Кингсблад, потомок королей

Льюис Синклер

Оливер Бихаус взял слово, даже не потрудившись встать:

— Итак, молодой человек, вы решили, что исправите это зло тем, что смертельно оскорбите всех нас, ваших родных и друзей, от которых всегда видели только любовь и готовность помочь вам, — погубите даже свою жену — мою племянницу! Немедленно прекратите эту комедию, перестаньте изображать из себя героя. Довольно с нас вашего бесстыдства!

Нийл сказал негромко:

— Подите вы к черту!

— Что?

— Вы меня слышали. Нечего разыгрывать верховный суд. Может, я ничего бы и не сказал, если бы папа не созвал этот синклит, а вы не назначили бы себя судьей, но раз уж так, остается решить

вопрос: надо мне поступить честно и сказать всему свету правду о том, что мы такое? Ох, мамочка, прости, что я впутал тебя в это!

Мнения растревоженного племени были высказаны не так отчетливо и гладко, как они изложены здесь, — все перемешалось: стоны, божба, протесты, грозные возгласы Оливера, кажется, смех Пат Саксинар. Доктор Кеннет произнес:

— Нийл, мы все, по-видимому, согласны в том, что, если ты обещаешь ничего не говорить посторонним, мы постараемся предать это забвению.

Поскольку Нийл уже сказал Вулкейпам, Ашу, Софи, Ивену, он не сразу нашелся, что ответить, и отец воспарил:

— Вот ты утверждаешь, что правда тебе дороже всего, а где же тут правда, если ты свою родную мать, которая дала тебе жизнь, произвел в ниггеры, когда ничего подобного нет?

— Я не…

— Да какому же разумному человеку придет в голову назвать ниггерами твою дочь, бабку и братьев с сестрами? — упорствовал доктор Кеннет. — Тебе что, будет очень приятно, если твоя Бидди станет грязной бродяжкой, как все ниггеры?

— Негры! И бродяжкой она не станет; будет такая же, какая есть. Она не изменится, это ваши взгляды должны измениться. И, пожалуйста, перестаньте говорить «ниггер». Это-то, кажется, нетрудно!

— А вы, если уж вам обязательно нужно терзать своих родных, перестаньте придираться к словам! — рявкнул Оливер Бихаус.

Доктор Кеннет тянул свое:

— Слушай, мальчик, не всегда нужно говорить все, что знаешь. Ну, представь себе, что я был бы наркоманом. Ведь ты не стал бы болтать направо и налево, что я…

— Но ведь ты не наркоман, дядя Кеннет? — перебил его голосок Пат Саксинар. — Или, может быть, ты скрывал это?

— Молчать! — прогремел ее отец, дядя Эмери, сын бабушки Жюли, отнюдь не обрадованный тем, что его причислили к неграм.

Его супруга (урожденная Педик, из Уиноны) добавила:

— Сейчас не время дерзить. Патриция. Я очень жалею, что разрешила тебе вступить в женский отряд.

Братец Роберт попросту отрицал все, от начала до конца.

По его словам, Нийл рехнулся, ранение сказалось, но даже если эта мерзкая история — правда, — хотя где там, просто бабушка Жюли от старости все перепутала, — как это доказать? Доказательств нет. Письмо Ксавье Пика? Подумаешь! Подделка.

Чарльз Сэйворд предложил:

— Забудем об этом. Не унывайте. Ни по каким законам мы не обязаны сами себя обвинять.

Это послужило предисловием к обстоятельной речи Оливера Бихауса:

— Нийл, я поразмыслил и признаю, что был не прав, а вы, мой мальчик, совершенно правы, когда утверждаете, что мы как воспитанные люди должны называть темнокожее население нашей страны не ниггерами, а неграми. Мы ценим достойные качества лучших представителей негритянской расы, ценили их еще тогда, когда вас на свете не было! Разве Т.Р. в бытность свою президентом не пригласил на завтрак Букера Т.Вашингтона? (Поверьте мне, этого и Ф.Д.Р. не сделал бы!) Но такие сорвиголовы, как вы, которые требуют для этих несчастных больше того, что они способны воспринять, того,

чего наиболее порядочные из них и не вздумали бы требовать, — такие люди попросту вмешиваются в размеренный ход эволюции, и… и хватит говорить об этом, Нийл, постарайтесь проявить хоть каплю здравого смысла! А что касается документов о Ксавье Пике, то, хотя никто из нас лично и не станет совершать противозаконных поступков, все же я думаю, что в один прекрасный день этих бумаг может не оказаться в архивах исторического общества, и тогда все мы вздохнем свободно!

Бодрая улыбка Оливера говорила: «Мужайся, мой юный друг», — и Нийл уже приготовился услышать архангельский глас: «Ходатайство удовлетворить», — но молчание в зале суда нарушил пронзительный крик. Шурин Роберта Харолд Уиттик вопил:

— К черту Нийла с его «правдой»! Безобразие в том, что в это впутали мою сестру, что она оказалась замужем за ниггером Бобом. А как это отразится на моем рекламном предприятии, об этом я и думать боюсь!

Элис взвизгнула:

— Да, да, безобразие! — Она устремила на Роберта взгляд, полный отвращения, и прошипела: — Теперь я понимаю, почему ты так возмутительно ведешь себя в ванной!

Роберт, человек глупый, привязанный к дому и ночным туфлям, запричитал:

— Господи, да разве я виноват, если во мне есть подпорченная кровь? Но ты же слышала, что я сказал, — я отрицаю эту выдумку с первого до последнего слова, Нийл попросту помешанный!

— Хуже, чем помешанный, — сказал Мортон Бихаус.

Тетя Лора Саксинар, чувствуя себя выше всех этих вульгарных пререканий, снисходительно заявила:

— Это скандальная история, к которой я не желаю иметь никакого касательства. Мой муж сам скажет вам, считает он себя чернокожим или нет. Но что до моей дочери Патриции, так я не только чувствую сердцем матери, но и вижу глазами матери, что она безусловно не… не негритянка, если уж вам угодно так называть этих уродов, — и к тому же я слышала, что они абсолютно не способны к иностранным языкам, а Патриция у меня говорит по-французски, как француженка!

Ее муж, дядя Эмери, поглядел на нее не слишком нежно и прорычал:

— Очень благодарен тебе за разрешение самому определить мою расовую принадлежность! Так вот, Нийл говорит, что его мать, его родная мать — негритоска, но, между прочим, она приходится мне сестрой, и позвольте заявить вам раз и навсегда, что ни она, ни я не ниггеры, а если я произошел от какого-то Ксавье Пика, о котором я и слыхом не слыхал, могу сказать вам с полной достоверностью, что ниггером он, черт возьми, не был, и это, к сожалению, относится также и к Нийлу, хотя сейчас ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем разоблачить тебя как последнюю черную гадину, понял, мерзавец? — вот только что это и нас бы всех замарало. А что касается моей семьи…

Ему не дала договорить младшая сестра Нийла — Джоан:

— Ради бога, дядя Эмери, замолчи ты про свою семью. У вас жизнь прошла, ты женат, и тетя Лора не может тебя оставить, а я? Мне-то как быть? Джонни теперь на мне не женится, скажет, что я обманула его, скрыла, какой я расы, а я и не знала, я ничего не знала! Ах, Нийл, что ты со мной сделал! Я никогда, никогда тебя не обижала! А теперь я всю жизнь буду как зачумленная из-за какой-то твоей дурацкой идеи о справедливости. За что? Как ты мог нарочно меня так унизить, ведь теперь мне всю жизнь надо прятаться от людей, никто не захочет со мной дружить, никто меня не полюбит, а я была так счастлива с Джонни! Ох, зачем, зачем ты это сделал?