Кино, Театр, Бессознательное
Шрифт:
Д.Д.: Вопрос довольно сложный. Может быть, речь идет о проверке себя, то есть о внутренней борьбе, в которой нас штурмуют странные вопросы, вроде: "Что я делаю?", "В каком измерении я это совершаю?", "Я притворяюсь или же действительно проживаю свою собственную жизнь?".
На съемочной площадке, когда все готово для того, чтобы закрутилось действие, я не могу понять (по крайней мере, так происходит со мной), выражаю ли в этот момент свою собственную жизнь, или же только участвую во внешних по отношению ко мне киносъемках. Лично я считаю, что главный фокус состоит именно в этом ощущении со всеми вытекающими отсюда последствиями, к коим относится рассмотрение как незначительного и несовершенного того, что я делаю. Самый интересный момент в течение целого дня работы над фильмом наступает, когда звучат слова: "Дубль. Мотор. Начали!" Без этого мига я не смог бы заниматься своим ремеслом и, возможно, именно
A.M.: Вы сказали намного больше, чем я ожидал. Но я все-таки заострю вопрос: какой конкретный предмет привлекает наибольшее внимание, вызывает интерес во время киносъемок? Вы уже ответили на этот вопрос, даже если и не отдаете себе в этом отчет. Я только хочу уточнить, осознаете ли Вы то, что уже сказали.
Д.Д.: Ясно, что таким предметом является кинокамера. Я бы сказал, что за киносъемочным аппаратом, с его колесиками и перематывающейся внутри пленкой, скрывается нечто большее. Если подумать о том, что образ, снимаемый на кинопленку, будет слишком темным при недостаточном освещении и сольется с фоном при излишнем, то можно сказать, что движения актера, передаваемые фотонами, меняют его выразительность, его жизнь. Вот что является фундаментальным, а не расположение кинокамеры или режиссера. Речь идет о чем-то более сложном, чем простое соотнесение себя с киносъемочным аппаратом, но это предмет более трудного и в большей степени абстрактного разговора.
A.M.: Мы раскрыли суть вопроса. Попробуйте вспомнить, отдаете ли Вы себе отчет во время съемок в том, что десятки, даже сотни людей приходят в движение, ориентируясь на объектив кинокамеры? Киноаппарат — это только устройство, созданное человеческим разумом и служащее для запечатления событий. Однако тратится уйма денег для того, чтобы кинообъектив снял сцену определенным образом. Потом, уже во время просмотра, мы видим все именно таким, каким это снято магическим "оком". Вы сами оцениваете свою актерскую работу исключительно "глазами" объектива. Если мы займем позицию сторонних наблюдателей данного явления и начнем затем анализировать социальную жизнь, вовлекающую нас в качестве индивидов, семьи, то не сможем себя не спросить: "Живу ли я для себя, следую ли своим инстинктам или же совершаю поступки, ориентируясь на то, что реально ничего в моей жизни не стоит, но наблюдает за мной, подобно объективу киноаппарата, то есть, не руководствуюсь ли я чем-то чуждым, инородным?".
Исследование в этом направлении открыло бы нам, что в жизни имеет место нечто подобное происходящему на съемочной площадке. Предположим, что я попал на эту планету, не зная ее порядков. Понаблюдав за киносъемками, я приду к выводу, что центром, точкой отсчета деятельности массы людей, единственным их посредником в динамическом смысле является съемочный аппарат, хотя на рациональном уровне можно было бы указать на деньги, продюсера, на потребности зрителей и т.п.
Д.Д.: Да, это киносъемочный аппарат, но он играет ту же роль, что и ручка для писателя, взявшегося за изложение своих идей на бумаге для того, чтобы представить их себе и другим. Ремеслом актера можно заниматься по-разному, в том числе и в театре, где нет киносъемочного аппарата. Каждый вечер играется спектакль, полностью отличающийся от предыдущего, даже если он и может показаться таким же, поскольку в нем воспроизводятся одни и те же слова и жесты.
Кинокамера открывает новые возможности: она способна навсегда зафиксировать жест, звук, реплику. Запечатленное на пленке может со временем исказиться и даже исчезнуть, но, тем не менее, время его существования продлевается, и в этом заключается власть кино. Какова цель съемки? Продемонстрировать отснятый материал как можно большему числу людей.
A.M.: Когда Вы говорите: "Кинокамера может зафиксировать", то бессознательно указываете на то, что происходит в человеческой жизни, на тот механизм, который обкрадывает свои колонии, заставляя их существовать с оглядкой на него. Например, когда мы анализируем шизофрению, то обращаем внимание абсолютно на все и вдруг замечаем деталь, которая всегда присутствовала, хотя никто ее прежде не видел и не брал в расчет. Ученого могут скептически спросить: "И что это, по-твоему, может быть?", но, проводя объективное исследование, он обязан объяснить, что это за деталь, потому что ее присутствие неизменно. С рациональной точки зрения, она может выполнять определенную функцию, приносить пользу, как и ручка писателя, но это не оправдывает неизменного наличия данной детали. Почему перед объективом такие люди, как Вы, "электризуются", входят в раж? Перед кинокамерой Вы способны сыграть те сцены, которые
Д.Д.: Лично я чувствую присутствие кинокамеры на съемочной площадке и нередко задумываюсь не столько над значением самого киноаппарата, сколько над тем, что совершаю перед ним. То есть киносъемочный аппарат сам по себе довольно далек от актерской работы. Например, я много играю в театре, где не используется киноаппарат. Но инстинктивная сила, побуждающая представить, показать и выразить себя, тем не менее, желает проявиться, даже если я и не могу объяснить, что за ней кроется. Я бы сказал, что киноаппарат — это элемент, ограничивающий возможности человеческой выразительности. То, что человек может совершить в том или ином пространстве, придав ему определенность своего голоса и тела, ограничивается кинокамерой. Есть голова, которая решает, что должен снимать этот объектив, о чем он должен поведать, но за этим стоит все тот же инстинкт. Это не значит, что я придаю большое значение киноаппарату. Он важен только технически, кинокамера для меня — техническое средство, которым необходимо уметь хорошо пользоваться. Меня больше интересует инстинкт самовыражения, нежели киноаппарат, его запечатлевающий.
A.M.: У меня есть еще один вопрос. Замечали ли Вы, что легче воодушевиться на совершение какого-либо действия, пусть и придуманного другим человеком, если предположить присутствие чего-то "подогревающего" и "заряжающего", создающего умопомрачительный восторг, подталкивая через данное действие к открытому безумию?
Д.Д.: Да. Вначале я говорил об освобождении и думаю, что всем нам, по крайней мере, потенциально, присущ инстинкт самовыражения. По-моему, люди ходят в кино и в театр посмотреть на других людей, рассказывающих о себе, для того, чтобы вновь почувствовать то восторженное любопытство, которое присуще ребенку, слушающему сказку. А зачем мы, актеры и режиссеры, продолжаем рассказывать сказки взрослым людям? Затем, чтобы все мы могли понять самих себя. На мой взгляд, в этом состоит функция актера: рассказывать сказки, может быть, лишь с большей серьезностью. Однако, возможно, именно в использовании слова "серьезность" кроется ошибка.
Причина, по которой человек выходит на сцену или играет перед кинокамерой в состоянии аффекта, рождается из факторов, весьма отличных друг от друга. Почти всегда актер, то есть человек, поднимающийся на подиум для того, чтобы его увидели тысячи глаз, рождается из коммуникативных трудностей. Попав на сцену, актер, человек, вынужден преодолеть трудности общения (потому что он становится Ричардом III или Гамлетом), и ему не только позволено, но и вменяется в обязанность сделать это. Итак, именно актеры — наиболее робкие люди, и больше придумать, больше высказать на сцене удается тем, кому приходится от многого в себе освобождаться.
A.M.: Сейчас я попробую перевести сказанное Вами на научный язык, проведя параллель и с театральным миром, на который Вы ссылались. По существу, как только актер появляется на публике, в его внутреннем мире жестко срабатывает императив "Сверх-Я", заставляя наилучшим образом играть роль, любую роль, соответствующую убеждениям и представлениям зрителей или, что то же самое, потребности интроецированного "Сверх-Я".
Проблема заключается в том, что актер, отличаясь повышенной чувствительностью, очень впечатлителен. Очутившись перед публикой, перед кинокамерой (в сущности, выражающей присутствие других людей), актер не совершает эгоистическое действие, а подчиняется приказу: "Играй свою роль!". Но какую роль? Ту, которая в данный момент кажется наилучшей, то есть: "Подари нам эту роль, подари это наваждение!" И актер отвечает на требование, которое "Сверх-Я" коллективного бессознательного предъявляет к исполнению. Именно в такие термины я бы облек Ваше откровение артиста.
Я воспринимаю нашего героя, сидящего рядом со мной, как славного парня, как благость ручья, протекающего по весеннему лугу. Фильм обозначил, выразил состояние, в котором постоянно находятся многие люди, следовательно, кинокартина восходит к реальным фактам, но делает их более очевидными.
Вернемся к нашему диалогу. Мы уже затрагивали этот вопрос, но все-таки скажите, приходилось ли Вам чувствовать себя в большей степени человеком во время актерской игры? Чувствовать себя человеком означает испытывать покой от пребывания наедине с собой, со своей жизнью и укрепляющий почву под ногами; и тогда в дружеском рукопожатии вы ощущаете, как через это прикосновение проходит душа. Итак, обогащается или разоряется на киносъемках ваш внутренний мир?