Кладбище для однокла$$ников (Сборник)
Шрифт:
– Понятия не имею, – Криг пожал плечами и отвернулся, давая понять, что разговор исчерпан.
В это самое время Мигульский решил посетить «Подвал Потрясений». Несколько раз он давал себе слово уединиться в номере и сделать хотя бы небольшие наброски в счет будущего очерка. Но привольное, сытое и праздное житье оказывало развращающее воздействие: журналистские дела вызывали стойкое чувство отвращения.
В подвале уже побывала Ирина, вернулась оттуда охрипшая, с покрасневшими глазами. Юм по секрету сообщил, что она долго кричала, а звукоизоляция, считай, стопроцентная. Освободил же ее оттуда Кент, который случайно услышал приглушенные крики.
– Можно представить, как она орала, – вздохнул Юм. – И знаете, до сих пор молчит, ничего не рассказывает…
После
– Не забудьте, автоматически дверь откроется лишь через два часа. Чтобы выйти раньше этого срока, надо обойти все подземные помещения и найти череп, который при вашем прикосновении осветится. Бросите в щель на темечке жетон – и дверь отворится.
– А если я еще хочу побыть?
– Если после вас никто не записался, пожалуйста, хоть на всю ночь, – недобро улыбнулся Кент и поправил бордовую «бабочку».
Эд шагнул в черный проем, Кент с грохотом затворил за ним железную дверь. С минуту Мигульский стоял, ничего не видя перед собой, будто замурованный в гудрон. Он вдыхал сырой затхлый воздух, его обоняние ощутило запах тлена. Эд поежился, осторожно ступил вперед. Через минуту или две он стал различать отраженные блики, слабое свечение. Он снова шагнул, почувствовав под ногами ступени, пошатнулся, стал спускаться. С каждым шагом лестница все круче уходила вниз. Теперь он понял, откуда исходил тайный свет: стены были выкрашены фосфоресцирующим составом. Он коснулся липкой стены, и палец его тоже засветился. Когда ступеньки закончились, он очутился в огромном помещении. Где-то под потолком висели крохотные лампочки-звездочки. Внезапно Мигульский натолкнулся на холодную как лед преграду и не сразу понял, что это была зеркальная стена, только развернутая под углом – поэтому он и не увидел свое отражение. Везде стояли зеркала, и Мигульский долго блуждал, пока не нашел выхода, потом выход превратился в длинный коридор, следующее помещение напоминало внутренность огромной раковины. Он пошел по коридору, который забирал все правее и правее, а стены все более сужались. Наконец Мигульский понял, что он завинчивается в «улитку». Эд в раздумьи остановился. Еще немного – и ему придется ползти, чтобы в конце концов исчезнуть в последнем витке спирали. Внезапно ему почудилось, что он слышит шепот, повеял сквознячок, какой-то несвежий, затхлый, будто из-под крышки гроба. За спиной заскрипело. Он со страхом оглянулся, но ничего не увидел.
– Чепуха какая-то, – пробормотал еле слышно, наклонился, пролез через узкое отверстие и затем уже смог выпрямиться.
В этом помещении тоже было сумрачно, но глаза уже привыкли к темноте, и Эд разглядел широкую нишу с навесом, который давал густую тень. Свет исходил сверху, из полукруглых бойниц, казалось, что откуда-то издалека пробивается солнечный свет. Мимоходом Эд подумал, что солнечный свет всегда действует успокаивающе. Но вдруг и этот свет померк. Эд застыл в полной темноте.
– Что за чертовщина! – ругнулся он и услышал: -…вщина…вщина!
– А! – воскликнул пораженный Мигульский. И подземелье ответило:
– А! А! А!..
«Хорошо, что не "бэ",» – подумал Эд. Вдруг за его спиной раздался короткий, будто сдавленный звук, что-то похожее на краткое «у!». Эха не было. Он резко обернулся. Прямо из стены на него смотрели два человеческих глаза. Они светились внутренним свечением, отчего казались совершенно живыми. Мигульского прошиб холодный пот, он отшатнулся, с ужасом глядя на эту мистификацию. Внезапно один глаз медленно, как бы нехотя, затянулся веком, второй же глаз по-прежнему горел. Откуда-то из-под земли раздался утробный голос: «Опусти веко!»
– Хм, еще чего! – дрогнувшим голосом отозвался Мигульский и нервно огляделся.
– Опусти веко! – прошелестел тот же замогильный голос.
– Тоже мне Вий нашелся! – Эд храбро сплюнул, осторожно прикоснулся к глазу, ощутил что-то похожее на теплую резиночку с щетинкой ресниц. Глаз «выключился»… Где-то капала вода. Мигульский направился дальше, по неровному коридору, изнывая от страха и любопытства. Он уже предвкушал, какой необычный, просто фантастический материал напишет и заткнет глотку тем, кто катит на него бочку в редакции…
Что-то влажное и холодное коснулось его лица, он протянул руку, она наткнулась на твердое, он резко отдернул, успев осознать, что прикоснулся к чьей-то руке. В вспыхнувшем свете возник повешенный, лицо его было покрыто трупными язвами, из черного рта торчал распухший язык… Эд вскрикнул, отшатнулся. Но страшней всего была протянутая, задеревеневшая рука. С насквозь мокрой одежды висельника стекала розоватая сукровица. Капли шлепались в лужицу, слышались чмокающие звуки. Мигульский пробормотал невнятное «ха», выругался почти беззвучно: губы его странно одеревенели. Тут свет потух, Эд осторожно обошел чучело, вдруг почувствовав позывы к рвоте. Сердце рвалось в бешеном ритме. «Не хватало еще помереть от страха. Или свалиться в какую-нибудь вонючую яму…» Он опять наткнулся на стену, стал шарить по ней руками. Он пошел дальше, придерживаясь периметра стены, но везде натыкался на новую преграду. Тяжкий, нечеловеческий стон вдруг потянулся прямо из-под его ног. Этот вой то нарастал, то спадал… Эда стало трясти, в неверном свете он явственно увидел очертания гроба.
– Сейчас, сволочь, конечно, будешь открываться? – с ненавистью закричал он. – Да? Ну, давай, давай, открывайся, поговорим, закаканная коробка!
К его ужасу гроб заскрипел, закачался, крышка пружинисто подпрыгнула, потайной свет стал ярче, замерцал, будто разгораясь. В гробу лежал иссохший мертвец с зеленым лицом. Голова его плавно повернулась к Мигульскому, открылись пустые безумные глаза.
– А-а-а! – обмирая, не закричал – заныл Эд и, словно безоглядно бросаясь в омут, прокричал: – А ну, вылазь, вылазь, вонючка дохлая!
Мертвец лежал неподвижно, устремив в потолок вурдалачий взгляд, и вдруг резко, будто подброшенный сатанинской силок, дернулся и сел. Мигульский отпрянул, нога его угодила во что-то вязкое и липкое, он почувствовал, что проваливается, тонет, дернулся, насилу вытащил ступню из густой клейкой массы. «Странно, я же здесь проходил, – мимолетно подумал он, не сводя глаз с сидящего в гробу мертвеца. – Если он встанет – я сдохну!» – отчетливо понял Эд, тут же развернулся и бросился к выходу. К счастью, дорога была освещена, он миновал уже знакомые коридоры и помещения, спирали и раковины и в считаные секунды оказался у выхода. Эд стал стучать, но эффект получился бы тот же, если б он колотил по пирамиде Хеопса: могучая литая дверь поглощала все отзвуки жизни. Он подумал, как, должно быть, громко орала Ирина – и ужаснулся. Тут он вспомнил о черепе с секретом и жетоне в своем кармане, боязливо покосился в сторону коридора, мертвец, похоже, перестал интересоваться пришельцем, а сам пришелец вновь наткнулся взглядом на уже знакомую нишу под козырьком, подошел ближе, наклонился. Что-то белело, он боязливо протянул руку, почувствовал твердую шарообразную поверхность. Тут же загорелись глазницы. Дрожащей рукой Эд просунул в темечко жетон, в черепе щелкнуло, и одновременно за спиной что-то клацнуло. «Сработал соленоид», – догадался Эд, испытывая простое человеческое счастье. И если б Мигульский был рожден музыкантом, то в ту же минуту, безусловно, в сердце его грянул бы доселе неведомый жизнеутверждающий марш – гимн свободе и избавлению. Но Эд не был музыкантом, потому что мыслил слишком практично. С чувством обновления шагнул он к свету, отдышался, подождал, пока уймется сердце. И только после этого неторопливо поднялся по лестнице. Наверху его встретил Кент.
– И каковы ваши впечатления? – спросил он оскорбительно равнодушно.
– Чудовищно, – буркнул Эд, стараясь выглядеть таким же равнодушным.
Кент молчал, ждал, что еще скажет журналист.
– Я будто окунулся в сказки Гоголя, – уже более искренне произнес Эд.
– О-о, это еще не все, – заметил Кент. – Мы разрабатываем такие планы… Хотим сделать целый подземный Диснейленд. Царство Аида, непрерывный спектакль ужаса…
– Вы распугаете всех клиентов!
– Наоборот! Человек по своей натуре всегда более любопытен, чем труслив. Ну а вас ждет награда, как мы и обещали: знак «Я был в "Подвале Потрясений".»