Китеж (сборник)
Шрифт:
— Карх настроил. Карх умеет. М-м…
— Что настроил?! — выкрикнул дед, внезапно озлясь.
Прищурившись, он внимательно глядел на провода, тянувшиеся к торшеру: основание было развинчено, рядом лежала отвертка, кусачки, детали от разломанных выключателей и слипшиеся куски изоляционной ленты.
— Система Евгений желала захмелеть. Карх настроил.
— А Лиля?..
Дед покосился на Жеку.
— Система Лиля вмешивалась. Система Евгений просила настроить систему Лиля на молчание.
— И Карх настроил?
— Карх
Жека вдруг пошевелился.
— Карх! Не хватает! — почему-то заволновавшись, прокричал он. — Еще! Еще наддай, чтобы писк в башке!
Жека заметил деда Николу и стал резко выбрасывать вперед руки и махать ими, требуя телефонную трубку. Подняться, судя по всему, он не мог.
— Карх, гуляем!
Жека мотал головой и дрыгался, как марионетка на ниточках.
— Глуши до звону! Или ты не друг, морда?! Этого — не слушай! Ты теперь меня слушай! Карх, ко мне!
Жека зачмокал губами и захлопал по бедру ладонью, будто призывал пса.
— Ко мне, Карх! Будешь с нами жить, только с нами! В торшере будешь жить, братуха!.. Ну?!. Сюда!!
Теперь деду стал ясен смысл проделанного Евгением монтажа с проводами.
Жека потянулся к основанию торшера и распластался на полу.
— Лилька тебя боится, но бабу приучим! У-у-у!.. Ты, главное, не бось! Баба — шелуха жизни! Не бось! Р-р-р!.. Дай звону в башке!!!
Запутавшийся в проводах Евгений вдруг рванулся, подкатился к торшеру и щелкнул выключателем на разобранном основании.
Лампы торшера погасли, но тотчас телефонный аппарат осветился изнутри белым огнем, в нем что-то фыркнуло и зашипело, от проводов полетели искры, в трубке раздался короткий щелчок и странный протяжный свист.
Внезапно во все горло завизжала Лиля. Дед Никола почувствовал, как резануло в боку, вздрогнул и поморщился.
— Карх… — позвал дед. — Карх…
Трубка молчала.
Оторвав от телефона провода, прикрученные Жекой, дед перенес его к себе в комнату.
Много раз он набирал номер службы времени, но независимо от того, каким образом он это делал, отвечала только специальная дама.
Потом дед набрал номер Заботина.
— Алло, — неожиданно ответил усталый женский голос.
Дед удивился.
— Квартира Заботина?
— Да…
— Извините, вы кто?..
— Медсестра.
— Очень хорошо! — обрадовался дед. — Кто вас вызвал? Из соседней квартиры?.. Очень хорошо! Как там Гена?!
Последовала пауза.
— А вы, простите, кто? — спросила медсестра.
— Я его старый друг, Николай Кириллович! Я там был, недавно… у него… вчера… — Дед растерял слова.
Медсестра вздохнула. Потом она ответила, и дед Никола сник. Он опомнился только услышав, как медсестра взволнованно кричит: “Алло! Алло, что с вами?!”
— Не успели, значит… — тихо сказал дед.
— Невозможно было ничего сделать, — сказала медсестра. — Невозможно… — Она снова вздохнула.
Дед Никола в молчании закивал головой.
— Всего доброго, — сказал он.
Несколько минут он сидел неподвижно, потом поднялся и подошел к окну.
Светало. Положив ладони на батарею, дед задумчиво смотрел на детский сад. Снова обожгло бок, и он зажмурил глаза. Почувствовал, как по лицу пробежала капелька пота. Тогда он вернулся к телефону, сел на диван и вызвал “скорую помощь”. Ему вдруг показалось, будто он соскользнул в холодный колодец, в котором парит такая духота, что нет разницы, держаться ли на плаву или идти под воду. Но он, совершая какие-то неимоверные усилия, старался держаться.
…Громом ударил в уши дребезжащий звон. Едва приоткрыв глаза, он увидел соседа Евгения, стоящего в дверном проеме, а за ним мужчину и женщину в белых халатах. “Кажется, вовремя”, — подумал он, а они подошли и стали что-то говорить, но что — дед Никола никак не мог разобрать.
В больнице дед крайне устал от вынужденного лежания, процедур и лекарственного запаха. Спасаясь от скуки, он подолгу беседовал с соседями по палате. С врачами беседы не очень удавались: выходило, что сразу принимались говорить они, а деду оставалось только слушать, будто на лекции. Иногда он смотрел телевизор, если показывали политический скандал или красивых женщин.
В больничную маету привносила оптимистический настрой одна строгая медсестра. “Бодрись-веселись, мальцы! — имела привычку приговаривать она. — Еще петушками попляшете!” Однажды дед Никола совершенно в это уверовал и с того дня стал чувствовать, что дело идет на поправку.
Недели через две его навестил Жека: был трезв, принес сетку яблок. Уходя замешкался и шепотом сказал:
— К нам следователь приходил. Они подозревают, что это я тебя… Ты скажи им, что не я.
Лицо его вдруг перекосилось, и он, едва двигая губами, заговорил еще тише:
— А точно — не я, дед?.. Я ведь не помню. Я тогда не в себе был, весь не в себе. Точно — не я?..
Видимо, от нахлынувшего страха Евгений начал излагать какой-то вздор про несовершаемые злодеяния и умолял не выдавать.
— Да не ты! Не ты, дурень! — Дед толкнул Жеку ладонью в лоб.
— Так ты им скажи! Обязательно скажи! — мгновенно воспрянул духом Жека. — Чтоб не ошиблись!
— Не ошибутся, — успокоил дед Никола.
— Мне теперь судиться заказано, не до того нам. Мы теперь родить должны.
Жека странно хохотнул и объявил, что они с Лилей решили пожениться. Потом торопливо рассказал, что теперь они вместе живут, что Лиля стала боевая и, если что не по ней, то сразу берется Жеке костылять, а ему от этого почему-то делается так хорошо, словно всю жизнь только этого и не хватало. “Сам себе дивлюсь, — сказал Евгений и подмигнул. — Со дня на день родим. Потом вот что… Мы, может, твою комнату займем — нам расширение положено…”
— Младенец — лучший подарок к свадьбе, — чуть улыбнулся дед Никола.