Кладбище для безумцев
Шрифт:
Полуночный дар — кукольная коробка с покойником из папье-маше, чье лицо исказила смерть, — лежал на полу такси.
Шуршание — стук — шорох.
Вдруг меня словно молния ударила.
— Нет! — закричал я водителю. — Поверните здесь. К океану. К морю.
Когда Крамли открыл дверь, он внимательно посмотрел мне в лицо и не спеша пошел к телефону.
— Выпросил себе больничный на пять дней, — сказал он.
Он вернулся с полным стаканом водки и обнаружил меня сидящим в саду: я жадно глотал соленый морской воздух и пытался разглядеть звезды, но над землей стлался слишком густой туман. Крамли посмотрел на коробку, лежащую у меня на коленях, взял мою руку, вставил в нее стакан с водкой и поднес к моему рту.
— Выпей это, — спокойно сказал он, — а потом мы уложим тебя. Утром поговорим. Что это?
— Спрячь, — попросил я. — Если кто-нибудь узнает, что эта штука здесь, нас обоих могут убрать.
— Но что там?
— Полагаю, смерть.
Крамли взял картонную коробку. Она шуршала, громыхала и шелестела.
Крамли приподнял крышку и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрела странная вещь из папье-маше.
— Так это и есть бывший глава киностудии «Максимус»? — спросил Крамли.
— Да.
Крамли еще с минуту разглядывал лицо, а затем кивнул:
— Точно, сама смерть.
Он закрыл крышку. Тяжелый предмет внутри коробки шевельнулся и прошелестел что-то вроде: «Спи».
«Нет! — подумал я. — Не вынуждай меня!»
Утром состоялся разговор.
В полдень Крамли высадил меня перед домом Роя на углу Вестерн-авеню и Пятьдесят четвертой. Он внимательно осмотрел мое лицо.
— Как тебя зовут?
— Я отказываюсь называть себя.
— Хочешь, я тебя подожду?
— Поезжай. Чем раньше ты начнешь околачиваться вокруг студии и собирать информацию, тем лучше. В любом случае нас не должны видеть вместе. Ты взял мой список контрольных точек и карту?
— Все здесь. — Крамли постучал себя по лбу.
— Встретимся через час. В доме моей бабушки. Наверху.
— Добрая старушка.
— Крамли?
— Что?
— Я люблю тебя.
— Такая любовь в рай не приведет.
— Нет, — согласился я, — зато проведет сквозь тьму.
— Да брось, — сказал Крамли и уехал.
Я вошел в дом.
Прошлой ночью интуиция меня не подвела.
Если миниатюрные города Роя были разорены, а от его чудовища остались лишь кровавые ошметки глины…
В прихожей стоял запах докторского одеколона… Дверь в квартиру Роя была приоткрыта. Квартира была выпотрошена.
— Господи, — прошептал я, стоя посреди этих комнат и озираясь вокруг. — Как в Советской России. История повторяется.
Ибо Рой стал несуществующим человеком. Этой ночью в книжных магазинах из книг будут вырваны страницы, а тома переплетены заново, так что само имя Роя Холдстрома исчезнет навсегда, как скандальный слух, как плод воображения. Ничего не останется.
Не осталось ничего: ни книг, ни картин, ни письменного стола, ни бумаг в корзине. Даже рулон туалетной бумаги исчез из уборной. В аптечке — пусто, как в буфете матушки Хаббард.110 Ни тапочек под кроватью. Ни самой кровати. Ни пишущей машинки. Пустые шкафы. Ни динозавров. Ни рисунков динозавров.
Несколько часов назад квартира была вычищена пылесосом, выскоблена и отполирована высококачественным воском.
Безумная ярость выжгла павильон, уничтожив его Вавилон, Ассирию, Абу-Симбел.
А здесь безумная чистота втянула в себя саму память до последней пылинки, само дыхание жизни.
— Господи, вот ужас, а? — раздался за моей спиной чей-то голос.
В дверях стоял молодой человек. На нем была блуза художника, сильно заношенная, а пальцы и левая щека перепачканы краской. Волосы казались растрепанными, а в глазах проглядывало что-то дикое, звериное, как у человека, который работает в темноте и только иногда выходит из дома на рассвете.
— Вам не стоит здесь оставаться. Они могут вернуться.
— Постойте, — сказал я. — Я вас знаю, верно? Вы друг Роя… Том…
— Шипвей. Лучше убраться отсюда. Они чокнутые. Пойдем.
Вслед за Томом Шипвеем я вышел из пустой квартиры. Он отпер дверь своего собственного жилища двумя комплектами ключей.
— На старт! Внимание! Марш!
Я прыгнул внутрь.
Том захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.
— Домовладелица! Она не должна это видеть!
— Видеть?!
Я огляделся.
Мы оказались в подводных апартаментах капитана Немо: в каютах его подлодки и машинном отделении.
— Вот это да! — воскликнул я.
— Неплохо, а? — просиял Том Шипвей.
— Неплохо? Черт возьми, просто фантастика!
— Я знал, что вам понравится. Рой дал мне ваши рассказы. Марс. Атлантида. И то, что вы написали о Жюле Верне. Здорово, да?
Он показывал, размахивая руками, а я ходил, смотрел и ощупывал. Великолепные викторианские кресла, обитые красным бархатом, с медными заклепками, привинченные к полу корабля. Начищенный до блеска медный перископ, спускающийся с потолка. В центре сцены — огромные трубы органа. А позади него окно, переделанное в овальный иллюминатор субмарины, за которым плавали тропические рыбы всех цветов и размеров.
— Взгляните! — сказал Том Шипвей. — Идите сюда!
Я нагнулся, чтобы посмотреть в перископ.
— Он действующий! — воскликнул я. — Мы под водой! Или как будто под водой! Это вы сами все сделали? Вы гений.
— Ага.
— А ваша… домовладелица знает, что вы сотворили с ее квартирой?
— Если бы знала, она бы меня убила. Я никогда не позволю ей сюда войти.
Шипвей нажал какую-то кнопку на стене. За стеклом, в зелени моря задвигались тени. Показался шевелящийся силуэт гигантского паука.