Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны
Шрифт:
Он все ел с удовольствием, несмотря на душевное волнение. Но насладиться ужином в полной мере мешали неотступные мысли о картине, ради которой он и явился в этот дом. Портрет покойной тетки висел на прежнем месте. У Родиона первоначально была слабая надежда, что, глянув на парсуну, он сразу обнаружит в ней какие-нибудь изменения, что-то вроде пририсованного внизу пергамента с объяснением, как на полотнах старых немецких мастеров. Ладно, не приписал отец масляной краской буквы, так, может, поставил где-то в нужном месте точку или крестик? Ничего похожего.
Но Родион не отчаялся. Поиск шифра требует внимания. Необходимо зажечь оба канделябра и исследовать картину сантиметр за сантиметром. Он принялся зажигать канделябр, и в сенях часы начали бить, последний удар пришелся как раз на последнюю свечу — полночь. Это показалось ему странным и плохим предзнаменованием — надо же так подгадать! Чертовщина какая-то!
Теперь Родион снял портрет со стены и внимательно изучил полотняную изнанку. Она была украшена замысловатым автографом художника и датой — более ничего не было. Затем он внимательно обследовал раму, может, втиснута там какая-нибудь записочка. Нет ничего, рама как рама. Он повесил портрет на стену и принялся изучать застывший пейзаж. В одном месте у основания дерева, там, где была изображена то ли пожухлая трава, то ли земля коричневая, обнаружился какой-то изъян, словно в этом месте чем-то чиркнули, но скорее всего черточку проделала не человеческая рука, а само время, видно, краску художник плохо положил.
Осталось только предположить, что отец зашифровал свои тайные сведения в самом сюжете картины. Может, он имел в виду какую-нибудь аллегорию? Но какая здесь возможна аллегория, если вещей на картине до обидного мало. Стоит юная тетушка в каком-то придуманном месте, сзади нее бьет Фонтан в три струи, от фонтана идет аллея с плохо нарисованными деревьями, а на переднем плане справа от тетки — изящный столик на трех ножках. На столике книга, чернильница с воткнутым в нее гусиным пером и все. Тетка щедро увешана драгоценностями. «Может быть, их и велел найти отец, найти и украсть у новых владельцев?» — подумал Родион с кривой усмешкой. Однако сосредоточимся… Знать бы, чего ищу, оно бы и легче!
Тетка на портрете была миловидна, круглолица, скуластенькая такая… щеки, видно, по русской моде свеклой подкрашены, но художник смягчил румянец до нежной розовости. Волосы свои, прическа простая, на прямой пробор, а над ушами ровно пена из завитков. На стройную шею с двух сторон спускались два тугих локона, полная грудь сильно открыта: жемчуга, крестик золотой и подвес в виде рубиновой капли. Красное камлотовое платье украшено серебряной рюшкой, но умеренно, только по рукавам и лифу. Он ничего, ни-че-го не понимает.
Родион прошелся по зале, заглянул в буфетную, куда нянька загодя поставила для него штоф с водкой, налил себе полный бокал, хрустнул огурцом. Потом стал ходить по кругу, как лошадь на манеже, до тех пор, пока не закружилась голова. Устав, он встал напротив портрета и вперился тяжелым взглядом в широко распахнутые глаза тетки, словно в гляделки играл. Сейчас его осенит, сейчас придет в голову нужная идея.
И вдруг шевельнулось что-то на портрете, а по спине у Родиона побежали холодные мурашки, сердце отчаянно стукнуло. Он скользнул взглядом вниз и увидел лилейную ручку, которая опять застыла в полной неподвижности, указывая розовым, сужающимся книзу перстом с перламутровым ногтем, каких в жизни-то не бывает, на книгу… Господи, конечно! Отец особенно упирал на то, что тетка была грамотна.
Родион был столь возбужден, что не удивился бы, если б нарисованная книга, трепеща страницами, развернулась сама собой и остановилась на нужном, отчеркнутом отцовской рукой абзаце, объясняющем зашифрованную тайну. Но книга лежала спокойно, только глаза вдруг увидели напечатанное готическими буквами имя автора — Плутарх. Трудно поверить, что красавица тетка читала Плутарха по-немецки, скорее всего художник выбрал книгу для натуры, обложка в зеленом бархате как нельзя лучше гармонировала с общим фоном и фонтаном.
— Спасибо, красавица. — Родион поклонился портрету, схватил шандал со свечой и бегом бросился в комнату отца к книжному шкафу. «Вот сейчас все и разъяснится», — ликовал он, а внутренний голос — второе «я», сей господин, который вечно является в самый неподходящий момент, с упорством идиота бубнил: «Нетути… нетути…» Заткнись, болван! Коридор, лестница, второй этаж, поворот, дверь… Что такое наш внутренний голос, как не безошибочное предчувствие, уже какой раз Родион утверждался в этом. Отцовская комната была пуста, то есть почти пуста, стол с его любимым голландским стулом стоял на месте, но ни книг, ни самих шкафов не было.
Шалая со сна Настена вначале ничего не соображала.
— Светик мой, Родион Андреевич, солнышко, какой шкаф? Да кто ж тебя напугал эдак, дрожишь весь? О-ой, как винищем-то от вас разит! Да не тряси ты меня! Книги все эконом в столицу свез, я думаю, в главный Минихов дом. Как дала? Да ты что, дитятко, говоришь-то? Этот эконом мужчина лютый. Он только сюда приехал, перво-наперво начал нас всех скверными словами лаять: и бездельники, и ветрогоны, и паскудники. Мало того что словесно убеждал — для острастки дак еще ручно действовал, все по мордам. А ты говоришь…
Родион вернулся в залу, затушил все свечи и на цыпочках ушел в свою комнату. На портрет он смотреть не стал. А ну как ручка тетки уже не указывает на книгу и занимает первоначальное положение. Вспомнить бы, как эта ручка художником первоначально нарисована? Может, просто опущена, а может быть, чуть поднята и отведена в сторону. Нет, это левая рука поднята, а правая… Убей Бог, не помнит. Одно точно, он ясно видел, как шевельнулась эта розовая, божественной формы ручка. А может, пламя свечи дрогнуло и сыграло с ним глупую шутку? Был сквозняк, был, и какой-то шум вслед за ним, наверно, говор или лай собачий. Ба-а-ашка трещит!
Вправду говорят, водка лучшее снотворное, если принимать правильную дозу. Для неиспорченного хмелем организма Родиона полный бокал соответствовал норме. Он уснул и проспал, как убитый.
Наутро первым делом спустился в залу. Красавица в красном держала левую руку чуть поднятой и отведенной в сторону, а правой точно указывала на книгу. И надпись, тисненная золотом на зеленом корешке, была та же — Плутарх.
11
Убегая от одиночества, Родион оставшееся от службы время тратил на бесцельное шатание по городу. Месяц назад он поостерегся бы появляться в людных местах из опасения быть узнанным, а тут вдруг ему на все стало наплевать.