Киров

Синельников Семен Соломонович

В последнем году жизни Кирова колхозы области дали Ленинграду в четыре раз больше овощей, чем давали до первой пятилетки, картофеля — в десять раз больше. Сергей Миронович был уверен, что года через два-три нужда в завозе всего этого извне отпадет.

Колхозы не могли успешно развиваться без помощи города. Киров многое сделал, чтобы изжить высокомерное отношение горожан к сельскому хозяйству — индустриальное чванство, по его выражению. Он высмеивал людей, которые охотно откликаются лишь на зов крупных строек и заводов:

— А вот когда дело доходит до свиноводства, огородничества, до посева трав, до того, чтобы капусту сажать, огурцы разводить, — тут дело поворачивается уже совсем иначе, тут, когда подходишь к человеку с подходящим стажем, с большевистской

выдержкой, с фабрично-заводским опытом и когда ему намекаешь насчет свиноводства, он нос воротит очень далеко: «Это дело не наше». И если приходится подбирать соответствующих людей и посылать их в какое-нибудь объединение, скажем, «Союзмолоко», то тут сплошь и рядом слышишь в ответ, что, мол, извините, все что угодно, но коров доить — это ниже моего достоинства.

Киров не переставал внушать горожанам, что работа в деревне ничуть не менее почетна и даже более важна, чем на фабрике, заводе, стройке гиганта.

Секретарь обкома ВКП(б) Петр Андреевич Ирклис рассказывал, что он осенью 1934 года по заданию Кирова подытоживал проделанное в деревне за несколько лет. Итоги радовали. Но очень значительны были и неиспользованные возможности, упущения. Обратив внимание именно на это, Сергей Миронович пришел к суровому обобщению: от приятных цифр кое-кого клонит к дреме, к самоуспокоенности. 10 октября он, выступая на пленуме обкома и горкома ВКП(б), взволнованно говорил о недостатках партийного руководства сельским хозяйством, о вреде самоуспокоенности. На всех произвела исключительно сильное впечатление речь Кирова и особенно его призыв:

— Нужно, чтобы нам в повседневной практической работе всегда сопутствовала большевистская, честная, благородная внутренняя тревога за дело партии.

5

Когда в начале тридцатых годов возросли продовольственные трудности, Киров часто занимался неполадками и в заготовках и в рабочем снабжении. Если было плохо, он с обычной, своей прямотой обрисовывал обстановку, призывая к действию:

— Я должен сказать, что на сегодняшний день, на завтрашний день существенного улучшения продовольственного положения рабочих не будет, для этого нет реальных объективных данных. Но, товарищи, это не значит, что нужно сидеть сложа руки, это говорит об обратном, о том, что нужно нажимать на это дело, как только можно.

Особенно показательно выступление Сергея Мироновича на пленуме Ленинградского обкома партии в октябре 1932 года. Решалось, как устранить недочеты, нелепости и безобразия в рабочем снабжении.

— Если по-честному сказать, то мы рабочим снабжением занимаемся тогда, когда у нас получается прорыв на том или другом участке… Я берусь доказать где угодно, что это так… Я думаю, что йсе-таки пленум довольно самокритично обсуждал этот вопрос, но какая-то либеральность в этом вопросе тем не менее проглядывала. Скажем, так: на кооперацию мы навалились всею тяжестью, торги наши государственные мы тоже обстреливали достаточно, советские власти — уже осторожнее, а о наших партийных учреждениях, в том числе обкоме партии, говорят больше положительного, а об отрицательном говорят маловато. Это неверно. Вопрос рабочего снабжения нужно ставить в лоб и говорить, что, если есть соответствующий прорыв на этом участке, за это отвечают все, в том числе то высокое собрание, которое тут присутствует. К сожалению, повторяю, рабочим снабжением даже более «высокие сановники» занимаются так: едешь по своим на пятьдесят процентов бюрократическим делам и видишь — стоит очередь, раз проехал — очередь, второй раз — очередь, десять дней проезжаешь мимо — очередь, и тогда поднимаешь вопрос.

Сергей Миронович отметил, что снабжению очень мешает уравниловка, которую следовало устранить еще года два назад. Не менее вредно и бездумье в мясозаготовках. Особое внимание Киров обратил на снабжение ленинградцев хлебом:

— Когда здесь говорили о хлебе, я не знаю, как другие, но я себя чувствовал очень плохо, должен это сказать по совести. Есть хлеб или нет, чтобы прокормить рабочих, работниц и все трудящееся население Ленинграда? Безусловно,

есть, и тем не менее что получается? Получаются тысячные очереди. В чем дело? Хлеба не хватает? Пекарен не хватает? Кое-где не хватает. Но я не знаю, даже слов нет выразить, — конечно, механизированный завод по последнему сло-ву техники в два дня не сделаешь, но чтобы нельзя было в сравнительно короткий срок разрешить вопрос хлебопечения хотя бы кустарным способом — этому я не поверю… Выступили два ведомства и до сих пор не могут определить, сколько хлеба надо дать… Пока этот спор разрешается, пока наши бюрократы и бухгалтера будут подсчитывать, пока они эти цифры подытоживают и согласовывают, очереди продолжаются… Давайте вот просто, для примера, условимся все здесь сидящие в течение ближайших дней ликвидировать очереди и поднять это дело… Нужно, товарищи, сказать, что тут есть отрыв, мы перестали быть настолько чуткими, насколько мы должны быть чуткими к нуждам рабочего, его снабжению и быту. Это факт. Вы скажете, что это чересчур, но это так…

Киров, волнуясь, говорил о хищениях, о равнодушии работников к хищениям и прочим безобразиям:

— При таком отношении к нашему делу, к нашему рабоче-крестьянскому добру никогда ни черта не получится, никаких аппаратов мы не сумеем перестроить и вообще ничего не сумеем сделать. Если товаров нет, если не вовремя привезли или если в совхозе начался мор кроликов или свиней, нужно, чтобы ты, мерзавец, ночи не спал и дрожал за это добро. Этого надо добиться. А у нас, видите ли, ночи не спят в том случае, если о тебе что-либо в газете на-писали, как-то изобразили, чуть ли не оппортунистом назвали. А он на самом деле оппортунист, но только не формальный. Вот он мечется, с боку на бок переворачивается, утром придет в Смольный и заявляет, что нельзя работать, описали на всю страну… Работа у него хромает на обе ноги, в этом он не разобрался, работа не ладится — это пустяки, пока его персоны ничем не затронули…

Заканчивая выступление, Киров говорил:

— Сейчас и поросенок, и кролик, и малая живность, которыми мы должны питать рабочих, все это нисколько не имеет меньшего значения, чем любой Магнитогорск, Я уверяю вас в этом совершенно определенно,

6

При встречах с людьми Сергей Миронович обычно на разные лады осведомлялся об одном и том же: как живете, как работаете? Было хорошо известно, что это не только дань вежливости. Кирова действительно интересовали работа, быт, радости, невзгоды всех честных тружеников, с которыми приводилось общаться, и тысяч, сотен тысяч, миллионов советских людей. Забота о людях была его внутренней потребностью. Он с увлечением занимался самыми что ни на есть прозаическими делами, в частности нуждами коммунально-бытового хозяйства, и много сделал для обновления города Ленина.

В 1931 году ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР приняли решение о реконструкций Ленинграда, и душой развернувшегося строительства был Киров. Он призывал архитекторов, строителей до тонкостей овладеть наследием прошлого, умножать его и в то же время критиковал пустое оригинальничание, модернистское штукарство. Осмотрев новостройки Крестовского жилищного массива, Сергей Миронович огорчился:

— Надо хорошенько прочистить мозги всяким загибщикам, у которых не разберешь, что они предлагают, — где должны быть окна, где двери…

Критиковал Киров и работников, увлекающихся гигантоманией, но забывающих о повседневных, насущных нуждах города, населения:

— Я, грешный человек, думаю, что, если мы хотим по-настоящему преобразовать Ленинград, то должны дело так поставить, чтобы, куда ни посмотришь, чувствовалось во всем, что кипит напряженная работа, а у нас этого пока что нет: то мы ждем, пока снег растает — нельзя мостовые чинить; но вот снег растаял, снега нет, будто бы все в порядке, а мы все ждем, планируем, а посмотрите на наши мостовые вплоть до Невского — на хороших улицах шашки понемногу вываливаются, а мы ходим около этого дела с большими портфелями под мышкой и спрашиваем: где генеральный план реконструкции всего города?