни. Кто-то заметил вдалеке пыль, а затем показался тот всадник. Я забеспокоился, потому что пыль, поднятая тобой, была немного сзади, и я никак не мог взять в толк, откуда появился этот всадник. Потом раздался твой выстрел, и началась заваруха, когда индейцы напали на нас.
Через минуту он спросил:
— А ты видел миссис Риболт?
— Да, лейтенант. Когда я уезжал из форта,
— Это прочное здание, — заметил Риболт, — и я думаю, оно выдержит.
На холме, где они окопались, стоял нестерпимый зной. До них доносилось журчание Поркупин-Крик, ручья, который протекал прямо перед ними. Никто не целился в лошадей, а ту, что лежала, наверно, задело случайно.
Но где же Спроул? Он, наверно, все еще крутится поблизости. Может, сейчас ждет на дилижансовой станции?
Глава 15
Между холмами Блади-Ран начали собираться тени. Все лошади сгрудились в небольшом овраге, скорее даже лощине, спускавшейся к ручью. Штыками и ножами солдаты прорыли проход к овражку. Им удалось собрать немного валежника, и они разложили его по брустверу.
Гус Риболт, опытный военный и очень осторожный человек, не давал никому отдыха, пока вокруг лагеря не выстроилась надежная оборонительная линия. За ней укрылись и люди и повозка с золотом.
Риболт держался хладнокровно, оборону вел по всем правилам военного искусства. Килроун нашел в овраге тенистый уголок, защищенный от рикошетом летящих пуль, и растянулся там.
Удивительно, но он заснул. Проснувшись, какое-то время прислушивался к тишине, затем переполз туда, где сидел Риболт и под свист шальных пуль потягивал кофе.
— Кофе будешь? — спросил он. — Там есть кружка. — Когда Килроун уселся рядом с ним, Риболт заметил: — По-видимому, никто больше не собирается атаковать нас из-за денег. Мне кажется, они ушли.
Килроун с ним согласился. Спроул рассчитывал на молниеносную, неожиданную атаку и быструю победу, после чего индейцы присоединились бы к тем, что бесчинствовали в форте, а он пересел бы на повозку с золотом и поехал своей дорогой.
Но предупредительный выстрел Килроуна и мгновенная реакция Риболта сорвали его планы. Риболт потерял одного человека, но он основательно окопался, приготовился держать оборону и явно не собирался предпринимать никаких необдуманных действий.
— Когда стемнеет, — сообщил Килроун, — я попытаюсь выбраться отсюда и наведаться на заброшенную станцию у Кейн-Спрингс.
— Подожди… не рискуй. К завтрашнему дню все прояснится и они уберутся.
— Нет, это необходимо сделать сегодня, — настаивал Барни. — Слишком многое поставлено на карту.
Тишина и ожидание настраивают на размышления. Внезапно на Барни нахлынуло нестерпимое желание сейчас, немедленно оказаться как можно дальше от всего этого. Он хотел уйти от этих сражений, убраться из северной Невады, от Дениз и Фрэнка Пэддоков и от того, что связано с ними. Да, Фрэнку посчастливилось с женой — ну и прекрасно. Совет им да любовь! А он — бродяга, привык скитаться, его судьба — дороги, его дом — прекрасная девственная земля… Но все-таки грустно: все переезжает с места на место, не имея нигде пристанища. Рядом с Дениз и Фрэнком это чувство усиливалось.
Конечно, он не уедет прямо сейчас. На нем лежат обязательства перед многими солдатами, которых он знал, да и перед индейцами. К тому же его долг — добраться до Дейва Спроула, разоблачить его, победить и выставить с западной границы. Из-за него погибло слишком много народу, как индейцев, так и белых.
И только тогда ему можно будет уехать, хотя он вполне отдавал себе отчет в том, что это означает только одно — опять бродяжничать. Где-то, как-то он упустил свою лодку. Килроун очень много путешествовал, повидал Европу и Америку, но душой тянулся только сюда, в далекие западные земли. Здесь мечтал создать свой дом.
Он любил рассуждать о том, как хорошо быть свободным, и ехать куда хочешь, и считать домом любое место, где можешь повесить шляпу, но какое-то время назад неожиданно для себя вдруг ощутил, что все это не совсем так. Чего-чего, а свободы он имел под завязочку, и все-таки чего-то ему не хватало. Мужчине была нужна женщина… та, с которой можно было бы поговорить, когда на дворе ночь, и поделиться всеми своими мыслями, кому хочется сказать: «Ты только посмотри!» Столько раз он любовался прекрасными видами, но рядом не было глаз, которые разделили бы его восторг. Сколько раз его душа жаждала общения, но рядом оказывалась только лошадь да одинокий костер.
Он больше не беспокоился за Риболта. Суровый и требовательный командир любил своих солдат и заботился о них, умел встречать трудности и спокойно, без показухи разрешать возникающие проблемы. Храбрый в бою, рассудительный и осторожный, когда этого требовала обстановка, Риболт был абсолютно надежным человеком. И теперь, организовав оборону, он уверенно перемалывал отряды атакующих, оставаясь сам для них недосягаемым. Индейцы явно потерпели поражение. Возможно, это охладит их пыл, и они поедут на восток и на север в сторону гор Биттерруте или Биверхед и будут скрываться там. Некоторые постараются затеряться в горах Стин.
Килроун подошел к Серому, дал ему возможность покататься по земле, затем почистил его пучком жесткой травы, напоил из ручья, журчавшего на дне оврага, и приготовился в путь.
Костер уже почти погас, но индейцы явно не обращали на него внимания. Возможно, они атакуют еще раз ночью, ближе к рассвету… Если они все еще здесь. Нападать им будет довольно трудно: со стороны оврага это просто невозможно, а чтобы ударить в лоб, им придется карабкаться вверх, да еще по открытой местности.
Килроун потягивал кофе и жевал вяленое мясо. Он ждал наступления темноты.