Кингс Хайвей
Шрифт:
После кафе мне надо в банк. Хождение в банк, даже не в сам банк, а к банкомату вызывает у меня удовольствие, сравнимое, наверное, разве что с эротическим. Процедура засовывания в чрево машины своих чаевых и проверка медленно растущего счета наполняют меня радостью, мало чем объяснимой: от прироста этих копеек в моем бытии ничего не изменится. Как были луковица, арахисовое масло и два спертых сэндвича из ресторана в моей части холодильника, так и будут. Но я все равно каждый день наведываюсь к аппарату и избавляюсь от кэша.
Мой руммейт Юра, с которым мы комнату снимаем, напротив, все свои круглые суммы рассовывает по углам нашей квартиры
Вообще, в выходные часто бывает нечего делать. Я не знаю, чем их занимают другие: спят до полуночи, решают бытовые проблемы, смотрят ящик? Немногие, наверно, идут с друзьями куда-то поесть или в кино, хотя чаще всего это все те же друзья по работе. У меня друзей нет, и я просто хожу вдоль Бродвея и фотографирую здания. Но это в хорошую погоду. В плохую – раньше ходил по музеям, сейчас уже мутит от той кучи гениальных работ, в них собранных. Слишком много их под одной крышей. Как опять же кто-то сказал, одной картины Рембрандта достаточно для целого города. «Одной хорошей идеи хватит человеку на всю его жизнь», – это уже говорю я, мечтательно задрав голову к потолку супермаркета. Хорошей идеи у меня пока нет, поэтому завтра надо работать. Выходной у меня только один, и надо еще купить что-то поесть на сегодня.
Кстати, о поесть. Знаете, что я обычно покупаю в магазе? В «Ки-Марте», который на углу Кингс-Хайвея и еще какой-то улицы, не помню ее названия? Пачку мороженой тилапии – 3 доллара, банку бобов – 1 доллар, «Сникерс» – 1 доллар, арахисовое масло или ягодное желе – доллара за три и пачку брауни – сладкого мягкого шоколадного печенья типа нашей «картошки». Все. Как видите, сладкого больше: просто его на работе не дают, а хочется.
– Марк, мне нужна вода на все мои столы.
– Конечно.
Нашим официантам я всегда отвечаю: «Конечно», хотя это не означает, что я отправлюсь делать то, о чем меня попросили. Дело в том, что я не очень себя уверенно чувствую в диалоге с англоговорящими от рождения людьми, но не хочу этого показывать. Правда, принести воды для меня - лишний повод покрасоваться умением, не морщась, за раз проносить три полных кувшина в одной руке. А красоваться есть перед кем.
Сегодня утренняя смена. Завтра – вечерняя. Это мой график. Народу нет: говорят, наверху погода плохая. Когда погода плохая, дождь или снег, окрестные бизнесмены по ресторанам на ланчи не ходят, сидят, видимо, в своих прозрачных небоскребах и жуют бутерброды из дома. Редко могут появиться влюбленные пары: парень и девушка, пожилая чета, парень и парень, других вариантов не видел.
Утром время очень быстро летит. Пока оботрешь спиной все пустые углы от безделья, скрутишь в наборы все серебро, поешь чего-нибудь несколько раз, если удастся, проходит полсмены.
Закручивать серебро в салфетки – самый приятный отрезок работы: не надо ходить, и с дальней позиции можно созерцать весь ресторан со всеми его муравьями. Много думать, всегда начиная с: «Что я, вообще, здесь делаю?»; потом: «Мария, какие у тебя красивые ноги!»; дальше: «А ведь эти двое за дальним столом – педерасты!» – и опять возвращаясь к: «Что я здесь делаю?».
Ленивые басбои соревнуются за право возиться в тишине с серебром. Те, кому охота работать или быть на хорошем счету у шифт-менеджера, это занятие не любят. За столовые приборы официантами не становятся. Здесь нужны пена у рта и прищуренный взгляд.
Да, да, быть официантом – это честь и повышение, если раньше ты бегал в басбоях. Знаете, как стать официантом и получать сотни три за смену? Делайте всегда неуспевающий, озабоченный вид и приставайте к начальству с любым дурацким вопросом. Ему это нравится. А я все всегда успеваю, и для милой беседы у меня слишком плохо подвешен язык.
Сегодня Рождество, кстати. У нас праздничное меню, из которого я опять ничего не успел попробовать. Зато была дегустация вин, всем досталась порция какой-то отличной французской настойки. Очень приятно работать, когда с утра тепло в животе. Не так хочется есть, и лица у всех чуток веселее. Каждый день бы еще наливали.
От вина осталась треть бутылки, Баха под шумок унес ее к себе в раздевалку.
– Баха, тебе же нельзя пить.
– Это я тебе. А то фейс что-то унылый.
– Пью много.
– Спишь много. Пойдем в покер после смены играть.
– Не умею, ты знаешь.
Баха сегодня опять опоздал. Говорит, что по пути задержала полиция «в честь Рождества», лицо им его не понравилось. Наши ему все поверили: с его лицом «сегодня я забыл бомбу дома» в его слова нельзя не поверить, иначе силуэт культурных стереотипов очень сильно пошатнется. Арабы – товарищи под подозрением. И палестинцы. Всем так привычнее.
На Рождество к нам никто не идет. Уже двенадцать, а всего трое жрунов: прямо передо мной сидит одинокий замерзший мужик и пьет свою чашку какао, чуть дальше два гея, о которых я уже говорил.
– Эван, это к тебе.
– Пошел в жопу, Марк.
– Ни за что.
Эван, бывший басбой, теперь официант, тоже гей. Он был моим типа коучем в первые дни работы здесь и до сих пор продолжает «лечить» меня. О его нетрадиционности мне кто-то сказал, сам бы я ни за что не допетрил: ничего в нем особенного нет, не гундосит, без телевизионных ужимок.
Много у меня в последнее время контактов с такими людьми. До сих пор не привыкну, когда два лысых верзилы, как сегодня, держатся за руки и говорят о погоде. Хотя я совершенно не против. Больше женщин достанется мне. Теоретически, конечно. Я говорил уже, что не очень преуспел в этом деле, и вечерами часто бывает немного грустно. И чем больше народу вокруг, тем даже хуже. Правда, есть Интернет и порнуха.
Я удивляюсь, как этот Эван так быстро насобачился вертеться в новой среде. Эван – мекс. Чистый, породистый мекс. Короткий, квадратный, с широченными скулами и глазами как два быстрых мазка женской тушью. Из Мексики он свалил три года назад, сейчас то ли учится где, то ли только работает – непонятно, он ничего не рассказывает о себе. Но другие сливают. Говорят, на юге Штатов с такими «цветными» построже, и поэтому он навострил лыжи на север. Сначала жил в Калифорнии, работал продавцом в «Кентаки Факин Чикен» [6] , потом перебрался в Нью-Йорк.
6
Сеть быстрого питания KFC