Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1
Шрифт:
— Салли, посмотри.
— Что это?
— Мне кажется, воздушный шар.
— Похоже, — сказала Салли равнодушно. Она вся была в заботах о Клавдии, в беспокойстве о ней.
«Что еще? — думал Павлыш, не выключая изображение шара. — Что-то есть еще. Ага, разоренный склад на корабле… Надо найти и эту пленку… На полу разбросаны открытые банки и коробки. Рваный пакет, смятый клок фольги… Он не просто смят. На нем отпечатки пальцев, вся пятерня».
— Салли!
— Тише!
— Неужели ты не видишь?
— Рука. Откуда?
— Они были на складе. Помнишь?
— Мне кажется, что эта рука обезьяны.
— Поверь уж мне, — произнес Павлыш твердо. — Вон след большого пальца. Видишь, как он стоит? Ни у одной обезьяны ты не найдешь этого — только у человека.
— Тогда все ясно, — догадалась Салли. — Они умирали на корабле, но спасали детей. Взрослых уже не осталось, только дети. Потому и разгром на складе.
— А воздушный шар?
— Воздушный шар — это очень вольное допущение.
Дик ничего не сказал Марьяне, отыскав ее и волоча на одеяле из пленки через лес к куполу, к Казику. Никаких сил не оставалось, но надо было это сделать. Он не мог оставить Казика, не мог оставить Марьяну, он был самый старший, самый сильный из них, и потому он должен был терпеть.
Марьяна была тяжелой, она была в горячем беспамятстве.
Дик приволок Марьяну к куполу и втащил внутрь.
Казик так же лежал на диване.
Только свет в куполе стал тусклее, будто догорала свеча. И что странно — куда-то исчезли, сложились, свернулись в рулоны два из малых куполов и меньше стало вещей в большом куполе.
Дик положил Марьяну на постель, которую нашел за перегородкой.
Постель была покрыта очень белыми простынями, но Дику не было жалко простыней.
Он сел на диван в ногах у Казика.
Он сидел так минут пять и ничего не делал, потому что был обессилен, да и не знал, что делать.
Еще один железный уродец въехал в комнату и начал скатывать ковер с пола.
Дик, не вставая, достал бластер и врезал заряд в уродца.
Тот съежился, обуглился и замер.
— Если кто еще войдет… — произнес Дик. — Только войди!
Он сидел на диване, рядом с мертвым Казиком и умиравшей Марьяной, и ничего не мог сделать, и лишь клялся себе, что посвятит всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось, чтобы отомстить этим землянам, которые убили Казика и убежали, чтобы Марьяна умерла.
Он найдет их, он найдет их, куда бы они ни спрятались, чтобы убить, как жалких шакалов.
— Слава, — сказала Салли, — смотри.
Она склонилась к Клавдии. Клавдия глубоко вздохнула. Приборы на медицинском пульте показали, что пульс немного участился, дыхание стало глубже. Она приходила в себя.
Шел второй час полета.
Павлыш ввел стимулятор сердечной деятельности. Судя по показаниям приборов, состояние Клавдии было почти нормальным. Павлыш еще раз проглядел анализ крови. В крови были следы токсического воздействия. Какого — сложно определить в полевых условиях. Нужна настоящая лаборатория.
Клавдия открыла глаза.
— Салли, — удивилась она, — почему мы здесь?
Она сразу поняла, что они в катере.
— Не двигайся, тебе вредно, — велела Салли. — Все будет хорошо.
— Но что было? — Клавдия нахмурилась, стараясь вспомнить. — Был лес, да? Одуванчики. Очень красивые одуванчики. И эта обезьяна. Я ее отогнала — все это зверье так и лезет в окна… А что потом?
— Мы не знаем, — сказал Павлыш. — Мы думали, что ты помнишь. — Павлыш неожиданно для себя перешел с Клавдией на «ты».
— Я не помню. Я помню, какие страшные звери лезли в окна. И потом были кошмары…
— Скажи, какие звери? Они тебя напугали? — спросил Павлыш.
— Нет, просто противно. Все так противно. Гадкий мир. Они всегда дерутся в лесу, все дерутся… Нет, я их не боялась. А потом не помню.
— Постарайся вспомнить все по порядку. Что случилось?
— Я была в лесу.
— Ты вышла в лес?
— Я вышла в лес. Немного прошлась. Там были одуванчики… Наверное, я открыла шлем, мне хотелось на них дунуть.
— Ты сняла шлем?
— Не помню. Кажется, приподняла забрало.
— А что потом?
— Потом было гадкое настроение, плохо себя чувствовала, а в окно лезла эта обезьяна, и она дралась с другими зверьми.
— А потом?
— Она убежала, они все убежали, а мне стало совсем худо… Простите. Я вам доставила… беспокойство. Почему мы в катере?
— Мы летим к маяку. Подключиться к диагносту центра. Может быть, эвакуировать станцию?
— Тогда возвращаемся.
— Все же я хочу подключиться к диагносту — пускай тебя проверят. А вдруг потенциальная инфекция.
— Я не хочу. — Клавдия с трудом села. Она была бледна. — Я не потерплю, чтобы из-за моих… недомоганий срывалась работа экспедиции.
И Павлыш понял, что для Клавдии отступить — непростительный позор.
— Погоди, — произнес он, — ты хорошо разглядела эту… обезьяну?
— Нет, я не вглядывалась.
— Понимаешь, — объяснил Павлыш, — на этой планете не должно быть никаких обезьян… Это мог быть человек?