Кладбище домашних животных (другой перевод)
Шрифт:
— Гэдж, — прошептал он. Гэдж находился там, за этой оградой, он томился под рыхлой землей, и это не было шуткой. «Скоро я тебя вытащу, — подумал он, — скоро я вытащу тебя отсюда, парень».
Луис пересек улицу со своей тяжелой связкой, остановился на другой стороне, снова посмотрел по сторонам и просунул связку через ограду. Она тихо звякнула, упав на траву с другой стороны. Отряхнув руки, Луис отошел. Он запомнил место. Даже если бы он что-то перепутал, можно было идти вдоль ограды, пока не увидишь машину, значит, связка будет тут.
Но открыты ли ворота?
Он прошел вдоль Мэсон-стрит, ветер
Он свернул за угол на Плэзант-стрит, продолжая идти вдоль ограды. Огни машины осветили улицу, и Луис предусмотрительно укрылся за вязом. Он увидел, что это не полиция, а просто грузовик. Едет на Хэммонд-стрит, а мотом, наверно, на шоссе. Когда машина проехала, он продолжил путь.
«Конечно, они будут незаперты».
Он подошел к воротам, образующим из железных прутьев форму собора, легким и изящным в отблеске уличных огней. Он подошел и толкнул их.
Заперто.
«Идиот, конечно же, они заперты — неужели ты думал, что кто-то оставит муниципальное кладбище где-нибудь в американском городишке открытым после одиннадцати? Никто, дорогой мой, и нигде. Ну, и что теперь?»
Теперь ему придется перелезать через ограду и надеяться только на то, что никто в это время не будет смотреть в эту сторону достаточно долго, чтобы увидеть, как он болтается на решетке, будто самый старый и неуклюжий ребенок в мире.
«Алло, полиция! Я только что видел, как самый старый и неуклюжий в мире ребенок карабкается на ограду Дивного кладбища. Похоже, он хочет там помереть. Да, все это выглядит подозрительно. Приезжайте, пожалуйста».
Луис прошел дальше по Плэзант-стрит и повернул направо. Высокая решетка продолжала тянуться рядом. Ветер стал холоднее, высушив капли пота у него на лбу. Его тень удлинилась и пропала в свете фонарей. То тут, то там он поглядывал на ограду, и наконец остановился и начал смотреть на нее внимательнее.
«Ты хочешь через нее перелезть, малыш? Не смеши меня!»
Луис Крид был довольно высок, но ограда возвышалась больше, чем на девять футов, каждый железный прут увенчивался декоративной пикой. Декоративной... пока вы не поскользнетесь на этой высоте и не плюхнетесь весом ваших двухсот фунтов на такую пику, скорее всего яйцами. И ней вы будете вертеться, как поросенок на вертеле и орать на всю улицу, пока кто-нибудь не вызовет полицию, она приедет и отправит вас в госпиталь.
Пот промочил его рубашку на спине. Стояла тишина, только с Хэммонд-стрит доносился отдаленный шум уличного движения.
Надо было что-то делать.
«Луис, подумай, что ты делаешь? Может, ты и свихнулся, но не настолько же. Даже если ты и заберешься на эту ограду, то нужно быть гимнастом, чтобы перебраться через нее и не напороться на эти пики. А если тебе это каким-то образом и удастся, то как ты надеешься перелезть обратно с телом Гэджа?»
Он пошел дальше, боясь, что обойдет кладбище кругом, так ничего и не придумав.
«А можно сделать и так. Сейчас вернусь домой в Ладлоу, а завтра приеду пораньше, днем. Пройду через ворота где-нибудь в четыре часа и спрячусь до полуночи. Иными словами, у меня будет время до завтра, чтобы еще раз все обдумать.
Замечательная идея, о великий Свами Луис... и что теперь делать с этой связкой, которую
Конечно, это имело смысл. Но сердце уверенно и твердо подсказывало ему, что он сегодня не вернется домой просто так. Если он не сделает этого сегодня, то не сделает никогда. Он никогда не решится на это безумие снова.
На пути его было несколько домов, — редкие квадратики желтого света мерцали на другой стороне улицы, и в одном из них он увидел отблеск экрана черно-белого телевизора — и посмотрев за ограду, заметил, что могилы здесь кажутся более старыми, округлившимися от многократной смены сезонов снегов и дождей. Здесь был еще один поворот, который мог вывести его на улицу, параллельную Мэсон-стрит, откуда он начал свой путь. И что он будет делать, вернувшись к началу? Заберет свои двести долларов и уедет? Признает поражение?
Улицу опять осветили огни машины. Луис укрылся за деревом, выжидая, пока она проедет. Этот автомобиль ехал очень медленно, и через минуту на пассажирском сиденье вспыхнул белый свет, осветивший прутья ограды. Сердце его бешено забилось. Это была полицейская машина.
Он плотнее прижался к дереву, к его грубой коре, в безумной надежде, что оно достаточно велико, чтобы заслонить его. Луч прошел рядом с ним. Луис пригнул голову, пытаясь спрятать белеющее в темноте лицо. Луч достиг дерева, на миг исчез и опять появился с другой стороны. Некоторое время он перемещался по дереву.
Луис ждал, когда вспыхнут красные огни, откроются дверцы машины, и луч упрется в него, как указательный палец. «Эй ты! Ты, за деревом! Стой на месте, и мы хотим видеть, что у тебя в руках ничего нет! А теперь выходи!»
Машина остановилась. Она доехала до угла, просигналила и повернула налево. Луис прислонился к дереву, тяжело дыша, с пересохшим ртом. Он надеялся, что они не обратят внимания на припаркованный «сивик», но ничего страшного не было — на Мэсон-стрит ночная парковка не запрещена. Там стояли и другие машины. Может быть, их владельцы жили в соседних домах.
Луис взглянул на дерево, под которым стоял. Прямо над его головой дерево раздваивалось. Он мог бы...
Не думая о дальнейшем, он вскарабкался на развилку, цепляясь руками и упираясь ногами в теннисных туфлях. Через минуту он уже прочно утвердился там. Если бы полиция вдруг вернулась, она могла бы увидеть на этом дереве весьма редкую птицу. Нужно было быстрее уходить.
Он пополз по ветке, доходившей до верхней границы ограды. Это абсурдно напоминало ему о его двенадцати годах. Дерево было не очень прочным; оно качалось и чуть ли не трещало. Его листья шуршали и о чем-то перешептывались. Луис оценил ситуацию и прыгнул прямо вперед, уцепившись руками за ветку, которая была ненамного толще его руки. Повиснув над землей на высоте восемь футов, он начал, перебирая руками, продвигаться к ограде. Ветка качалась, но не ломалась. Он был удивлен бесформенной, обезьяноподобной тенью, которую отбрасывал на цементный тротуар внизу. Ветер остудил его разгоряченные руки, и он обнаружил, что дрожит, несмотря на заливавший лицо пот. Руки уже стали уставать, и он боялся, что потные ладони соскользнут с ветки.