Кино, вино и домино
Шрифт:
– Ну, не только я… – поправила Ольга.
– В мире тоже всем наплевать на русское кино! Сулейманов правильно сказал, что они взяли показывать только Сокурова и Звягинцева. Им нужно видеть Россию неопрятной и умирающей. Эти парни их обслуживают…
– Какой еще неопрятной? Ты «Русский ковчег» смотрел? – удивился Ашот Квирикян. – Там экран лопается от золотых рам!
– Не до конца. Точнее, только сначала. Потом меня стошнило от этой вялотекущей шизофрении… – Бабушкин играл уже не Шопена, а Листа. – Ну, хорошо, а Звягинцев? Этот псевдотарковский,
– Ты просто завидуешь… – покачал головой Квирикян. – Я тоже завидую, что сопляк выиграл в лотерею успех. Но у меня есть мужество сказать, что я завидую. А у тебя – нет!
– Ашот, ты помнишь, была шутка: как называется дуэт Хулио Иглесиаса и Валентины Толкуновой? – спросил Бабушкин. – Он назывался «Хули толку»! Так вот хули толку, что у тебя есть мужество сказать, что ты завидуешь, а у меня – нет, если от нас все равно ничего не зависит? Если мы с тобой только наемные рабочие в этом большом некультурном супермаркете?
Все на некоторое время замолчали.
– Откуда у Бабушкина такой уровень игры на рояле? – спросила Олеся за Ольгиной спиной у Шиковского.
– По первой профессии. Когда деньги на кино тю-тю, он в эмиграции пытался музыкантом работать. А теперь не понимает, почему никто к нему всерьез не относится, и всех ненавидит! – негромко ответил Шиковский. – И этот Борюсик, его продюсер, тоже эмигрант! Печенью чую, что у них не так все просто с этими съемками фильма в Риме! Чего-то они оба не договаривают!
Тут появился Андрей Николаев. Почему-то бодрый, мокрый, в шортах и полотенце. Все думали, что он пьяно спит, а он навестил пляж и снова был готов к употреблению.
– Андрюша! Дай я на тебя сегодня поохочусь! – оживилась Олеся и начала стягивать юбку с колен наверх, оказываясь со все более длинными и голыми ногами. – А то все мышцы застоялись! Заказываю тебе и себе виски, и ты мне в номере расскажешь про ежиков! А я буду однозначно смеяться!
Как ребенок, когда режутся зубы, тащит в рот все подряд, так и Олеся тащила в постель все подряд. И решала этим не столько сексуальные задачи, сколько посылала бросившему мужу виртуальные открытки «Мне без тебя даже лучше, чем с тобой!».
– Про ежиков? Я уже рассказал все, что знал! – попятился Андрей Николаев. – А что тут происходит? Сегодня праздник у девчат, сегодня будут танцы?
– Какой там праздник? Сулейманова в реанимацию отправили. Сидим, ждем новостей, – ответил Егор и снова набрал Лизу. – Кисочка, ну что там? Да? Правда? Ну отлично! Я целую тебя! Быстрее возвращайся.
Он обвел всех радостными глазами и объявил:
– Кардиограмма нормальная, легкий криз от жары и переутомления. Они его на всякий случай подержат завтра в больнице. Велели всем пить шампанское!
– Урррррааааааа! – разнеслось в холле.
– Всем шампанского, за мой счет! – заорала Олеся и заплясала, выкидывая ноги потому, что Бабушкин резко начал наяривать канкан.
Вета присоединилась к ней; несмотря на недавнюю разборку,
Шиковский откланялся и ушел спать. Ольга решила последовать его примеру, чтобы не стать свидетельницей третьего приезда итальянского медика, разнимающего Вету и Олесю. Но тут в холл вошли Борюсик, Василий Картонов, Ванька-дворянин и певец Массимо. Бабушкин даже не кивнул никому из них и уставился в клавиши.
– Мы были в гостях у чудных людей! – объявил Василий Картонов. – Они – местный крутняк! В таком красивом доме! Просто не дом, а дворец! Колонны, как в Большом театре!
– У мафии, что ли? – скривился Бабушкин, было ясно, что его куда-то не взяли и он злится.
– Мне-то какая разница, мафия-шмафия? Мне все равно, кого лепить! Мы, скульпторы, все проверяем на ощупь. Вон купят у Ваньки дворянство, и уже не мафия. – Он привычным жестом обнял Ольгу, она привычно отстранилась.
Борюсик сел за столик и молча закурил. Массимо подошел к роялю, хлопнул Бабушкина по плечу и подыграл ему на низких клавишах.
– Знаете, термин «мафия» часто используют не к месту. Ведь сначала он означал «сообщество» или «семья», – учительским тоном пояснил Егор. – В 1282 году произошло восстание «Сицилийская вечерня». Тогда сицилийцы перебили французских завоевателей. Мафия – это очень сложная структура общества, но, запомните, в ее фундаменте раньше лежали патриотические интересы!
– Как это ты сказал? «Сицилийская вечерня»? Отлично! Надо запомнить! Почти как Тайная вечеря. Так же кассово. Можно так назвать скульптуру! – Василий Картонов был чудовищно необразован и, подхватывая чужие слова, всегда потом употреблял их некстати.
В холле возникло две электрических дуги. Одна шла от Бабушкина, демонстративно не замечавшего Борюсика, вторая – от появившейся Даши к демонстративно не замечавшему ее Картонову.
Ольга поняла, что в прилепившемся Борюсике Картонов нашел не только переводчика, но и местного гида по нужным людям. Выдержать такую конкуренцию Даша не могла даже с помощью инфернальных кружевных платьев, крупных украшений и английского в совершенстве.
Ольге стало жаль ее, она решила предотвратить момент, когда Картонов начнет при всех уговаривать ее пойти в свой номер, выскользнула из его рук и перебралась почти вплотную к Бабушкину.
– Максимыч, – прижималась Олеся к певцу Массимо своей пестро-крашеной прической. – А как мы с тобой тогда орали «Санта Лючию»? Давай на бис! В лунном сияяяянии море блистаааааает!
– Почему эти кошелки так падки на искусство? Зачем они прутся на фестивали? Богатые должны заниматься благотворительностью, а не искусством! Для искусства нужны мозги и вкус, а это не продается! – бубнил Ольге Бабушкин, играя музыку «Битлз».
– А для благотворительности нужно сердце! А оно тем более не продается! – тихо откликнулась Ольга.