Кит на заклание
Шрифт:
Мы с Альбертом свернули с тропы и пошли по направлению к мысу Мессерс-Хэд, где всего за несколько недель до смерти китихи я стоял на одинокой скале и смотрел, как охотятся финвалы.
Было темно и почти ничего не видно. Я с трудом отыскал каменный маяк на острове Эклипс. Почти три столетия назад капитан Джеймс Кук наблюдал с этого острова за прохождением планеты Венера.
Я долго сидел на вершине холма,
Впервые после исчезновения пленницы мною овладело чувство невозвратимой утраты. Кругом было темно, и никто не заметил бы, что я плачу... плачу не только по умершей китихе, но еще и оттого, что прервалась непрочная нить, ненадолго связавшая ее племя и моих двуногих собратьев.
Я плакал, потому что знал — эту уникальную возможность хотя бы отчасти преодолеть пропасть, все больше отделяющую человека от породившей его природы, мы упустили из-за своего невежества и глупости.
Я знал, что отныне люди, которых мы с Клэр успели полюбить, будут нам чужими. И все же оплакивал я не наше неминуемое одиночество, а несравненно более страшное одиночество Человека, ставшего чужим на своей собственной планете и обреченного нести это бремя до самого смертного часа.
Лишь поздно вечером мы с Альбертом вернулись домой. Снег перед эркером в гостиной горел ярким оранжевым светом. Я толкнул дверь... и увидел, что кухня наша полна гостей! Вот ухмыляющийся во всю ширь своего обветренного лица дядя Джоб со стаканом в руке, вот Сим, вот Оуни и многие другие рыбаки... Клэр, казавшаяся усталой и озабоченной, но уже не такой мрачной, как в последние дни, носила из столовой стулья для молодых людей и девушек, среди которых я заметил и Дороти Спенсер.
Дядя Джоб поднял стакан и произнес тост:
— За ясную погоду, шкипер! Хотя не очень-то я в нее верю. По-моему, шторм идет.
Гости пробыли у нас недолго и по обыкновению говорили мало. О чем они говорили — неважно; важно, что никто из них ни разу не упомянул о китихе.
Последним ушел Сим. Уже в дверях он обернулся и, потоптавшись немного, преодолевая смущение, высказал наконец то, ради чего он и пришел к нам:
— Вы только... главное... не беспокойтесь понапрасну. Бюржо ведь тоже не без добрых людей... Одним словом, мы вас считаем своими друзьями.
Сим был не горазд говорить, но мы поняли, что слова его идут от чистого сердца, и до сих пор бесконечно признательны ему за это. Скупая реплика Сима подействовала на меня так благотворно, что, когда на следующее утро, в четверг, ко мне явились рыбаки, ловившие для китихи сельдь, и угрюмо потребовали денег, это не вызвало у меня никакого раздражения.
Они сами назначили плату за свои услуги и настаивали на немедленном погашении долга. Сумма составляла больше пятисот долларов, и я сказал, что придется подождать, пока придут деньги от Смолвуда (они так и не пришли, но тогда я еще рассчитывал на
— Что-то тут нечисто, — недоверчиво ответил мне один из рыбаков. — Имейте в виду, мы послали Смолвуду телеграмму. Пусть знает, что вы хотите прикарманить его денежки.
— Вот именно, — добавил другой рыбак. — К тому же нам известно, что вы собираетесь продать китиху, а она стоит целое состояние.
Тут уж я не выдержал.
— Да вы что, спятили? Китиха лежит на дне Олдриджской заводи. Как это мы можем ее продать?! Да и какой идиот ее теперь купит?
Рыбаки смущенно переглянулись, и один из них сказал:
— Да нет, она не на дне. Она уже всплыла. И говорят, Юго-западный клуб продал ее жироваренному заводу за десять тысяч долларов!
Помолчав немного, он с неожиданной запальчивостью добавил:
— Пусть отдают деньги рыбакам! Почему это они должны достаться клубникам?! Тем более... приезжим!
Бессмысленно было даже пытаться опровергнуть этот дурацкий слух, да мне и не хотелось спорить с рыбаками. Китиха всплыла, и необходимо было что-то срочно предпринять. Я нашел свою чековую книжку и выписал каждому из рыбаков сумму, которую тот считал справедливой, а когда все они ушли, позвонил управляющему рыбозаводом. О том, что туша поднялась на поверхность, он еще не слышал.
— Черт побери! Да если бы я знал, я давно уже приказал бы оттащить ее в море, пока об этом не пронюхали газетчики! Немедленно пошлю буксир с людьми. Не хватает, чтобы опять поднялся скандал!
— Сперва подумайте хорошенько, — предостерег я. — Китиха весит около восьмидесяти тонн. Если оставить ее в море, она создаст угрозу для навигации. В случае столкновения туша может потопить даже довольно большое судно. А отвечать за это будете вы.
— Так что же делать? Вы хранитель этой проклятой китихи — вот и решайте!
— Ну, это вы бросьте, — сказал я. — Я был хранителем китихи, когда она была жива. За труп я никакой ответственности не несу. Труп является собственностью граждан города Бюржо, в частности тех, кто принимал участие в охоте. Вот пусть они им и распоряжаются.
Радиосводки о «воскресении» Олдриджского кита не заставили себя долго ждать; а за ними последовал телефонный звонок из городской больницы. Супруга нашего врача, она же — санитарный врач Бюржо, считала, что разлагающийся труп чрезвычайно опасен для населения. Из ее объяснений выходило, что, если кого-нибудь из горожан угораздит подхватить от китихи заразу, результат может оказаться самым плачевным. Мне, стало быть, следовало объявить об этом по радио.
Наверное, надо было отказаться; пусть сама объявляет — в конце концов, это входит в прямые обязанности санитарного врача. Но я исполнил ее просьбу. Скандал разразился ужасный. Не прошло и нескольких минут, как мне позвонил управляющий рыбозаводом и, задыхаясь от злобы, потребовал, чтобы я немедленно обнародовал опровержение. Он напомнил мне, что часть воды для обработки рыбы на заводе поступает прямо из залива Шорт-Рич, откуда меньше мили до плавающего в заводи трупа. Управляющий, конечно, боялся, как бы федеральная санитарная инспекция не закрыла завод.