Китай – великая держава номер один?
Шрифт:
Экономисты понимают: фантастический успех Дэна объяснялся еще и счастливым совпадением обстоятельств. В тот момент, когда на рынке труда предложило свои услуги огромное молодое население Китая (в годы Мао Цзэдуна искусственно отрезанное от мира), богатое западное общество располагало большими деньгами и готово было платить за товары, произведенные в Срединной империи. Ныне китайская рабочая сила стремительно стареет и дорожает. В менее развитых странах — Вьетнаме и Бангладеш — рабочим платят меньше. А западные кошельки опустели из-за кризиса.
Работоспособное население Китая достигнет своего пика
Более разумные политики напоминают о колоссальных внутренних проблемах, бремени которых государство может и не выдержать. Сто пятьдесят миллионов китайцев живут ниже уровня бедности… Главная задача китайского руководства — не завоевание мира, а поддержание стабильности в обществе, где идут социальные и экономические перемены, которые в прошлом приводили к хаосу и насилию.
Власть над миром? Нет. Зачем в такой сложной ситуации ссориться с влиятельными партнерами? Не зря Дэн Сяопин когда-то говорил: «Если Китай когда-нибудь попытается доминировать в мире, тогда все народы повернутся против нас». Нет ни одного государства, способного навязать свою волю остальным странам. Китай — в отличие от Америки — и не стремился к распространению своих идей в мире. Но должен был обезопасить себя от варваров, окружающих Срединную империю со всех сторон. Богатство Китая словно провоцировало соседей на вторжение. А население Китая состояло в основном из крестьян. Элита — мандарины — добились высокого положения не на поле брани, а путем изучения Конфуция, поэзии и каллиграфии.
Великая Китайская стена — свидетельство уязвимости страны, отгораживающейся от множества опасностей. Соседи часто были лучше вооружены. Маньчжуры, уйгуры, тибетцы — их кавалерия постоянно совершала набеги на китайские плодородные районы. Соседи с юга были еще воинственнее, особенно вьетнамцы.
Но Китай умело сохранял себя с помощью дипломатии и торговли. Западные стратеги думали о том, как выиграть битву, китайские — как одержать победу без войны. Победить с помощью обмана гуманнее, чем убить… Мастерство состояло не в том, чтобы одержать победу на поле боя, а в умении предотвратить формирование коалиции врагов. Разделять и властвовать, натравливать варваров друг на друга. Все это преследовало одну цель: не дать врагам сплотиться в союзе против Китая.
Китайцы были крайне прагматичны. Подкуп, умиротворение… И, надо сказать, методы не меняются век от века. Нет другой страны, руководители которой, как в Китае, руководствовались бы стратегическими концепциями тысячелетней давности. Даже во времена Мао Цзэдуна революционные лозунги относилась только к внутренним делам. Китайские лидеры понимали, что не располагают силами и средствами для изменения мирового порядка. Все сводилось к традиционной политике манипулирования варварами.
История научила китайцев тому, что не всякая проблема имеет решение. Вокруг так много врагов, что добиться полной безопасности немыслимо, поэтому надобно неустанно трудиться на благо родины. Но нет смысла завоевывать внешний
Удивительную картину можно увидеть ранним утром в Пекине. В столичных парках собираются многие тысячи людей. То, что они делают, едва ли можно назвать утренней гимнастикой. На взгляд европейца, это нечто иное, хотя забота китайцев о своем здоровье очевидна. Китайская гимнастика тренирует не только тело, но и душу. Иногда это почти спорт, но чаще, скорее, медитация.
Причем вариантов этой гимнастики множество. Бок о бок занимаются гимнастикой поклонники разных философско-спортивных направлений. Они не мешают друг другу и, похоже, даже не замечают соседей. По крайней мере здесь нет ни правоверных, ни еретиков. К совершенству, физическому и духовному, каждый может идти своим путем.
В пекинских парках ранним утром занимаются не только гимнастикой. Весьма солидные люди начинают день танцами под старые советские мелодии. Они танцуют основательно и всерьез. Танцы, видимо, приравниваются к спорту или медитации. Но убедиться в этом трудно: в танцевальный зал, как гласит строгая надпись, иностранцам вход воспрещен.
Даже в годы неудач китайская дипломатия искусно маскировала государственную слабость. Древний мудрец писал: «Император не управляет варварами. Тот, кто придет к нему, не будет отвергнут. Тот, кто уйдет, не будет преследоваться».
Китай не экспортирует свои идеи. Но разрешает прийти, чтобы познакомиться с ними. В Древнем Китае иностранные послы прибывали не ради налаживания двусторонних отношений, а для того, чтобы прикоснуться к великой цивилизации. Соседи процветают благодаря знакомству с культурой Китая.
Вершина китайского прагматизма — отношение к победителю. Когда иностранная династия брала верх в битве, китайская бюрократия предлагала ей свои услуги: Китай настолько огромен, что без нее никто не справится с управлением… Постепенно завоеватели китаизировались.
Китайцы — приспособленцы и оппортунисты. К чему шуметь и волноваться, если изменить что-либо ты все равно не сможешь? Пока над страной бушует буря, бамбук гнется, наступит затишье — он снова распрямится. Расторопность и приспособляемость позволяют китайцам спокойно встречать любые неожиданности. Кажется, нет ничего на свете, что могло бы разозлить китайца. Китаец наделен редкой способностью не принимать неприятности близко к сердцу и оберегать себя от того, что могло бы вывести его из внутреннего равновесия. Китайцы умеют скрывать свои чувства и переживания. Справившись с минутным гневом, спасешь себя от ста дней печали.
Рассудительность и уравновешенность отлично помогают китайцу справляться с трудностями жизни, демонстрировать полнейшую невозмутимость в самые критические моменты. Это страна, на которую постоянно обрушиваются тайфуны и наводнения, иногда смывая целые деревни. Тогда гибнут люди и рушится привычная жизнь. Китайцы прямо-таки с наслаждением берутся за решение неожиданно встающих перед ними задач.
Нормы поведения китаец согласует не со своей совестью, а с возможным воздействием своих поступков на окружающих. Личные отношения как бы связывают его и с современниками, и со всеми теми, кто жил до него и будет жить после него. Это воспитано веками.