Кладбище улик
Шрифт:
Арраун так и лежал на грани зыбучего песка и твердой почвы.
Его бежевая кожа на лице стала почти белой от потери крови. Уродливые раны виднелись на щеке, лбу, шее. Из двух отрубленных рук все еще сочились темные капли. Но он был жив! Грудная пластина доспехов едва заметно двигалась в такт слабеющему дыханию.
– Фирн! – закричал Кетгут, бросая я мешок и подходя ближе. – Млечный Фирн, ты слышишь меня?
Арраун открыл глаза и посмотрел на него неожиданно ясным взглядом. Будто никуда они и не уходили из кабинки
– Она погибла? – еле двигая рудиментарными губами, прошептал Фирн.
Кетгут медленно кивнул.
– Покажи мне Улику…
– Ты же не увидишь ее. Зачем?
– Теперь, пожалуй, увижу. Покажи.
Подтянув мешок, Кетгут вывалил содержимое на каменную тропу.
– Я не знаю… не знаю, какая из них.
Арраун всмотрелся в рассыпанные в метре от него призрачные пятна. Так, словно он и вправду мог видеть их.
А через минуту он с неимоверным усилием протянул одну из уцелевших рук в сторону Улики, которая откатилась чуть в сторону от остальных. Кетгут напрягся.
– Вот она, – тихо сказал Фирн. – Не потеряй.
– Ты… видишь?
– Лишь единственную.
Кетгут обескуражено помолчал. Потом решился предложить.
– Я могу отнести… ее… и твою… к колодцу.
Фирн улыбнулся.
– Нет, старина. Ни в коем случае. Присядь, я объясню тебе.
Кетгут послушно сел, громыхнув броней. Благо форма и вес Доспехов Нордна позволяли подниматься на ноги без помощи посторонних, и ему не грозило потом корячиться, словно жуку, перевернутому на спину.
– Видишь этот песок… – Фирн взял в перчатку горсть мельчайших кварцевых камешков и просыпал их сквозь пальцы. – Раскаленный песок пустыни. Каждое существо с самого рождения сидит на нем, обжигая задницу. Сидит, даже не подозревая, что кроме его пылающей шероховатости есть что-то еще. Это песок одиночества, любезный Кетгут. Мы барахтаемся в его волнах, причиняющих боль и страдания.
Кетгут невольно посмотрел на Дюны Забвения, возвышающиеся со всех сторон красноватыми холмами. Солнце все сильнее нагревало их.
Фирн проследил за его взглядом и улыбнулся:
– Горячего песка очень много вокруг нас. Мы привыкаем к его бесконечности, учимся не замечать боль и жжение… Но приходит время, и некоторые из нас находят оазис. Случайно или нет – это не важно. В каждой пустыне есть оазисы… Просто кому-то везет, и он натыкается на островок блаженства, а кто-то вечно бродит среди дюн…
У Фирна уже не осталось сил даже на то, чтобы говорить. Кетгуту приходилось вслушиваться в гаснущий шепот и читать по бледным губам, дабы понимать смысл произносимых умирающим аррауном слов.
– Бродить до конца своих дней между безжизненных дюн – страшно. Но самое ужасное, мастер смерти – это не пр… кхгм… – Млечный Фирн закашлялся, густо сплюнул кровью. – Самое ужасное – найти оазис. Познать благодать прохладной воды, спасительную тень деревьев, вдохнуть запах цветов… А потом вновь очутиться на раскаленном песке. Вот это по-настоящему жутко. Ведь ты уже знаешь, каково это… быть счастливым…
Кетгут вдруг поймал себя на том, что до белизны в костяшках сжал кулаки.
– Ты еще не видел этого оазиса, мастер смерти. Ты пока ищешь его среди негостеприимных дюн… Позволь… я дам тебе один совет… Когда найдешь, не уходи оттуда.
Кетгут машинально кивнул.
Сквозь белесое нечеловеческое лицо Фирна он видел кладбище улик. Но это были не те улики, которые он скрывал после очередного выполненного заказа. Это были совсем другие призрачные пятна…
Улики не обретенных друзей и подруг.
Полупрозрачные доказательства так и не рожденного счастья.
– Между прочим, – еле слышно произнес Фирн, закрывая глаза, – я понял твою шутку про латы из нержавейки. Человеческий юмор злой. Потому, что возникает из-за одиночества. Люди – самая одинокая из всех рас.
– Знаю, – ответил Кетгут, снимая с Фирна перчатку и сжимая его слишком холодную для жаркой пустыни ладонь в своей.
– Я не хочу больше никогда садиться голой задницей в этот раскаленный песок… Возьми и похорони ее рядом с Настой…
Кетгут не сразу понял, о чем говорит Млечный Фирн.
Лишь когда в его руке материализовалось пятно Улики, он молча кивнул.
Заказы нужно выполнять. До конца.
Где-то далеко за пологими верхушками Дюн Забвения передовые отряды Альянса по инерции штурмовали форпосты Союза. Но теперь это не играло никакой роли…
Войны была предотвращена.
А причиной тому послужила месть. Самая страшная месть. Та, которую иногда может породить лишь истинная любовь.
Потерянная навсегда…
Кетгут взял из разжавшейся ладони аррауна Улику и осторожно прикрыл пальцами его бледные веки.
– Спи спокойно, Фирн. Надеюсь, ты бы понял этот… исконно человеческий жест.
Солнце нещадно жарило над головой. Кетгут поднялся и принялся собирать Улики в мешок. Через несколько минут он утрамбовал призрачные пятна ботинком и прилежно завязал тесемку, чтобы не просыпать драгоценный груз.
Он не бросил в общую кучу лишь две Улики.
Два эфемерных кругляшка, оставшихся от тех разлюбивших друг друга существ, чья ненависть спасла миллионы жизней.
– Что ж. Бывает и так, – вздохнул Кетгут, прежде чем отправиться в обратный путь. – Из почетного мастера смерти – в обыкновенные могильщики.
Пройдя десяток метров, он подобрал свой шлем, улыбнулся и добавил:
– Ну и пусть. Зато бронька мне реально козырная досталась.
Добро пожаловать на блог Сергея Палия в Живом Журнале spali.livejournal.com, а также на странички Вконтакте vk.com/spali и Фейсбуке facebook.com/leglasik.