Шрифт:
ЮЛИЯ Р. БЕЛОВА
КЛАН
(документальный роман)
ПРОЛОГ
ПОСТУПЬ ГРЕЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ
Кеннеди... Не много найдется семей, которые возбуждали бы такой интерес как эта. Джон, Роберт и Эдвард. Не только в Соединенных Штатах, но и по всему миру у самых разных людей ярче загораются глаза при одном упоминании их имен. У одних они вызывают восхищение, у других -- ненависть. Кеннеди всегда обладали способностью вызывать сильные чувства и подчас прямо противоположные. В американской политической жизни не так уж и редки политические династии. Американцы, гордящиеся своей свободой и демократизмом, питают большое пристрастие к семьям, чье положение напоминает положение английской аристократии XVIII-XIX веков. Адамсы, Гаррисоны, Рузвельты, Тафты, Лоджи, Стивенсоны, в последние годы Буши, и еще многие, многие другие... И все же никто из них -- даже Рузвельты, даже Адамсы!
– - не может похвастаться такой славой и таким количеством легенд как Кеннеди. Они не просто семья, ознаменовавшая целую эпоху в политике. Они -- клан Кеннеди. Клан, иначе их редко называют. Клан -- как дань их ирландскому происхождению. Клан -- в знак уважения перед их сплоченностью и верностью друг другу. С самого начала, когда имя Кеннеди еще только засияло на небосводе современной политики, семья Кеннеди стала олицетворением Американской мечты. Она прошла длинный путь от нищих ирландских переселенцев до мультимиллионеров, решивших отдать свой долг стране в форме политической деятельности. Разве могли американцы не восхищаться молодым, энергичным президентом, рядом с которым находились очаровательная жена, сочетавшая, казалось, одновременно уверенность в себе и поэтичность, красивые дети и два брата -- министр и сенатор? Правда, надо признаться, рядовому американскому избирателю, американскому обывателю было не так уж и важно, к чему конкретно призывал в избирательную кампанию 1960 года Джон Фитцджеральд Кеннеди. Они реагировали не столько на политическую платформу Кеннеди, сколько на созданный образ политика, его имидж, возрождающий стиль то ли римских патрициев, то ли легендарного короля Артура в замке Камелот. Возможно, Джон Кеннеди, человек насмешливый и ироничный, и посмеялся бы над сравнением самого себя с королем Артуром, но для многих американцев Белый дом Кеннеди и Камелот вскоре стали синонимами. А когда президент говорил: "Не спрашивайте, что страна может сделать для вас, спрашивайте себя, что вы можете сделать для страны," -- американцы испытывали неизъяснимый восторг, и, казалось, сама Америка становится моложе. Этот человек, который по мнению его жены Жаклин был "идеалистом без иллюзий", а по выражению его друга и историка Артура Шлезингера-младшего "прогматиком..., чуждым всякой романтики", заражал людей искрящимся идеализмом и увлек за собой целое поколение молодежи, "вдохновенных". Джон Кеннеди немало потрудился над созданием легенды, но окончательно она сложилась после его смерти. Ведь ничто так не способствует мифотворчеству как трагедия. А убийство президента Джона Ф. Кеннеди 22 ноября 1963 года потрясло не только Соединенные Штаты, но и весь мир. Теперь к легенде о сияющем рыцаре добавились легенды о роке. Журналисты, а вместе с ними и читатели, стали вспоминать длинный перечень несчастий, постигших семью Кеннеди. Одна из сестер, Роуз-Мэри, была умственно отсталой. Самый старший из братьев, Джозеф-младший, капитан ВВС, погиб в 1944 году из-за взрыва его бомбардировщика. Вскоре в Бельгии погиб муж его сестры Кэтлин. Сама Кэтлин, красивая и обаятельная, погибла в 1948 году при падении самолета, в котором она летела к отцу. Вспоминали и маленького сына президента, умершего через двое суток после рождения. А ведь это был далеко не полный перечень несчастий. И благо, если бы дело ограничилось воспоминаниями! Но не прошло и года после гибели президента, как американцы были ошеломлены новым сообщением. В июне 1964 года младший брат президента сенатор Эдвард М. Кеннеди чудом остался жив, попав в авиационную катастрофу. Долгие месяцы ему пришлось провести в неподвижности после перелома позвоночника. А в июне 1968 года на пороге президентства был убит сенатор Роберт Френсис Кеннеди. Из четырех братьев Кеннеди остался один -- Эдвард. Теперь слова "под сенью рока", "проклятье клана Кеннеди", "поступь греческой трагедии" стали обычными выражениями, применимыми к знаменитой семье. Американцы же с нездоровым любопытством следили за последним из братьев. Он стал главой клана, а так же надеждой демократической партии. "Как мои братья до меня я поднимаю упавший штандарт, -- провозгласил тридцатишестилетний сенатор.
– - Поддерживаемый воспоминаниями о наших совместных бесценных годах, я постараюсь нести это особое обязательство в справедливости, превосходстве и мужестве, что отличало их жизни". Для многих он стал Последней Надеждой Камелота, Принцем Хэлом* Американской Политики, и все ждали, чтобы он стал идеальным королем. Но жизнь все же не пьеса, она чужда идеализму. * Герой английской истории и пьесы Шекспира, веселый и разгульный принц из рода Ланкастеров, ставший одним из наиболее прославленных английских королей -- Генрихом V. Против Эдварда Кеннеди было само время. Чувство новизны, которое вызывал Джон Кеннеди, исчезло, уступив место усталости. Американцы начали утомляться трагедиями и идеализмом. В конце концов идеализм предъявляет к людям слишком много требований, а оплакивание павших героев не самое приятное время провождение. Американцы говорили о клане Кеннеди: "Слишком много трагедий". Слишком много. К тому же многие стали задаваться вопросом, а не переоценили ли они "кеннедизм", и существует ли он вообще. Но, если задавая эти вопросы, обращались к разуму, то отвечали на них исключительно при помощи чувств. Что, в общем-то, характерно для людей, в какую бы эпоху и в какой бы стране они не жили. В результате все призывы взглянуть на клан Кеннеди без иллюзий как правило приводили к созданию новых мифов хотя и с другим знаком. Что делать? Очень часто пылкое поклонение приводит к разочарованию, а иногда даже вызывает и озлобление против объекта почитания. Но Джона и Роберта Кеннеди уже не было в живых, поэтому разочарование и гнев американцев должен был излиться на их младшего брата -- Эдварда. Требовался лишь толчок, который бы прорвал плотину скрытого до поры до времени чувства. И он не заставил себя долго ждать. В июле 1969 года произошло событие, которое изменило жизнь не только сенатора Кеннеди, но и политическую жизнь Америки. Внешне, казалось бы, никак не связанное с политикой, оно, однако, стоило ему президентства. В летний субботний день 1969 года все информационные агентства передали сенсационное сообщение, что в ночь с пятницы на субботу сенатор Эдвард Мур Кеннеди попал в автомобильную катастрофу, и что его спутница, 28-летняя Мэри Джо Копечне, погибла на острове Чаппакуидикк. С тех пор прошло тридцать лет, но и теперь людей волнует вопрос, что же произошло в ту летнюю ночь на крошечном островке у побережья штата Массачусетс. Задаются люди и другим вопросом: кто он -- сенатор Эдвард Мур Кеннеди, человек, много и многих терявший, но в то же время и достигший того, что не далось в руки его братьям? Стараниями средств массовой информации мы не так уж и мало знаем о сенаторе как о политике, хотя очень часто предлагаемая нам информация страдает односторонностью или просто неточностью. Но что мы можем сказать о личности, кроме маловразумительных сплетен, периодически появляющихся не только в желтой прессе, но нередко и в весьма уважаемых и серьезных изданиях? Так кто же он, человек, десятилетиями живший под сенью "завещанного" ему президентства, которое он так и не получил? Незаурядная личность или слабое отражение своих братьев, человек, восторжествовавший над Судьбой или согнувшийся под ее непосильным бременем? На этот вопрос и попытается ответить данная повесть.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. В НАЧАЛЕ...
Отдай мне твоих усталых и бедных;
Они задыхаются в толпах огромных,
Подобны обломкам, усеявшим берег.
Пошли их ко мне, гонимых, бездомных --
Мой свет их введет в золотые двери.
Эмма Лазарус "Новый колосс",
стихотворение, помещенное
на пьедестале статуи Свободы. Чтобы понять человека, надо как минимум знать, откуда он родом и как воспитывался. Для любителей поговорить о Роке клана Кеннеди, ирландское происхождение этой семьи просто находка. В раннем средневековье Зеленый остров был одним из центов европейской учености. В его монастырях переписывались книги, богато украшенные миниатюрами, которые славились по всей Европе. Ирландские мореплаватели отправлялись к неизведанным землям. По преданию именно ирландский монах Брендан первый достиг берегов Америки за много веков до Колумба. К несчастью, географическое положение Зеленого Эрина было таково, что он всегда привлекал к себе завоевателей. Из всех врагов самым опасным, конечно, была Англия. В 1155 году Папа Римский Адриан подарил Ирландию английскому королю Генриху II, мотивируя это тем, что ирландцы плохие католики. По иронии судьбы англичане впоследствии отвернулись от католицизма, а вот ирландцы остались ему верны, не смотря на все преследования. Щедрость Адриана IV объяснялась очень просто. Папа Римский -- в миру Николас Брейкспир -- был первым (и, добавим, последним) англичанином на престоле святого Петра. Правда, Генрих II не сразу смог воспользоваться подобным даром, ему еще долго пришлось ждать предлога, чтобы напасть на Ирландию. Но предлог нашелся, и как очень часто бывает в подобных случаях, им послужили раздоры между ирландскими князьями. Началось с того, что в ходе распри князь Ленстера Дермот Макмурроу обратился за помощью к английскому королю против Брейфна О'Рурка, которого он же и оскорбил. В результате действий Дермота Макмурроу в 1169 году графство Вексфорд стало первой жертвой английского завоевания. Именно из этого графства и ведут свой род Кеннеди. Даже в их имени сохранилась память о тревожном прошлом. В переводе с гэльского фамилия Кеннеди обозначает "шлем". Кстати, Эдвард Кеннеди любит подчеркивать это обстоятельство, причем в самых неожиданных ситуациях, например на слушаниях в Сенате США. Английские войска опустошали Ирландию огнем и мечом. Правда, по соглашению они должны были покинуть остров, оказав помощь своему ирландскому союзнику, но о выполнении соглашения никто даже не помышлял. Слабым утешением для ирландцев послужила смерть виновника нашествия Дермота Макмурроу, который буквально сгнил заживо без отпущения грехов и Святых даров, что было расценено как особая кара за преступления. Впрочем, дело было сделано -- англичане остались в Ирландии. Остались, чтобы полностью покорить остров. И лютня, что в Таре звучала, -- Дух музыки к доблести звал -- На стенке в пыли замолчала, А дух тот навеки пропал. Уснула тут гордость былая. И трепетной славы зов...* * Стихи Томаса Мура. На протяжении всех последующих веков в Ирландии не прекращалась борьба за свободу. Ирландцам приходилось переживать бесчисленные восстания и их подавления, испытывать надежды, связанные с именем короля всей Ирландии Эдварда Брюса, младшего брата знаменитого Роберта Брюса, и разочарования, когда этот талантливый полководец, призванный на борьбу с англичанами, стал грабить своих новообретенных подданных, ничуть не уступая в этом английским войскам. В XVI веке революционные войска Оливера Кромвеля жестоко подавили ирландское восстание, длившееся с 1641 по 1652 год. Те самые солдаты, что в Англии, не желая терпеть тиранию, взялись за оружие, чтобы отстоять свою свободу, в Ирландии сражались, чтобы подавить свободу другого народа. Благодаря им, Ирландия стала одной из первых английских колоний. Восстание 1641-1652 годов было не последним. Именно ирландские борцы за независимость были первыми рабами, которых англичане отправляли в Америку. Удивительное дело, со стороны могло показаться, будто Ирландия процветает, столь значительным был вклад Зеленого острова в международной торговле продовольствием. В действительности же крестьянство было доведено до нищеты. В 1789 году французский консул писал из Дублина: "Из страны вывозят не избыток, а то, что везде в иных странах считалось бы необходимым... На трех четвертях сего острова народ довольствуется картофелем, а в северной части -- кашей из овса, из коей они делают сухари, и похлебкой. Таким-то образом бедный, но привыкший к лишениям народ кормит нацию [Англию], каковая имеет куда более природных богатств, нежели он сам". Действительно, ирландским крестьянам было недоступно все то изобилие, что производилось на острове. Они знали лишь картофель, но однажды и он подвел. В середине XIX века в Ирландии разразился голод, вызванный неурожаем. Неурожай обрушивался на Зеленый остров три года подряд, в 1846, 1847 и 1848 годах. Голод унес множество жизней, однако английские власти ничего не предприняли для спасения людей. Что гораздо хуже, они продолжали вывозить из голодающей страны продовольствие, не желая даже в это время что-либо менять в своей экономической политике. В 1848 году в Ирландии вспыхнуло восстание, но было подавлено. В результате голода и преследований тысячи и тысячи ирландцев покинули свой Изумрудный остров в поисках лучшей доли. Многие отправились в Соединенные Штаты Америки. В 1849 году Ирландию покинул и Патрик Кеннеди. Как утверждал позднее президент Джон Кеннеди, Патрик Кеннеди прибыл в Америку, обладая лишь двумя вещами: верой в Бога и верой в свободу. Молодой Кеннеди обосновался в Бостоне, столице штата Массачусетс, на северо-востоке США. Америка не принесла ему удачи. Пуританский штат, как часто называли Массачусетс, недоброжелательно встретил католиков-ирландцев. Чопорные бостонцы (WASP -- White -- белые, Anglo-Saxon -- англо-саксы, Protestants -- протестанты) видели в них непрошенную орду. Новая Англия унаследовала от старой Англии все предрассудки своих предков в отношении ирландцев. Их рассматривали как "низшую расу", и хотя они были готовы выполнять любую работу, чаще всего их встречали объявления "Ирландцы на работу не принимаются", а в парках -- "Собакам и ирландцам вход воспрещен". С трудом найдя работу бондаря, Кеннеди без устали трудился, но в возрасте 35 лет умер от холеры и полного истощения. После него осталась вдова -- Бриджит Мерфи -- и четверо детей: три дочери и маленький сын Патрик-младший. В обширной "кеннедиане" нередко можно встретить утверждение, что в клане Кеннеди правит мужской шовинизм. Однако напрасно было бы думать, что женщины семьи Кеннеди ничего не знают, кроме скромного молчания и послушания. Нет. В семье Кеннеди всегда были смелые, очень активные женщины, обладающие твердым характером. Бриджит Мерфи была именно такой. Больше всего на свете она хотела, чтобы ее дети выбились в люди. Она много и упорно работала, и с ее помощью Патрик Кеннеди-младший добился того, что не удавалось сотням тысяч других. Он завел собственное дело, занимаясь торговлей спиртным. Усердно спаивая сограждан, сам он, однако, не пил и не курил. Достигнув материального благополучия, Кеннеди занялся политикой в ирландской части Бостона и даже стал членом законодательного собрания штата. Именно тогда он привлек внимание Мэри Хики -- еще одна женщина с твердым характером -- которая вскоре и женила его на себе. Как писала впоследствии Роуз Кеннеди, Мэри испытывала огромный интерес к политике и имела огромное влияние на мужа. У супругов было трое детей: две дочери и
– - раздражено поинтересовался он. -- Такие же как ваш отец и мой, -- отрезал Хани Фитц.
– - Разница между ними лишь в несколько пароходах. Упорство Фитцджеральда в борьбе с "браминами" было вознаграждено. Он стал первым католиком мэром Бостона и первым ирландцем-католиком в Палате Представителей США. У Хани Фитца было шестеро детей: три дочери и три сына. Роуз Элизабет родилась в 1890 году. На празднования ее сотого дня рождения в Хайаннис-Порте, штат Массачусетс, собрались дети, внуки и правнуки, которые с чувством пропели ей "С днем рождения, Роуз", после чего ее сын сенатор Эдвард Кеннеди подарил ей букет из ста роз*. * Роуз Кеннеди умерла от воспаления легких в 1995 году в возрасте 104 с половиной лет. Хани Фитц не отличался аристократизмом. Например, ведя избирательную кампанию, он мог забраться на стойку бара и запеть популярную песенку "Милая Аделина". Однако его дети получили хорошее образование. Роуз Фитцджеральд училась в аристократической школе, занималась в консерватории. Изящная и привлекательная, она была любимицей Бостона, но ее брак с Джозефом Кеннеди "лучшие семьи" города сочли возмутительным. Для них он был лишь выскочкой-ирландцем, нуворишем, сыном обычного трактирщика (в презрении "браминов" была изрядная доля лицемерия, в конце концов знаменитое семейство Кэботов составило себе состояние на торговле ромом, опиумом и рабами, но к XX веку они уже не в вспоминали об этом, полагая себя чуть ли не титулованными аристократами). Постепенно Кеннеди становился богаче "браминов", но это не открывало перед ним двери их домов. Напротив, богатство Кеннеди стало мишенью для колких насмешек насчет его ирландской напористости. Однажды, будучи уже мультимиллионером, Кеннеди увидел в газете довольно недоброжелательную заметку о самом себе. Вот что последовало после этого: "Кеннеди буквально взбесился, -- рассказывает очевидец.
– - Вскочив со стула, он швырнул газету и, топча ее ногами, зарычал: "Будь они прокляты! Я родился в Америке. Дети мои тоже родились здесь. Что же, черт возьми, должен я сделать для того, чтобы меня, наконец, стали называть американцем!" Уже по реакции Кеннеди понятно, что пренебрежение "браминов" было не просто спесью старых денег перед новыми. Различие лежало в национальной сфере, и Кеннеди почувствовал себя глубоко оскорбленным. В конце концов подобные уколы, наносимые исключительно по принципу национальной принадлежности, оставляют самые глубокие и болезненные раны. Люди же, как правило, недооценивают их, считая несерьезными, и проявляют редкостное равнодушие, особенно если националистические выпады не затрагивают их самих. Точно так же люди всегда готовы высмеять саму мысль, что шовинизм может чем-то угрожать людям богатым. Почему-то принято считать, что богатство и в этом случае является надежной защитой. На самом же деле, когда речь идет о национальных предрассудках богатство может создать лишь иллюзию защищенности, а так же дать шанс взять реванш в той или иной сфере деятельности. Кто знает, сколько блестящих карьер обязаны своим появлением чувству уязвленного самолюбия? Возможно, и в данном случае именно пренебрежение окружающих заставило Кеннеди возмечтать о том, чтобы один из его сыновей стал президентом США. Тогда он смог бы восторжествовать над спесивцами. Конечно, в те времена подобная мечта казалась дерзкой и несбыточной, лишь в 1924 и 1928 годах католик-ирландец Эл Смит попытался добиться этого поста, да и то неудачно, но Кеннеди был человеком очень упорным. И он сделал все, чтобы создать необходимую базу для своих детей. Не покладая рук, Кеннеди трудился над увеличением своего состояния. Его деловые интересы не были связаны с Бостоном, и проблемы бизнеса часто заставляли семью переезжать. В двадцатых годах Кеннеди занимался шоу-бизнесом, приобретя более 30 небольших кинотеатров в Новой Англии, и провел 32 месяца в Голливуде. Кино-бизнес (кроме знакомства с кинозвездами) принес ему 5 миллионов долларов. Точно так же он активно играл на бирже в Нью-Йорке и, обладая удивительной интуицией, не пострадал от краха 1929 года. Напротив, на продаже акций во время паники он заработал как минимум миллион. А сразу после отмены Сухого закона Кеннеди взялся за традиционное дело семьи -- торговлю спиртным, поставив это дело на широкую основу. Впрочем, были сообщения, что нелегальной торговлей спиртным Кеннеди занимался и до отмены Сухого закона -- в "медицинских целях". Биограф Кеннеди Ричард Хален отмечал агрессивность Кеннеди в делах, но при этом писал, что он держался в стороне от рискованных операций. В 1940-х годах, когда его сын Джон вошел в политику, Джозеф П. Кеннеди отказался от такого доходного, но неприятного с точки зрения политики бизнеса как торговля спиртным. Что и говорить, на это способен далеко не каждый бизнесмен. В качестве компенсации Кеннеди занялся недвижимостью в Нью-Йорке. Кроме того он приобрел торговый центр в Чикаго, который стал одним из крупнейших в мире и к моменту смерти "отца-основателя" достиг стоимости в 75 миллионов долларов. Между тем, Джозеф Кеннеди не был тем человеком, который ставит деньги превыше всего. Они всегда были для него средством, а не целью. Известна часто повторяемая им фраза "Мерой успеха человека в жизни являются не деньги, которые он сделал, а семья, которую он поднял". В этой сфере Кеннеди тоже достиг немалого успеха. Девять человек детей встречается не в каждом доме. В 1915 году родился Джозеф Патрик-младший, которого Джозеф-старший мечтал увидеть президентом, в 1917 году -- Джон Фитцджеральд, будущий президент США, в 1918 году -- Роуз-Мери, в 1920 -- Кэтлин, в 1921 году -- Юнис, в 1924 -- Патриция, в 1925 -- Роберт Френсис, в 1928 -- Джин Энн (в 1993 году президент Клинтон назначит ее послом США в Ирландию) и, наконец, в 1932 году -- Эдвард Мур (Тед или Тедди, как его называют). Эдвард М. Кеннеди родился ровно через двести лет после Джорджа Вашингтона -- 22 февраля 1932 года. К этому времени Джозеф Кеннеди был уже мультимиллионером, поэтому Эдвард стал миллионером с рождения, и его имущественное положение стараниями отца было надежно защищено. Еще в 1929 году старший Кеннеди основал фонд для своей жены и детей, еще один фонд был создан в 1936 году, а в 1949 году -- третий. Эти фонды были основным орудием сохранения капитала для детей, а позднее внуков. По преданию, создавая первый фонд, Кеннеди заявил: "Я создаю его, чтобы любой из моих детей, в финансовом отношении, мог посмотреть мне в глаза и послать меня к черту". Возможно, это действительно легенда, но она довольно точно передает стиль Кеннеди. Все его усилия были направлены на то, чтобы обеспечить своим детям независимость, при чем не только от него, но и от различных финансовых группировок, что в дальнейшем должно было обеспечить им независимость и в политике. Впрочем, существует другая версия, объясняющая создание фондов. Говорили, будто Кеннеди хотел обезопасить себя от банкротства, что является не редкостью среди биржевых игроков. По закону деньги, положенные на имя детей, в случае банкротства не могут быть изъяты судом. Может быть и в этих слухах есть доля истины, но они не исключают того, что было сказано раньше. В любом случае Кеннеди обеспечил своим детям прекрасный старт.
ГЛАВА ВТОРАЯ. СИСТЕМА ВОСПИТАНИЯ
Получалось, будто вокруг меня находилась целая армия матерей.
В то время как я, казалось, не мог сделать ничего хорошего
в глазах братьев, я не мог сделать и ничего плохого в глазах сестер.
Эдвард Кеннеди Джозеф и Роуз Кеннеди всеми силами старались воспитать своих детей сплоченными и верными друг другу. Они желали, чтобы старшие дети опекали младших, а для того, чтобы те лучше осознавали свою ответственность, они становились крестными родителями малышей. Так, среди крестных родителей Эдварда был его старший брат Джон и сестра Юнис. Будучи самым младшим, Тедди пользовался всеобщей любовью. Это между Джо-младшим и Джоном могло развиваться ревнивое и яростное соперничество, это Роберту старшие братья могли небрежно бросить "Отстань, парень, ты нам мешаешь!", Эдвард был слишком маленьким, и с ним подобное полностью исключалось. Но хотя его обожали и родители и братья с сестрами (а Джо-младший и Джон в силу немалой разницы в возрасте испытывали к нему почти отеческие чувства), быть младшим в огромной семье далеко не всегда легко. Окружающие с таким усердием старались оказать ему внимание, что нередко это приводило к непредсказуемым последствиям. Когда Эдварду было всего два года, Джозеф-младший решил научить его плавать. Не долго думая, он обвязал его веревкой и бросил в воду. К счастью, Тедди был уже привычен к воде и смог, отчаянно барахтаясь, подплыть к бортику бассейна. В другой раз Джо начал обучать брата нырять с трамплина. Он заставлял его подниматься все выше и выше, пока Эдвард не ударился о борт. Тут уж вмешался Джо-старший и запретил дальнейшие упражнения. Однако самым знаменитым происшествием этого рода стала история, как Джо швырнул младшего брата за борт яхты. Уже в 1944 году, после гибели Джо-младшего при взрыве его бомбардировщика, семья Кеннеди решила издать книгу "Джо, каким мы помним его". Предполагалось, что в нее будут включены воспоминания его родителей, братьев и сестер, друзей, школьных и университетских преподавателей. Джон и Юнис предложили написать что-нибудь и 12-летнему Тедди, после чего стали объяснять ему, что надо рассказать, каким добрым и спокойным был Джо. Неожиданно Эдвард прервал их и сообщил, что Джо никогда не был спокойным и однажды даже швырнул его в океан. Несколько ошеломленный Джон предложил как раз об этом и написать. Позднее президент утверждал, что это была лучшая история в книге: "Я помню день за год до того, как мы отправились в Англию*. Было лето, и я спросил Джо, можно ли мне участвовать вместе с ним в парусных состязаниях. Он согласился, и мы прибыли на причал за пять минут до гонок. * В Англию Кеннеди отправились в 1938 году. Мы вышли в плавание сразу же после того, как был дан старт. Это были первые гонки, в которых я участвовал. Мы шли вперед очень хорошо, пока неожиданно он не велел мне поставить кливер. Я совершенно не представлял, о чем он говорит. Он вновь повторил команду чуть более громким голосом, а мы, тем временем, стали все больше и больше отставать от других парусников. Неожиданно Джо вскочил и сам поставил кливер. Я был немного сконфужен, но внезапно он схватил меня за штаны и швырнул в холодную воду. Я до смерти перепугался. Потом я услышал всплеск и почувствовал, как его рука ухватила меня за рубашку, и он поднял меня на яхту. Мы продолжили гонки и пришли вторыми. По пути от причала домой он сказал мне, чтобы я помалкивал о том, что случилось днем. Как видите, у Джо был один недостаток, он очень легко выходил из себя. Но у него всегда были хорошие намерения, он был хорошим моряком и пловцом". Уже по этим эпизодам видно, какое большое значение уделялось в семье спорту. По мнению Джозефа Кеннеди спорт был необходим для воспитания характера, не говоря уж о пользе для здоровья. Хотя Эдвард Кеннеди был поздним ребенком -- как утверждала Роуз Кеннеди, "его рождение было неожиданным сюрпризом", -- он рос здоровым и энергичным. Он был гораздо крепче Джона и Роберта, которые то и дело болели, и больше всего как силой, так и внешностью напоминал старшего из братьев -- Джо-младшего. Роуз Кеннеди позднее утверждала, что одной из причин, по которой Джон Кеннеди так любил своего младшего брата, было восхищение президента его силой и ловкостью, его способностью делать то, о чем Джон всегда мечтал. Трудно сказать, много ли истины в этих словах, но, несомненно, одно: физическая сила еще не является залогом успеха в жизни. Джозеф Кеннеди это понимал и всеми силами старался пробудить в своих детях интерес к окружающему миру. Он никогда не обсуждал с ними вопросы бизнеса, но постоянно беседовал о проблемах политики или о выдающихся личностях, хотя Джон Кеннеди и уверял, что почти никогда не видел, чтобы его отец читал серьезные книги. Но самым главным для него было воспитать в детях сильный характер. Упорство, которое должно помочь пробиться в жизни. И тут Джозеф был весьма изобретателен. Он учил своих детей "держать удар", улыбаться, как бы им ни было тяжело, и терпеть не мог кислых лиц вокруг. И при этом он всегда был готов дать нагоняй тому из детей, кто улыбался со слишком большой готовностью, рассчитывая тем самым проложить себе дорогу в жизни: "Запомните, -- говорил он, -- улыбка, как и дайм*, может дать вам лишь право выехать на дорогу, а для того, чтобы достичь чего-то в жизни, вам потребуется гораздо большее". * Монета в десять центов. Он учил их доводить до конца начатые дела, невзирая на всевозможные трудности или просто скуку. Однажды Эдварду очень захотелось купить лодку-кайак, и он попросил у отца необходимые для этого пять долларов. Джозеф прекрасно понимал, что его сын быстро потеряет к лодке интерес, но решил преподать Тедди урок. Он дал сыну необходимые деньги, однако с одним условием: если Эдвард будет заниматься с лодкой все лето, ему не придется отдавать отцу долг, в противном случае долг придется вернуть из его карманных денег, которые были невелики. "Две недели я чуть ли не жил в этой лодке, а потом как-то забыл о ней, -- писал потом Эдвард.
– - И я провел большую часть следующей зимы, выплачивая отцу долг". В другой раз, когда Эдварду было уже одиннадцать лет, он вместе со своим двоюродным братом Джо Гарганом, которому было тринадцать, отправился в морское путешествие на принадлежащей семье яхте. Им не повезло. Ночью начался шторм, а утром, пристав к берегу, мальчики позвонили домой и попросили шофера заехать за ними и отвезти домой. Однако прием, ожидавший их дома, был холоден. Поинтересовавшись, что случилось и где яхта, Джозеф велел им немедленно возвращаться и вести яхту к месту постоянной стоянки. И напрасно мальчишки жаловались на жестокий шторм, напрасно они рассказывали, как устали, как им хочется спать после бессонной ночи -- Джозеф был неумолим. Жестоко, скажете? Может быть. Однако же и совершенно правильно. Моряки не бросают свои корабли из-за сильной усталости. Солдат не сбегает со своего поста или с поля боя, иначе он называется уже не солдатом, а дезертиром. И уж тем более некуда убежать от самой жизни. Джозеф прощал своим детям ошибки раз, но никогда дважды. Он требовал, чтобы они проявляли все свои таланты и, как утверждал потом Эдвард, им было стыдно делать меньше того, на что они были способны. Они должны были уметь побеждать в жизни, и потому учились побеждать в спорте. Ведь именно спорт наиболее ярко выражает идею состязательности, борьбы. Лыжи, коньки, американский футбол, регби, велосипед, теннис, прыжки с парашютом, верховая езда, парусный спорт... С раннего детства Тедди занимался многими и многими видами спорта, уже во взрослом возрасте отдал дань увлечения альпинизму, самостоятельно пилотировал самолет, но самой большой привязанностью, сохранившейся на всю жизнь, стало для него море и паруса. Вряд ли это должно вызывать удивление. Как бы часто не приходилось семейству Кеннеди переезжать с места на место, чаще всего они жили рядом с морем, точнее, рядом с океанами. Бостон, Нью-Йорк, Палм-Бич во Флориде, Лос-Анджелес и прежде всего, конечно, Хайаннис-Порт в Массачусетсе, небольшой поселок на полуострове Кейп-Код, где на протяжении многих десятилетий собирался весь клан, и где находился и находится так называемый Kennedy Compound, ставший символом этого семейства. Живя на океанском побережье, Кеннеди часто ходили под парусами. Еще до рождения Эдварда у них была яхта "Теноваз" ("Нас десять"), а в честь рождения маленького Тедди была приобретена новая, под названием "Уанмо" ("Еще один"). Полагая, что в техническом отношении его дети оснащены самым лучшим образом, Джозеф Кеннеди хотел, чтобы они регулярно принимали участие в парусных состязаниях и выигрывали как можно чаще. Он был очень требователен. Пожалуй, даже слишком. С его точки зрения, второе место было равносильно поражению, и на проигравшего обрушивалось то, что некоторые журналисты потом назвали "психологическим террором". Саржент Шрайвер, муж Юнис Кеннеди, описывал это следующим образом: "Если в парусных состязаниях Тедди приходил вторым, мистер Кеннеди мог спросить: Это еще что значит, прийти вторым? В чем дело? Если парус распустился, его следовало подтянуть. Если корпус недостаточно хорош, его надо сменить, но в следующий раз прийти первым". В то время как Джозеф Кеннеди все время побуждал своих детей к состязаниям, не особенно считаясь с самолюбием проигравшего, Роуз Кеннеди во многом играла даже более важную роль. Эдвард позднее утверждал, что она была лучшим учителем, которого они когда-либо имели. Она учила их постоянно, используя любую возможность, во время поездок по стране и миру, во время игр в вопрос-ответ. Но было еще одно обстоятельство, значащее ничуть не меньше, чем помощь при разборе предложений, нахождение орфографических ошибок, помощь при решении задач по геометрии или спряжении латинских глаголов. Вот что сказал о ней Эдвард Кеннеди в 1977 году, выступая в Джорджтаунском университете в Вашингтоне: "Она была также спокойствием в центре шторма, семейный якорь, безопасный берег, куда дети могли отбуксировать свои опрокинутые корабли и вновь поставить свои паруса, уверенные, что ее рука лежит на румпеле. Для всех нас, сыновей и дочерей, она была скалой и основой наших жизней, делая наши семейные стандарты одновременно приемлемыми для жизни и достижимыми. Она разделяла наши мечты и цели, поддерживала нас в общественных и личных трудах, подбадривала нас в нашей службе другим, с тем, чтобы мы отплатили за те огромные блага, которые получили. Ее дети имели двойное счастье. С нами были энергия отца и такт матери, любовь отца к действию и любовь нашей матери к истории и учебе, дар нашего отца в атлетике и дар матери в политике". Это описание рисует незаурядную женщину и бесспорно правдиво, но правда так же и то, что Роуз Кеннеди свято верила в необходимость телесных наказаний. В случае провинностей она считала необходимым колотить своих детей, например, вешалкой для одежды, и, каким бы любимчиком не был маленький Тедди, ему доставалось точно так же, как и другим. Правда, он никогда не жаловался на это, обладая солнечным и отходчивым характером. Влияние отца, матери, братьев и сестер... Но не надо забывать о влиянии еще одного человека, деда Эдварда -- Хани Фитца. О Милашке Фитце говорили разное. Многие политики его эпохи считали его шарлатаном и откровенно не доверяли ему. Их раздражали его простонародные манеры, его пение (кстати, хорошее пение, настолько хорошее, что при визитах Хани Фитца за границу его нередко приглашали на официальные приемы в честь глав государств именно для того, чтобы он пел), его многочисленные обещания и привычка приписывать себе все достижения Бостона. Но что бы ни говорили о нем WASP, избиратели любили Хани Фитца. Им нравилось как раз то, что так отпугивало чопорных аристократов. И ко всему прочему Милашка Фитц по-настоящему знал и любил родной город, интересовался людьми. "Когда мне было шесть лет, а моему деду, Джону Ф. Фитцджеральду семьдесят пять, он часто брал меня в прогулки по Бостону и показывал мне исторические места, -- писал через много десятилетий Эдвард.
– - Я встречал его в отеле Белевью, недалеко от Дома Штата. Мы обедали в столовой, где все его друзья-политики останавливались у нашего стола, чтобы сказать: "Рады видеть тебя, Хани Фитц", а он представлял меня им со всей торжественностью. И точно так же он брал меня на кухню, чтобы я поздоровался с шеф-поваром и его людьми... Он представлял меня всем поварам и посудомойкам, которых я еще не знал". После обеда старик брал маленького мальчика за руку, и они шли по шумным улицам Бостона, заново открывая для себя историю родного города. Балкон, с которого была зачитана Декларация Независимости... Место, где английские солдаты стреляли в толпу колонистов, протестовавших против их размещения в городе... Бостонское чаепитие, первое исполнение песни "Америка"... Хани Фитц был великолепным рассказчиком, и в его повествовании история, казалось, оживала. Однако, рассказывая о прошлом, он не забывал и настоящего. Проблемы века восемнадцатого у него естественным образом переходили в проблемы века двадцатого. Он знал всех и каждого в Бостоне. Он был в курсе всего, что происходило вокруг. Нередко он брал своего внука на морской берег, где они могли почувствовать тяжелый запах гниющей рыбы, и Хани Фитц с сожалением говорил, что для перевозки рыбы не хватает судов. "Почему бы Бостону не стать крупнейшим портом восточного побережья?
– - спрашивал, бывало, он.
– - В конце концов, разве он не ближе к Европе на целых 200 миль?" Волновали его и другие проблемы: "Ты слышал, что Мэри О'Рейли уехала из города, чтобы преподавать в школе в Нью-Йорке? Нам надо больше платить учителям" Подобные прогулки и уроки продолжались в течение многих лет. Хани Фитц сохранял особое отношение к своему внуку до самой своей смерти в 1950 году. Что же касается Теда, то он попросту боготворил своего деда. Став сенатором и только-только обосновавшись в Вашингтоне, он первым делом повесил в своем капитолийском кабинете большой портрет Хани Фитца. Повесил на самом почетном месте -- над каминной полкой. И бесспорно, Милашка Фитц это заслужил.
* * * Большинство журналистов и писателей, говоря о семействе Кеннеди, называют его кланом. Обычно под этим подразумеваются намеки на ирландское происхождение семьи, а также их дружное продвижение вперед при попытках достичь чего-либо. Но идея клановости означала для Кеннеди нечто большее. Как бы ни был богат Джозеф П. Кеннеди, в каких бы элитных местах не селилась его семья (достаточно вспомнить Палм-Бич во Флориде), двери многих аристократических домов по прежнему были для него закрыты. Вряд ли можно назвать случайностью тот факт, что поселок Кеннеди в Хайаннис-Порте получил название Compound'а. Compound... Это слово имеет много значений, его можно перевести как "лагерь" или просто "огороженное место", но точно так же назывались и поселения европейцев где-нибудь в Африке или Азии, где их окружало враждебное местное население. Чувствовали ли Кеннеди эту недружелюбность? Ощущали ли свою отверженность? Судя по некоторым фактам, да. Семейство Кеннеди всегда казалось соседям-аристократам излишне шумным и бойким. И они не стеснялись дать это понять, причем, иногда весьма странным способом. Так однажды утром семья обнаружила в своем бассейне в Палм-Бич настоящего, живого... крокодила. Его появление было представлено соседями как милая шутка. Хотя "шутка" была явно небезопасной, особенно если вспомнить, что в семье были маленькие дети. И вот, в силу этой недружелюбности Кеннеди стали создавать собственный круг, свой клан. Пусть Кеннеди не были вхожи во многие дома -- они открывали двери собственных домов, хотя и не для соседей, а совсем для других людей. Для школьных и университетских друзей своих детей, для родственников, для людей, оказавших им обычное человеческое внимание... Их дома всегда были полны людей, временами, на всех даже не хватало кроватей (братья и сестры Кеннеди были весьма общительны, и у них было много друзей), что с того? Как писала Роуз Кеннеди, они ночевали на полу в спальных мешках, и хотя утром у них, бывало, ныли кости от жесткого пола, все искупалось теплотой и дружелюбием хозяев. Многие из гостей становились в дальнейшем друзьями семьи на всю жизнь. Например школьный товарищ Джона Кирк Лемойне Биллингз, больше известный как Лем Биллингз. Войдя в семью Кеннеди, он стал чем-то вроде еще одного дядюшки для многочисленных детей семейства, хотя сам так и не обзавелся семьей. Впрочем, как замечала Кэтлин Кеннеди, он вообще был не из тех, что женятся. Не забывали Кеннеди и тех, кто проявлял к ним внимание. В конце тридцатых годов в их семью вошла Луэлла Хеннесси. Мисс Хеннесси работала медсестрой в больнице, в которую один за другим попали Бобби и Пат Кеннеди, он -- из-за воспаления легких, она -- из-за приступа аппендицита. Луэлла Хеннесси была прикреплена к Патриции, но узнав, что на другом этаже лежит младший брат девочки, стала приходить и к нему, подбадривала его, утешала и, конечно, регулярно сообщала детям новости друг о друге, передавала записки. Действия мисс Хеннесси были совершенно бескорыстны, однако старшие Кеннеди были тронуты и предложили медсестре работу в своей семье. Она должна была присматривать за детьми, но не как гувернантка, а как медсестра. Луэлла согласилась. В 1938 году она отправилась вместе с Кеннеди в Лондон, и постепенно семья уже не мыслила своей жизни без нее. Самой большой привязанностью Луэллы стал маленький Тедди. Этот факт был известен всей семье, и, став сенатором, Роберт Кеннеди иногда поддразнивал свою старую няню. Но Луэлла ничуть не смущалась. Пусть Эдвард был сенатором и видным политиком, пусть миллионы и миллионы американцев спорили о его шансах получить президентство, для Хеннесси он оставался все тем же маленьким Тедди, который некогда очаровал ее добродушием и солнечным взглядом на жизнь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ТРЕВОЖНЫЕ ГОДЫ
Мои дети укачивались под политические колыбельные.
Роуз Кеннеди В тридцатые годы, а именно, в год рождения Эдварда Джозеф Кеннеди впервые вошел в большую политику. На президентских выборах он поддержал кандидатуру Франклина Делано Рузвельта и сделал большой денежный вклад в фонд его избирательной компании. В США выдающиеся политики крайне редко избираются президентами, разве что по ошибке или в силу жесточайшей необходимости, но 1932 год требовал экстраординарных мер для решения американских проблем. Бурный рост 1920-х годов, период процветания закончился грандиозным биржевым крахом 1929 года, который отбросил Америку на десятки лет назад. Страна, которая еще недавно буквально купалась в деньгах, столкнулась с голодом. Нередко можно было видеть людей, которые копались в кучах мусора в поисках съестного. Причем это были не обычные бездомные, которых всегда было не так уж и мало в больших американских городах. Это были люди, которые еще недавно имели собственный дом, высокооплачиваемую работу, приходящую прислугу и автомобиль. В 1932 году, доведенные до отчаяния нищетой, на Вашингтон двинулись ветераны Первой Мировой войны. Президент Герберт Гувер бросил против участников Марша войска. Казалось, Америка словно знаменитый "Титаник" стремительно идет ко дну. В стране набирали силу экстремистские организации, которые открыто восхищались Гитлером и Муссолини. В то же время еще больше, чем перед угрозой фашизма, американский истеблишмент испытывал страх перед призраком большевистской революции, страх, в общем-то, мало обоснованный, поскольку коммунистическое движение в США всегда было слабым и плохо согласовывалось с характерным для американцев индивидуализмом. Депрессия, разброд и шатания в общественной жизни требовали Спасителя, который смог бы вытащить Америку из кризиса или хотя бы дал надежду, что его удастся пережить. Таким человеком стал Франклин Д. Рузвельт. В январе 1933 года, когда Ф.Д.Рузвельт принес присягу как 32 президент США, в американское правительство стройными рядами двинулись виднейшие представители американских деловых кругов. Нельзя сказать, чтобы раньше в правительстве никогда не отмечалось присутствие людей бизнеса, но в 1930-х годах оно приняло совершенно иной характер. Эти люди пришли спасать Капитализм. Они не клянчили огромное жалование, мотивируя это тем, что столь известным людям неприлично работать за гроши. И уж тем более они не говорили президенту, что лишь солидное жалование способно удержать их от взяточничества. Они работали за символическую плату -- один доллар в год! При этом они оставляли собственный бизнес. Они принимали решения, которые в дальнейшем могли существенно сократить их личные доходы. Но вслед за Джозефом Патриком Кеннеди они могли бы повторить слова, что готовы расстаться с половиной своего состояния, если им гарантируют неприкосновенность второй половины. Джозеф Кеннеди также принял участие в этой спасательной операции. Президент назначил его председателем специальной комиссии по безопасности фондовой биржи. Собственно, сам Джозеф надеялся стать министром финансов, но и в качестве председателя комиссии он немало преуспел. Под его руководством комиссия разработала жесткие правила работы биржи, запретила некоторые спекулятивные операции с ценными бумагами, справедливо утверждая, что именно неограниченные спекуляции и беспредельная свобода биржевиков были во многом повинны в разразившемся кризисе. Правильно говорят: "Нет лучшего лесника, чем бывший браконьер". Далеко не все представители бизнеса с восторгом встретили нововведения Кеннеди, однако президент Рузвельт игнорировал крики недовольства. Осознание необходимости принятия экстренных мер было столь высоко, что президент мог позволить себе диктовать свою волю Конгрессу. Конечно, подобное положение сохранялось недолго, тем не менее рекомендации Кеннеди легли в основу современных правил операций на бирже. Поддержка Рузвельта принесла Кеннеди не только место в правительстве. Волей неволей, но американская аристократия должна была несколько смягчить свое отношение к ирландскому выскочке. Благодаря семье Рузвельтов Кеннеди установили необходимые связи с европейскими деловыми кругами. Все это заставило Джозефа в президентскую компанию 1936 года повторить маневр. На этот раз он не только внес деньги в фонд компании, но и написал агитационную книгу "Я за Рузвельта". Более существенной была и благодарность президента. Получив второй президентский срок, Франклин Делано Рузвельт в декабре 1937 года назначил Джозефа послом в Великобритании. Окружение Рузвельта не испытывало восторга от этого назначения. Они отмечали, что отправлять послом к Сент-Джеймскому двору католика-ирландца по меньшей мере неуместно. Не испытывали они доверия и к убеждениям Джозефа. Однако президент знал, что делал. От него не укрылось бешенное честолюбие Кеннеди, и он неоднократно говорил министру финансов Генри Моргентау, что Кеннеди слишком опасен, чтобы иметь его рядом. И вот в 1938 году семья Кеннеди отправилась в Лондон. На торжественном приеме при королевском дворе взволнованный Джозеф обернулся к жене и прошептал: "Это чертовски длинный путь из Восточного Бостона, Роуз". Но деятельность посла вовсе не ограничивается представлением ко двору. Перед Джозефом Кеннеди вставали сложные политические проблемы, вызванные надвигающейся мировой войной. Проблемы, с которыми, в конечном счете, он не справился. У него отсутствовала необходимая для дипломата культура, он понятия не имел о таких вещах, как дипломатический такт или простая сдержанность. У Франклина Делано Рузвельта было немало оснований выражать недовольство деятельностью посла, однако он поступил так, как очень часто делают американские президенты, столкнувшиеся с непрофессионализмом очередного политического назначенца -- отправил в Лондон личного эмиссара, Уильяма Донована, через которого и вел все дела. Бурные мировые события почти никак не отражались на жизни самого младшего из семьи. У маленького Тедди были свои проблемы. Нужно было осваиваться в большом посольском доме. Мальчик был буквально потрясен, обнаружив там лифт, и во всю веселил прислугу, играя в лифте в универсальный магазин. Но самое главное, Тедди впервые должен был пойти в школу. Американская аристократия, подражая аристократии английской, предпочитала обучать своих детей в частных школах-интернатах, где царила суровая дисциплина и почти спартанские условия жизни. Так как Джозеф хотел, чтобы его дети достигли успехов в жизни, он последовательно отправлял всех своих детей в подобные учреждения. Тем не менее, еще по пути в Англию двенадцатилетний Роберт, немало натерпевшийся от жизни в частных интернатах, настойчиво спрашивал у отца, в какую именно школу отправят его и Тедди. И он добился обещания Джозефа отдать их в обычную школу, чтобы они могли жить в семье. Вообще, может показаться странным, но если Джозеф Кеннеди понятия не имел о дипломатическом такте, то Роуз в некотором отношении явно бросалась в другую крайность. Она очень хотела, чтобы ее дети были вежливыми, имели хорошие манеры и ощущали свою ответственность, являясь детьми посла. Для старших детей все это не представляло особых трудностей. Поездка в Лондон пошла им на пользу, общение с английской аристократией придало им лоск, так не достающий их отцу. Но в случае с Эдвардом желание быть вежливым приводило к трагикомическим последствиям. Однажды придя домой из школы, Тедди огорошил свою гувернантку Элизабет Данн вопросом: "Могу я стукнуть Ромни по голове?" Так как она совершенно не понимала, о чем идет речь, то мальчик пояснил: "Каждый день, когда я прихожу в школу, Ромни бьет меня в живот. Мама говорит, я должен быть вежлив со всеми, и я не должен делать ничего, что может отразиться на нас, так что я не могу дать ему сдачи, потому что мой папа посол". В своих мемуарах Роуз утверждала, что разрешила сыну дать сдачи драчливому мальчишке, однако ее утверждение расходится со свидетельствами Элизабет Данн и самого Эдварда. Остается предположить, что разрешение на драку было дано Джозефом Кеннеди. Пребывание семьи Кеннеди в Лондоне было относительно недолгим. Вскоре после начала II Мировой войны, Джозеф, боясь за детей, отправил свою семью домой, в Штаты. Но и за этот короткий срок Эдвард успел посетить две школы, что не слишком способствовало его успехам в учебе. Незадолго до того, как покинуть Европу, в жизни Эдварда произошло событие, которым не мог похвастаться ни один американский ребенок ни до, ни после него. Он получил первое причастие от самого Папы Римского. Интересное событие не было пропущено прессой, и Тедди дал первое в своей жизни интервью, сообщив, что ничуть не боялся. Лихорадку, охватившую журналистов, можно понять, если вспомнить, что за двести лет подобной чести не удостаивался ни один ребенок, даже дети королевских семей. Вот вам и выскочки-ирландцы!.. Правда, Папа Пий XII не был совсем уж чужим для семьи Кеннеди. Будучи еще кардиналом Пачелли, он посещал Нью-Йорк и нанес визит Джозефу и Роуз Кеннеди. Тогда четырехлетний Тедди настолько заинтересовался большим крестом кардинала, что вскарабкался ему на колени, чтобы поиграть с ним. Роуз очень жалела, что в этот момент у нее под рукой не оказалось фотоаппарата, но, вполне возможно, это было к лучшему. В те времена отношение к католикам в Соединенных Штатах не отличалось доброжелательностью, и фотография будущего сенатора США играющего на коленях будущего Папы Римского вряд ли добавила бы ему голосов избирателей. С возвращением в Штаты перед Роуз вновь встала проблема, в какие школы отправить детей. Так как учебный год заканчивался, а Роуз не имела пока постоянного места жительства, то она решила разослать своих сыновей и дочерей по интернатам. Не испытывая ни малейшей любви к школам-интернатам, пятнадцатилетняя Патриция постаралась обеспечить себе обучение в обычной дневной школе. Она ни о чем не просила мать, не пыталась ее разжалобить. Она поступила очень просто и изобретательно. В ходе обязательного для поступающих в школу собеседования ее попросили назвать дату битвы при Гастингсе -- Патриция заявила, что это произошло в 1740 году*. Переглянувшись, учителя задали ей более простой вопрос, предложили ответить, в каком году была принята Декларация Независимости. Ничуть не смутившись, Патриция ответила, что в 1812 году**. Наконец, учителя задали ей самый простой вопрос, который только могли придумать учителя католической школы, попросив ее произнести символ веры. Патриция не растерялась и тут, бойко прочитав молитву "Отче наш". В результате такого "собеседования" расстроенной Роуз сообщили, что Пат еще рано поступать в эту школу и ей лучше провести год-другой дома под родительским надзором и посещать дневную школу. Роуз не могла понять, что же произошло, но делать было нечего. Лишь через тридцать лет Патриция не без удовольствия призналась в своей проделке. * На самом деле -- в 1066 году. ** На самом деле -- в 1776 году. К несчастью для Эдварда ему в голову не пришла такая же блестящая идея. Сказывался возраст. Роуз отправила своего младшего сына в ту же школу, что и Роберта, чтобы они могли быть вместе. Это была католическая школа-интернат в штате Род-Айленд, принадлежавшая ордену Бенидиктинцев, которая, к тому же начиналась с седьмого класса. Восьмилетний Тедди оказался в одном классе с детьми, которые были старше его на семь лет. Вообще Эдварду часто приходилось переходить из школы в школу. Всего он посещал одиннадцать школ и всегда уверял, что никогда не испытывал из-за этого никаких комплексов. Однако его биограф Джеймс Макгрегор Барнс утверждал, что это было не совсем так. Одним из самых тяжелых периодов для Тедди было обучение в школе-интернате иезуитов* в Беркшире, где он чувствовал себя совершенно одиноким. Еще хуже было в бенидиктинской школе в Род-Айленде, той самой, где он учился в одном классе с Робертом. Сам Эдвард описывал это следующим образом: "Я ходил в класс, спал в своей маленькой комнатке, учил что-то по географии и был совершенно запутан латынью". * Джозеф Кеннеди крайне неодобрительно смотрел на религиозные католические школы. Как утверждал Эдвард Кеннеди, он был настроен антиклерикально, в то время как глубоко религиозная Роуз старалась, чтобы ее дети получили не только светское, но и католическое образование. Джозеф полагал, что в условиях сосуществования множества конфессий необходимо не специальное религиозное образование, а умение ладить с людьми различных вер. На самом же деле трудности с усвоением программы, рассчитанной на старших детей, намного превосходились трудностями общения с этими детьми. Одноклассники Эдварда, пользуясь превосходством своего возраста, постоянно высмеивали его, толкали, щипали и просто били. Причем очень часто это происходило в присутствие Роберта, которой не вмешивался в драку, объясняя это тем, что Эдвард должен уметь сам постоять за себя. Надо было обладать редкостным добродушием и отходчивостью, чтобы не затаить на брата обиду, но Эдварду, по всей видимости, вообще были чужды злые мысли по отношению к людям. Через три месяца подобного обучения Роуз перевела Тедди в другую школу. Его отметки сразу же улучшились, однако так и не стали хорошими. Он учился крайне неровно. Ему прекрасно давались арифметика, география и история, но совершенно не давались языки: испанский, французский, английское правописание. Чтобы дать представление об орфографии восьмилетнего Эдварда достаточно привести его письмо отцу в Лондон с сохранением всех ошибок автора. Тедди папе. Июнь 20-21 1940 Мы сейчас на кап-коте [Кейп-Коде]. Мама поехала на выпуск джека, джо здесь. Пагода очень плохая. Ты бы ни мог прислать мне автограв короля? Скоро я пошлю теде другое письмо. Вот такие редкие записки отправлял в Англию Эдвард, наслаждаясь своими первыми каникулами. За океаном во всю шла мировая война, рвались снаряды, гибли люди, а Америка, казалось, даже не замечала разворачивающейся в мире трагедии. Как обычно, Тедди, его братья и сестры участвовали в парусных гонках, завоевывали призы и радовались жизни. Впрочем, однажды мальчик получил от отца письмо, в котором прочитал следующие слова: "Я надеюсь, когда ты вырастишь, ты посвятишь свою жизнь тому, чтобы постараться сделать людей счастливыми вместо того, чтобы делать их несчастными из-за войны..." Тедди запомнил эти строки и часто ссылался на них, когда стал сенатором, совершенно забыв, что слова его отца относились ко вполне конкретной ситуации. Для Эдварда высказывание посла стало символом того, что война не является единственным способом проведения американской политики, в то время как Джозеф всего на всего пытался оправдать свою деятельность по "умиротворению" Гитлера, деятельность, закончившуюся полным крахом. Человек, который всегда учил своих детей "держать удар" и не сдаваться, как бы не было трудно, с началом мировой войны совершенно пал духом, неоднократно повторял, что в Европе все катится в пропасть, Германия победит в войне, и его единственная задача спасти для своих детей то, что еще можно спасти. Конечно, подобные высказывания стали известны как в Англии, так и в США, и президент Рузвельт в конце концов отозвал своего посла. Как ни странно, Джозеф очень обрадовался новообретенной свободе. Он принялся вести активную агитацию против вмешательства Соединенных Штатов в европейские дела, что могло бы привести к участию США в войне. Он писал статьи, давал интервью, даже выступал свидетелем на слушаниях в комитетах американского Конгресса -- короче, сделал все, чтобы противостоять внешней политике Рузвельта. Но старший сын Джозефа, Джо-младший, пошел еще дальше. 1940 год был годом очередных президентских выборов, и Франклин Д. Рузвельт вновь выставил свою кандидатуру на пост президента. В то время еще не было поправки к Конституции, которая бы запрещала занимать пост президента больше двух раз, однако существовала установленная Джорджем Вашингтоном традиция, в соответствии с которой ни один президент не пытался добиваться высшего поста в государстве в третий раз. Рузвельт решил нарушить эту традицию, и молодой Джо выступил против него, став активным сторонником соперника Рузвельта в демократической партии Джо Фарми. В составе делегации штата Массачусетс он отправился на национальный съезд демократической партии и своей активностью умудрился вызвать неудовольствие президента. В двадцать пять лет добиться того, чтобы сам Рузвельт признал его серьезным противником -- на это требовался немалый талант! Тем не менее, усилия Джо-младшего и других сторонников Фарми не увенчались успехом и Рузвельт в третий раз был выдвинут на пост президента США от демократической партии. Как бы Рузвельт не злился на отца и сына Кеннеди, он был реалистом и знал, что на выборах ему необходима поддержка ирландской общины. Подавив свою неприязнь, он обратился к Джозефу-старшему за помощью и в третий раз получил ее. Теперь демократы сражались с республиканским кандидатом, крупным промышленником из штата Индиана Венделлом Л. Уиллки (первоначально Уиллки был членом демократической партии и на выборах 1932 года внес большой вклад в фонд кампании Рузвельта), и на время все раздоры были забыты. Вот тут-то в большую политику вмешался восьмилетний Эдвард. Конечно, называть это вмешательством было бы большим преувеличением, но факт остается фактом, именно президентские выборы 1940 года заставили Теда произнести первую политическую речь. Осенью Эдвард пошел в свою пятую по счету школу, дневную школу Лоуренс-Парк в Бронксвилле. Желая как можно лучше объяснить ученикам значение выборов, директор школы Джордж Коллен устроил в школе президентские выборы в миниатюре. За республиканца Уиллки выступал некий Вестбрук Пеглер II, чей дядя писал злые анти-рузвельтовские статьи для газетного синдиката Херста. Кампанию в пользу Рузвельта возглавлял Эдвард. Несколько дней соперники вели активную агитацию в пользу своих кандидатов, вершиной же кампании стали публичные дебаты, проведенные в спортивном зале школы. Среди приветствий сторонников и насмешек противников Тедди уверено подошел к трибуне и произнес следующую речь: -- Сегодня мы столкнулись с кризисом. (Аплодисменты.) Через океан нация за нацией, чья вера в демократию была столь же сильна как и наша, пали перед нацисткой военной машиной. (Свист.) В подобное время мы должны предпринять меры, не спрашивая, хороши они для частного бизнеса или нет. (Аплодисменты, негодующие крики.) Ради этой задачи мы должны наступить на мозоль некоторым людям и институтам, которым покровительствует мистер Уиллки. (Громкие аплодисменты, топанье ног, приветственные крики.) Оппонент Эдварда выступил с речью, составленной для него дядей, в которой обвинял президента в безответственной игре в "военные игрушки", игре, которая противоречит безопасности США и идет в разрез с рекомендациями экспертов. Ирония судьбы заключалась в том, что Пеглер во многом повторял аргументы, которые ранее использовались старшими Кеннеди и распространялись как раз через синдикат Херста, а Эдвард усиленно пытался опровергнуть их (надо думать, президент Рузвельт немало бы повеселился, если бы узнал о президентской кампании в Лоуренс-Парк). Но как Тедди ни старался, ученики школы в подавляющем большинстве высказались за кандидатуру Уиллки, что было неудивительно -- школа Лоуренс-Парк традиционно посещалась детьми, чьи родители были республиканцами. И однако же мнение рядовых американцев разошлось со мнением учащихся аристократической частной школы, и президент Франклин Д. Рузвельт одержал третью уверенную победу*. * Рузвельт очень ценил таланты В. Л. Уиллки и утверждал, что когда-нибудь он станет выдающимся президентом, но в 1944 году Уиллки скоропостижно скончался. И однако же, как бы не выступали старшие Кеннеди против участия Соединенных Штатов в войне, как только война разразилась*, они сразу же забыли о всех разногласиях с президентом. Джо-младший, Джон и даже Джо-старший подали заявления о приеме в вооруженные силы США. Джону и Джо-старшему в приеме в армию было отказано: Джону по состоянию здоровья, Джозефу по возрасту. Но Джон не сдавался. Он продолжал отстаивать свое право служить родной стране и в 1942 году начал службу в ВМФ США на Тихом океане. Джо-младший служил в ВВС США в Европе. * 7 декабря 1941 года Япония без объявления войны напала на американский военный флот в Перл-Харборе, а 11 декабря 1941 года войну США объявили Германия и Италия. Мировая война оказала огромное воздействие на жизнь американцев, хотя они понятия не имели о бомбежках, голоде и уж тем более об оккупации. Они не знали, что такое нормированное распределение продуктов и карточки -- разве что на шоколад? Им не было нужды проникаться духом слов "Мы за ценой не постоим" или готовиться к "...крови, труду, поту и слезам...", которые обещал своим согражданам Уинстон Черчилль. Американские летчики в Европе совершали определенное число боевых вылетов, после чего считалось, что они выполнили свой долг и могут возвращаться в Штаты. Конечно, американцам на Дальнем Востоке -- и прежде всего мирным гражданам -- пришлось познать ужасы войны в полной мере, но это было так далеко!.. В самих же Соединенных Штатах продолжалась мирная жизнь, обычная жизнь, от которой давно уже отвыкли народы Европы и Азии. И, однако же, изменения в образе жизни американцев можно было видеть повсюду. Они словно бы очнулись от спячки, разорвали оковы изоляционизма, неожиданно обнаружив, что живут в огромном мире, который требует их внимания. Экономика США стремительно набирала обороты. Военные заказы -- вот что дало толчок новому процветанию! Европа покрывалась развалинами, а Америка стремительно богатела (при этом многие американские корпорации сотрудничали не только со странами-союзницами, но и с врагом (!), в том числе с немецким концерном "ИГ Фарбениндастри", который использовал подневольный труд узников концлагерей и поставлял отравляющий газ для уничтожения людей в лагерях смерти). Как на дрожжах росли новые военные предприятия. Сокращалась безработица. На фабриках и заводах появились женщины, заменяя ушедших мужчин. Опять-таки, работа американок во время войны не шла ни в какое сравнение с работой женщин и детей Советского Союза. Американки не понимали, как можно сутками не покидать заводов, работать под открытым небом, не прекращать работу даже во время бомбежек. Когда молоденькая фабричная работница Норма Джин Бейкер попалась на глаза фотографу, работающему в области рекламы, управляющие фабрики без возражений отпустили ее с работы на несколько дней, чтобы дать ей возможность попробовать себя в качестве фотомодели. Через некоторое время Норма Джин стала зваться Мэрилин Монро, а множество американских женщин на всю жизнь сохранили уверенность, что, пойдя на работу, совершили подвиг. Мировая война бушевала вдали от Америки, но и до американских берегов время от времени доносились ее удары. На семью Кеннеди они обрушивались трижды. Сначала чуть было не погиб Джон. Младший лейтенант ВМФ Кеннеди командовал торпедным катером PT-109. Как бы романтично не описывали поэты и писатели боевую жизнь Джона "под рев океана развихренного", никаких особых успехов у клеенных фанерных тихоходов замечено не было, и они несли рутинную патрульную службу у Соломоновых островов. 2 августа 1943 года в проливе Фергюсона катер Джона был протаранен японским эсминцем "Амагири". Трудно сказать, заметили ли на эсминце, что потопили американский катер, скорее всего нет, и для американских моряков это было большой удачей. Много позже политические противники Кеннеди язвили, что по логике военного времени Джона следовало бы отдать под суд за потерю боевого судна, тем более, что кроме PT-109 ни один аналогичный торпедный катер потоплен противником не был. При этом они забывали, что столкновение произошло ночью, в тумане, а на катере не было локатора. Что гораздо хуже, в патруле был не один PT-109, и на одном из подобных торпедных катеров локатор как раз был, однако командир этого судна, обнаружив противника, дал сигнал об опасности лишь ближайшим катерам, после чего они развернулись и ушли прочь, бросив PT-109 и его команду на произвол судьбы. От удара "Амагири" катер раскололся пополам и быстро затонул. Два члена экипажа сразу же погибли. Оставшиеся одиннадцать с трудом доплыли до ближайшего острова, причем Джон проявил редкостное мужество и выдержку, таща на себе обожженого матроса. Долгие дни, пока спасшиеся находились на острове, были для семьи Кеннеди временем страха и томительного ожидания. Наконец, местонахождение моряков было обнаружено благодаря находчивости Джона. Воспользовавшись тем, что на остров как-то высадились в каноэ дружелюбно настроенные местные жители, Джон отправил с ними необычное послание, выцарапанное на кокосовом орехе: "Одиннадцать живы. Туземцы знают место". После этого поисковому отряду уже не составляло труда снять моряков с небольшого островка. Кокосовый орех стал одной из реликвий клана Кеннеди, а сам Джон попал в госпиталь, где позднее получил медаль ВМС и корпуса морской пехоты. На протяжении всей своей политической карьеры Джон неоднократно использовал историю с PT-109, превратившую его в героя, но он был достаточно умен и прекрасно понимал, что лишь счастливое стечение обстоятельств спасло его самого и его команду. Не мог он забыть и того обстоятельства, что члены "сурового морского братства" попросту бросили экипаж PT-109, дав им все возможности бесследно сгинуть в Тихом океане из-за чужой безалаберности. Ранение Кеннеди в 1943 году не прошло бесследно, и в 1945 году он был списан с флота по инвалидности. Однако судьба его брата Джо оказалась гораздо печальнее. Джо-младший погиб 12 августа 1944 года. Он уже отслужил один срок боевого летчика, добровольно остался на второй, но после его окончания должен был возвратиться домой. К августу 1944 года второй срок закончился, и Джозеф-младший отправил свои вещи в Штаты, когда чуть ли не в последний момент узнал о рискованной операции, для осуществления которой требовался доброволец. Командование союзников собиралось уничтожить стартовые площадки немецких ракет Фау-2 на французском побережье, с которых регулярно обстреливалась Англия. Поразить их путем обычного бомбометания не удавалось, и тогда командование разработало смелую и изобретательную операцию. Самолет, начиненный бомбами, должен был быть нацелен на позиции ракет и использован как снаряд. Для его наведения и требовались два добровольца -- пилот и штурман. При подлете к цели они бы покинули самолет, будучи подобраны союзниками, а самолет проделал бы оставшуюся часть пути без них. В случае успеха этой операции Джо стал бы национальным героем как США, так и Великобритании, однако операция не удалась. Как только бомбардировщик взлетел, он по непонятной причине взорвался. На его борту находилось одиннадцать тонн бомб. Джозеф-младший и его штурман были буквально развеяны по ветру. Гибель Джо была страшным потрясением для семьи. Веселый, отчаянно смелый, увлекающийся, не умеющий ничего делать в пол силы, Джо всегда возбуждал в людях сильные чувства. Им восхищались, его любили, с ним пытались состязаться, и все признавали его удивительный талант прирожденного лидера. Но войне нет дела до талантов. Ей нет дела до любви, блеска и красоты. На гибели Джозефа потери семьи не закончились. 10 сентября 1944 года на полях Бельгии был убит маркиз Харрингтон, муж Кэтлин Кеннеди. Сохранилась фотография, на которой вскоре после свадьбы запечатлены Кэтлин, ее муж Билли и брат Джо. Мужчины щеголяют в военной форме, и все трое смеются в блеске молодости, уверенности в себе и в свои силы. Через два месяца ни Джо, ни Билли уже не было в живых, а еще через четыре года в авиационной катастрофе погибла и красавица Кэтлин. Осталась лишь старая фотография из семейного альбома... В книге о семье Кеннеди одна из биографов клана Нэнси Клинч назвала главу о Джо-младшем "Забытый принц". Принц, может быть, но уж во всяком случае не забытый. И уж тем более не семьей Кеннеди. 29 мая 1946 года в день рождения Джона, когда вся семья с друзьями собралась за столом, Джозеф предложил Эдварду произнести тост. Тот встал, очень серьезный и сосредоточенный. -- Да, -- произнес он, -- у меня есть тост, за который я хотел бы выпить. За нашего брата, которого нет с нами! Все выпили, но потрясение от этого тоста было столь сильным, что собравшимся понадобилось не менее десяти минут, прежде чем они смогли сказать хоть что-нибудь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. УЛЫБАЮЩИЙСЯ ЭД
– - А как он учился в школе?
– - Да его дважды чуть не вышвырнули!
Джеймс Д. Хоран
"Нужный образ" Дети навсегда уходили из семьи, дети появлялись в семье... Поклонники клана Кеннеди часто восхищаются, что Джозеф и Роуз воспитали девятерых детей, как правило забывая, что на самом деле их было двенадцать. В 1941 году Джо-старший и Роуз приняли в свою семью троих детей родной сестры Роуз, Мэри Агнес Гарган, умершей в 1937 году. К этому времени Кеннеди, наконец-то, перестали кочевать по стране и, зная, как занят военными поставками старший Гарган, взяли племянников к себе. Отец детей полагал, что это лишь временное решение, но в 1946 году он неожиданное скончался от сердечного приступа, и его дети -- Мэри Джо, Энн и Джозеф Гарган -- навсегда остались в семье Кеннеди, а Джо стал одним из ближайших друзей Эдварда и в дальнейшем сыграл важную роль в знаменитой автомобильной катастрофе на острове Чаппакуидикк. Как и остальные дети клана Гарганы участвовали в спортивных состязаниях, играли в шарады, в увлекательные игры в вопрос-ответ. Надо сказать, последняя игра была весьма полезна как для будущих политиков, так и для юристов (Джо Гарган так же как и его двоюродные братья получил юридическое образование), поскольку не только расширяла кругозор, но и учила задавать правильные вопросы. Сама по себе игра была очень проста. Водящий загадывал какое-то понятие или же имя, а остальные должны были их отгадать. При этом они могли задавать вопросы, на которые водящий должен был ответить "да" или "нет". Например, "Это американец?" или "Это политик?" Вопросов могло быть всего десять, так что задавать их надо было с умом, чтобы наилучшим образом вычленить главное. В общем, это была замечательная умственная тренировка. Но кроме спорта и занятий Роуз Кеннеди немала времени уделяла манерам своих воспитанников, их внешнему виду. Мэри Джо Гарган впоследствии интересно описывала ее уроки танцев: "Я очень смешно ставила пятки, и она показывала мне, как я выгляжу и как можно исправить мой недостаток. А мальчики дергали руки своих партнерш, и вот она показывала им, как танцевать плавно. Бобби тогда танцевал ужасно. Он не только дергался, он еще и подпрыгивал. А мой брат Джо, пожалуй, был еще хуже. Он танцевал, как грузчик. Тетя Роуз очень старалась научить его, но потом сдалась и стала водить его в танц-класс. Тедди был хорошим танцором. У него было замечательное чувство ритма, как и у дедушки Фитца, который великолепно танцевал. Однажды вечером в яхт-клубе в нескольких милях от дома были танцы, и мы все отправились туда. Тетя Роуз танцевала с Бобби, с Тедди и с моим братом Джо, чтобы посмотреть, как они держатся". Одни уроки сменялись другими и вскоре вся семья с азартам ринулась в политику, получив свой первый важный урок в проведении избирательных кампаний. В 1946 году Джон Кеннеди выставил свою кандидатуру в Палату Представителей США от одиннадцатого избирательного округа штата Массачусетс. Когда-то именно этот округ представлял в Конгрессе Хани Фитц, но его внук выступал на выборах как настоящий "саквояжник". Этот броский термин имеет долгую историю и появился в США после Гражданской войны, когда большое количество республиканцев с Севера отправлялись на Юг, где и выставляли свои кандидатуры на выборные должности. Тогда негодующие южане презрительно нарекли пришельцев "саквояжниками", но позднее так стали называть любого политика, избирающегося в округе, где он постоянно не проживает. Хотя в сознании многих и многих людей Джон Кеннеди был неразрывно связан со штатом Массачусетс, на самом деле он, в отличие от младших братьев, с одиннадцати лет не жил в этом штате, переселившись в Бостон лишь накануне выборов. Однако, "саквояжник" или нет, но Джон рассчитывал использовать старые связи своего деда, рассказы о своих военных подвигах и, конечно, очень щедрые ассигнования отца на избирательную кампанию. Выборы дались Джону нелегко. Он никак не мог привыкнуть к изворотливости местных политиков, к необходимости встречаться с толпами людей, к многочисленным рукопожатиям и хлопкам по спине. Человек, открыто восхищавшийся образом жизни английской аристократии и пытавшийся подражать ей в сдержанности, холодности и элегантности, с трудом мог примириться с фамильярными манерами американских избирателей. Стараясь как-то пересилить столь неприятные ему нравы бостонцев и напомнить им, что Бостон все-таки считается Афинами Америки, Джон обильно сдабривал свои речи стихами и вдохновлял своих помощников на борьбу бессмертными строками У. Шекспира: ... сохранится память и о нас -- О нас, о горсточке счастливцев, братьев. Тот, кто сегодня кровь со мной прольет, Мне станет братом: как бы ни был низок, Его облагородит этот день, И проклянут свою судьбу дворяне, Что в этот день не с нами, а в кровати: Язык прикусят, лишь заговорит Соратник наш в бою в Криспинов день*. * У. Шекспир "Генрих V". Перевод Е. Бируковой История умалчивает, какое впечатление стихи производили на избирателей, но сотрудники Кеннеди были очарованы. Не случайно, одна из книг мемуаров о президенте Кеннеди так и была названа "Горсточка счастливцев, братьев". Избирательная кампания Джона стала первой настоящей кампанией, в которой участвовал Эдвард. Ему было четырнадцать лет, и он старательно выполнял возложенные на него мелкие поручения: разносил сотрудникам Джона бутерброды и кофе, клеил марки на конверты, отправлял открытки, разносил послания кандидата. Джон часто брал Эдварда вместе с собой на встречи с избирателями, рассчитывая с его помощью предстать перед собравшимися эдаким свойским парнем. Указывая на лохматую голову младшего брата, но громогласно заявлял: "Вы все знаете, что так необходимо Теду, но сегодня он уже причесывался". Юмор, знаете ли... Правда, подобные шутки могут показаться несколько бледноватыми, но американцам они нравились, нравились до такой степени, что в дальнейшем братья Кеннеди неоднократно использовали их, меняя лишь имя того, кому следовало причесаться, подстричься или еще как-нибудь привести в порядок свою буйную шевелюру. Ну а если ни одного родственника под рукой не оказывалось, можно было пошутить и над самим собой, как делал, например, Роберт, неизменно уверявший, что причесывался на "прошлой неделе"! Щедрая трата денег на кампанию, мальчишеская улыбка кандидата и многочисленные чаепития для избирательниц, которые устраивала Роуз Кеннеди, принесли плоды: Джон стал конгрессменом США от штата Массачусетс. Узнав радостную весть, Милашка Фитц принялся отплясывать джигу. Когда он закончил плясать, к нему подошел с поздравлениями один из его политических друзей: -- Мои поздравления, Джон, -- произнес он.
– - Когда-нибудь -- кто знает?
– - молодой Джек может стать губернатором Содружества*. * По Конституции штата Массачусетс он официально называется Содружеством Массачусетс, точно так же как по калифорнийской Конституции штат Калифорния именуется Республикой Калифорнией. -- Губернатором?
– - гордо улыбнулся Хани Фитц.
– - Когда-нибудь этот молодой человек станет президентом Соединенных Штатов! Хорошо все-таки иметь деда, который так уверен в будущем своего внука. После окончания избирательной кампании Эдвард смог наконец-то заняться учебой. Он поступил в последнюю, одиннадцатую по счету школу, в которой -- небывалое для него дело!
– - проучился целых четыре года. Частная школа-интернат, называемая Академией Мильтона, оставила у Теда теплые воспоминания. В школе царила атмосфера доброжелательности, учителя были внимательными и понимающими, а добродушие и незлобивость Эдварда завоевали ему множество друзей. "Улыбающийся Эд", так называли его учителя. Учась в Академии, Тед проявлял активность в самых разных сферах жизни: он был избран секретарем класса, пел в хоре, участвовал в драматических постановках, играл в футбольной команде, занимался в теннисном клубе школы. Беда заключалась лишь в том, что среди активности Эдварда не числилась учеба. Нельзя сказать, чтобы он вовсе не занимался, но, как правило, его старания направлялись лишь на те предметы, которые ему нравились, например на историю или дебаты. Альберт Норрис, преподаватель Теда по дебатам, отмечал, что он всегда знал, о чем говорил, и при этом рассуждал об общественных проблемах с удивительной увлеченностью и пониманием. В последнем классе школе он возглавлял команду школьников Академии Мильтона в их сражении с первокурсниками Гарвардского университета, и в ходе напряженных дебатов школьники одержали над студентами верх! В остальном же успехи Эдварда были гораздо скромнее. Его обычными оценками были тройки, точнее, их американский эквивалент -- отметка "С". Сказывались постоянные переходы из школы в школу. В Академии Мильтона с Тедом регулярно занимались дополнительно, как с одним из отстающих учеников, но даже и после этого он закончил школу далеко не блестяще -- всего тридцать шестым из пятидесяти шести выпускников. Впрочем, не смотря на все это учителя его любили. В свое время Роберт проучился в Академии Мильтона три года и даже считался хорошим учеником, но так и не смог заслужить симпатии окружающих -- слишком уж он казался нервным и напряженным. Какими бы средними ни были успехи Теда, окончание Академии Мильтона автоматически открывало перед ним двери Гарвардского университета. Прошли те времена, когда учеба Джозефа-старшего в Гарварде расценивалась как нечто из ряда вон выходящее. Как писали американские авторы, Эдвард был запрограммирован на Гарвард чуть ли не с рождения. Все его братья учились в этом университете, и он не видел причин, почему должен нарушить традицию. В 1950 году Тед поступил в колледж Уинтроп-Хауз Гарвардского университета. Как правило, когда мы говорим "колледж", то представляем себе учебное заведение или один из факультетов университета. На практике же колледж это общежитие, где живут студенты. В Уинтроп-Хаузе жили университетские спортсмены, крепкие парни под 190 см. ростом и весом в 90 кг. Отношение к атлетам в Гарварде было смешанным. С одной стороны, университет гордился их успехами в спорте, а с другой -- интеллектуальная студенческая элита относилась к спортсменам пренебрежительно. Но обитатели Уинтроп-Хауза не обращали на это ни малейшего внимания. Жили они дружно: вместе занимались, вместе тренировались и, конечно, во всю развлекались. Самой большой страстью Эдварда в университете стал американский футбол. Все его братья играли в футбол, хотя Джон и Роберт не добились особых успехов. Эдвард же поставил себе целью как можно лучше проявить себя в этой игре и тем самым порадовать отца. Конечно, любой может сказать, что главной целью поступления в университет должна быть учеба, а уж никак не спорт, но Эдвард, как и многие его друзья по Уинтроп-Хаузу, вспоминал об этом крайне редко. Профессор Голкомб, который некогда преподавал и Джозефу-старшему, и всем его четверым сыновьям, писал: "Его [Эдварда] работа всегда была удовлетворительна, и я не сомневался, что он мог бы закончить университет с отличием, если бы захотел больше внимания уделить учебе. Его способность к обучению превосходила средний уровень, но я не знаю насколько, потому что он все время думал о спортивной и светской активности. Полагаю, академическая активность стояла у него на третьем месте. Он делал лишь то, что требовалось, чтобы быть на хорошем счету." Подобное положение сохранялось до последнего курса обучения и, особенно, в первый год Эдварда в Гарварде, когда случилась знаменитая история с экзаменом по испанскому языку. Любому гарвардскому студенту, желавшему по окончании университета получить степень бакалавра, было необходимо продемонстрировать владение иностранным языком. У Эдварда это желание тоже имелось, и он записался на курс испанского. В первом семестре все шло замечательно -- не зря же в Академии Мильтона с ним ежедневно занимались дополнительно!
– - но во втором семестре Эдвард столкнулся с трудностями. Казалось бы, чего проще? Надо лишь больше заниматься! Но не тут то было. В принципе, Эдвард не сомневался, что так или иначе сдаст экзамен, но недостаточно высокая отметка означала, что осенью ему не разрешат играть в футбол. Представить же себе подобное несчастье ни он, ни его друзья были не в силах, и потому во всю принялись обсуждать, как бы помочь беде. Они судили и рядили, говорили, что кому-нибудь надо сдать этот проклятый испанский, ведь есть же среди них люди, которые неплохо знают иностранные языки? Такие люди были. Один из студентов, сам игрок в футбол, но, тем не менее, хорошо знавший испанский, в шутку предложил свои услуги. Так все и началось, с шутки. В решающее утро, не рассчитывая ни на какие посулы, Кеннеди повторил упражнения, взял синюю экзаменационную тетрадь и собрался идти. Он так бы и ушел сдавать иностранный язык, если бы ни его друзья, которые, продолжая шутку, побежали будить студента, утверждавшего, будто он готов сдать за Эдварда экзамен. -- Эй, просыпайся, -- растолкали они знатока испанского языка, -- разве ты не клялся, что сдашь сегодня за Теда экзамен? Это все еще была шутка, но специалист по испанскому проснулся в том настроении, в которое нередко впадают в восемнадцать лет -- ему море было по колено. -- А что?!
– - воскликнул он.
– - И сдам! Быстренько одевшись, он забрал у Кеннеди тетрадку и ушел. Взволнованные и слегка испуганные студенты вернулись в свою комнату. Надо сказать, в те времена было очень легко осуществить подобное жульничество. В большой аудитории, где находилось от двухсот до пятисот человек, экзаменационные работы одновременно выполняли несколько групп студентов. Преподаватели редко находились в аудитории в течении всего времени экзаменов, предоставляя возможность наблюдать за студентами кому-нибудь из сотрудников факультета. И, однако же, весь план провалился. В силу случайности экзаменационную работу у футболиста-знатока принял человек, хорошо его знавший. Он даже поздоровался со студентом. Каково же было его удивление, когда, опустив голову и мельком бросив взгляд на тетрадь, он обнаружил, что на ней стоит имя Эдварда Кеннеди. Заметив удивленный взгляд ассистента, студент вернулся в Уинтроп-Хауз в смятенном состоянии духа. Друзья сразу же засыпали его вопросами, и он сообщил, что экзамен был легкий, он справился с ним, но ему кажется, они попались. Он оказался прав. Не прошло и двух часов, как обоих студентов вызвали в деканат, где им было предложено покинуть университет. При этом было сказано, что им будет разрешено вернуться в Гарвард, когда они проявят себя ответственными молодыми гражданами. Для обоих нарушителей исключение из Гарварда было тяжелым ударом. Для студента, сдавшего за Теда экзамен, тяжесть ситуации усугублялась распространившимися в 1960-х годах слухами, будто Кеннеди заплатил ему за услугу. Единственным утешением для знатока испанского языка служил тот факт, что его имя никогда не упоминалось в прессе (американские авторы лишь сообщали, что он стал удачливым бизнесменом), однако и через двадцать лет в беседе с писателем Лестером Девидом этот человек счел необходимым отметить, что ни единого цента предложено ему не было. Эдварду же предстояла трудная задача поведать обо всем отцу. Как позднее утверждал сенатор, первая реакция его отца была очень спокойной. Он хотел знать все в подробностях, чтобы постараться разобраться в ситуации и понять, как она может повлиять на жизнь сына. Но где-то через сутки, когда до старшего Кеннеди дошел весь смысл случившегося, он взорвался неистовым гневом. В течении пяти часов на голову Эдварда сыпались все громы и молнии, которые только можно вообразить. Впоследствии президент Кеннеди утверждал, что вся история пошла на пользу его младшему брату: "Если бы ни это, Тедди мог бы стать обычным веселым повесой. Но отец приструнил его в этот важный период жизни, что привило Тедди дисциплину и серьезность, которые сделают его важной политической фигурой". На Эдварда гнев отца произвел огромное впечатление. Он всеми силами старался исправить допущенную оплошность и выполнить требование гарвардской администрации -- стать ответственным гражданином. В это время Америка как раз воевала в Корее, следуя курсу президента Трумэна по "сдерживанию коммунизма". Не долго думая, Эдвард отправился на ближайший призывной пункт и завербовался в армию. Он полагал, что участие в войне будет достойным шагом для любого гражданина США, однако, когда Джозеф узнал о решение сына, то пришел в ярость вторично: -- Мальчишка!
– - орал он.
– - Да ты хоть смотришь,
* * * С возвращением Эдварда из армии, казалось, мало что изменилось. Он несколько больше времени стал уделять учебе, но главным для него по прежнему оставался американский футбол. Он усиленно тренировался, соблюдал режим дня, правильно питался, ревностно следовал советам тренера и благодаря спорту находил новых друзей. О жизни Эдварда в Гарварде можно было бы написать многое, но стоит ли? Более или менее остроумные проделки, сумасшедшие пари, испытания при вступлении в привилегированные клубы, поражающие своей нелепостью, свидания с девушками и спорт, спорт, спорт, спорт... Американские авторы чуть ли не до посинения описывают выходки Эдварда и его друзей, но вряд ли кому-нибудь удалось лучше передать атмосферу Гарварда, чем Джону Риду: Гарвард... муки роста, упоенье расцвета, Чары книг, чары дружбы, культ героев, Угар танцев, бури большой музыки, Радость расточения и впервые осознанных сил... Буйные ночи в Бостоне, стычки с полисменами, Уличные знакомства, увлекательные похождения... Зимние купанья со льда набережной Эл-Стрит Просто как встряска для крепкого тела... И огромный стадион, вздымающий сердца тысячи зрителей Оглушительным ревом ритмических песен и выкликов, Когда Гарвард забивает гол Йелю...* * Джон Рид "Америка, 1918". Перевод И. Кашкина. За исключением "чар книг", в то время еще мало доступных Эдварду, все остальное его не миновало. В отличие от старших братьев он смог стать членом футбольной команды всего университета и отличился в играх с командами университетов Брауна, Йеля и Колумбийского университета. За игру с командой Йельского университета, в ходе которой он обеспечил Гарварду единственный гол, спортивный раздел газеты "Нью-Йорк Таймс" удостоил Теда особой похвалы. В 1956 году Эдвард закончил университет, получив отличные оценки по своим любимым предметам -- истории и правительственному управлению. Прочие отметки выпускника были средними и не позволили ему поступить в школу права Гарвардского университета. Несколько разочарованный неудачей, Эдвард отправился в Европу, где поступил в Международную школу права в Гааге, затем путешествовал по северной Африке с пресс-карточкой сотрудника службы новостей синдиката Херста. Поездка значительно расширила кругозор Кеннеди. Освободительное движение против колониализма в Морокко, Тунисе и Алжире показалось ему воодушевляющим и выработало у него стойкую неприязнь к различным формам колониализма и неоколониализма. Послужила поездка и Джону. Получив от младшего брата подробную информацию о происходящем в Алжире, он выступил в Сенате с речью, в которой пламенно осуждал колониальную политику Франции в этой стране. Речь сенатора получила широкую известность как в Европе, так и в Африке, и, среди прочих выступлений Кеннеди, стала для него одной из ступенек на пути к Белому Дому. Осенью 1957 года Эдвард, следуя примеру Роберта, поступил в школу права Вирджинского университета. Его оценками опять были тройки, что не помешало ему побеждать в престижных дебатах, которые проводились в форме судебных заседаний, одерживая верх над аспирантами-отличниками. А ведь обсуждаемые ими проблемы были довольно сложными и требовали не только хорошего знания федеральных законов, но и способности к анализу, не говоря уж о немалых ораторских талантах. Как утверждал товарищ Теда Джон Танни, ставший впоследствии сенатором США от штата Калифорния, Эдвард обладал огромной энергией, удивительной способностью четко и ясно формулировать свои аргументы, замечательным голосом и тембром, которые придавали его выступлениям яркость и динамизм. Пока Эдвард завершал свое образование, в его жизни произошло два важных события: он получил первый серьезный опыт в политике, возглавив избирательную кампанию Джона по перевыборам в Сенат, и женился. Джон был уверен, что не столкнется ни с какими трудностями в ходе выборов, и потому, желая полностью посвятить свое время более насущным проблемам, поручил ведение кампании младшему брату, который должен был рассматриваться избирателями как его заместитель. К тому же Джон по прежнему не любил пылких восторгов, рукопожатий и хлопков по спине. Нелегко стоять у ворот завода и пожимать руки. Во всяком случае, старшему из братьев это плохо удавалось. Но Эдвард, веселый, дружелюбный, хорошо усвоивший уроки своего деда Фитца, любил человеческое общение и с легкостью проходил через тяжкие испытания выборов. Как и ожидал Джон, ему удалось без труда победить, собрав около 70 % голосов избирателей, Эдвард же завел полезные связи в политических кругах штата, которые в будущем должны были помочь ему самому. После победы и празднования политического триумфа семья Кеннеди столь же радостно отпраздновала свадьбу младшего из детей. С будущей женой, Вирджинией Джоан Беннет, Эдварда познакомила сестра Джин. В конце сороковых годов она познакомила Роберта с его будущей женой Этель, а в пятидесятых годах оказала ту же услугу младшему брату. Сама Джоан так описывала встречу с будущим мужем: "Однажды Джин сказала мне "Я хочу познакомить тебя с моим маленьким братцем". Никогда не забуду этот миг. Я думала увидеть маленького мальчика, а вместо этого мне пришлось задрав голову смотреть на верзилу в шесть футов и два дюйма росту и весом чуть ли не в двести фунтов. И, должна признаться, чертовски красивого..." До Джоан у Эдварда было немало девушек и, как утверждали его друзья, он очень быстро давал понять, чего, собственно, от них хочет. Но при этом у Кеннеди было одно замечательное качество -- он никогда не оскорблялся, если ему говорили "нет", и не начинал нудно выяснять, чем он не угодил. Джоан была не той девушкой, которой Эдвард мог бы сделать нескромное предложение. Ее он приглашал в Хайаннис-Порт, в дом своих родителей, что уже само по себе говорило о серьезности намерений. Роуз Кеннеди, раньше всех осознавшая, к чему идет дело, через своих подруг потихоньку навела о девушке справки. Информация ее обнадежила -- Джоан считалась девушкой серьезной и скромной. И вот однажды, прогуливаясь в дюнах невдалеке от Хайаннис-Порта, Эдвард спросил Джоан: -- Как ты смотришь на то, чтобы нам пожениться? -- Ну, я полагаю, это неплохая мысль, -- невозмутимо ответила она. От переполняющих его чувств Эдвард так и сел прямо на песок. -- И что нам делать дальше? -- Я думала, это ты должен строить планы, -- ответила Джоан. Получив подобный ответ, Кеннеди решительно заявил, что они должны пожениться, как можно скорее. Правда, для этого им еще требовалось согласие и благословение родителей. Как никак молодое поколение пятидесятых годов не дерзало нарушать установившиеся традиции. По забавному стечению обстоятельств Эдвард пришел просить руки Джоан в тот самый день, когда другой молодой человек пришел просить руки ее младшей сестры Кендес. Отец сестер, нью-йоркский бизнесмен Гарри Уиггин Беннет-младший, подошел к делу очень серьезно. Девятнадцатилетней Кенди и ее жениху Роберту Макмюррею было предложено подождать, поскольку Кенди училась лишь на первом курсе университета, а Роберту предстояло поступить в юридическую школу Йеля. Конечно, они были расстроены, но терпеливо ждали год, пока Гарри Беннет не смягчился. Ситуация с Эдвардом и Джоан была совершенно иной. Не возражая в принципе против брака, мистер Беннет лишь беспокоился, в состоянии ли Эдвард содержать жену. Должно быть, он ничего не слышал о семействе Кеннеди и о предосторожностях, которые предпринял Джозеф-старший, чтобы обеспечить своим детям финансовую независимость. Эдвард успокоил будущего тестя. В конце концов, десять миллионов долларов было более чем достаточно для безбедной жизни. Но гораздо больше Джоан боялась, как отнесется к подобному браку отец Эдварда. От разных людей она слышала немало жутких историй о бывшем после и потому боялась его до смерти. Первоначально ее испуг, казалось, был не напрасен. Джозеф смотрел на нее так пристально, что у Джоан душа ушла в пятки. Затем спросил: -- Ты любишь моего сына? Джоан растерялась. Вопрос показался ей совершенно лишним. Лишь потом, как она сама признавалась, она поняла, что для Джозефа это был самый главный вопрос. Подробно расспросив невесту сына, Джозеф наконец объявил, что раз Эдвард и Джоан любят друг друга, он с радостью их благословляет. Денежные проблемы на этой встрече не обсуждались. 29 ноября 1958 года Эдвард и Джоан стали мужем и женой. Венчал молодых кардинал Спеллман. Не Папа Римский, конечно, но кардинал -- тоже не последний человек в церкви. Белокурая и зеленоглазая невеста смущенно улыбалась толпе гостей. Эдвард сиял от счастья. А журналисты отмечали, что видят появление самой красивой пары в семье Кеннеди. Свадебное путешествие молодых было кратким -- три праздничных дня в Южной Америке, а затем Эдвард вернулся к занятиям в школе права. Через несколько месяцев он закончил ее со степенью лиценциата права. Не великое достижение, но все же. Итак, самый младший из братьев Кеннеди был женат, его обучение завершилось, и впереди лежала вся жизнь: завораживающая, сияющая, счастливая. Так им казалось. А как еще может представляться жизнь в молодости?
ГЛАВА ПЯТАЯ. ДВЕ КАМПАНИИ
Я вам песенку спою
Про всю волшебную семью.
Могу вам сразу доложить,
Без нас Америке не жить...
Монолог Джозефа Кеннеди
в сатирической песенке-лимерике.
Автор неизвестен. В сентябре 1957 года влиятельный журнал "Сетердей ивнинг пост"* в статье о сенаторе Джоне Ф. Кеннеди поместил следующее высказывание: "Страстные поклонники семьи Кеннеди... ждут того дня, когда Джек займет Белый Дом, Бобби будет членом кабинета в качестве министра юстиции, а Тедди станет сенатором от штата Массачусетс..." Утверждение автора казалось совершенно фантастичным, во всяком случая в той его части, которая относилась к будущему Роберта и Эдварда. Но вот что касается Белого Дома... Именно в 1957 году Джон всерьез начал готовиться к его штурму, и статья в "Сетердей ивнинг пост" констатировала небывалую активность Кеннеди, всеми силами старавшегося обратить на себя внимание избирателей по всей стране. * Данный журнал издается с 1728 года в штате Индиана. Вопреки названию -- "Субботняя вечерняя почта" -- он не является еженедельником, а выходит всего 9 раз в год. Джозеф Кеннеди мог быть доволен сыном. Приглядевшись к многочисленным претендентам на Белый Дом, Джон с полным основанием решил, что является далеко не худшим кандидатом. Конечно, у него было немало недостатков. Молодость. Католическое вероисповедание. Богатство. Пост сенатора, а не губернатора. Да еще не тот штат (будучи слишком маленьким, Массачусетс располагал всего 14 голосами выборщиков и не мог тягаться во влиянии со штатом Нью-Йорк или штатом Техас). Но все это было дело поправимое. Джон произносил речи (в основном они были посвящены проблемам международных отношений), разъезжал по стране (возможно, это не дало ему понимания внутренних проблем, зато познакомило с ним американцев) и от души радовался, что в 1956 году не смог добиться выдвижения собственной кандидатуры на пост вице-президента США от демократической партии (в тот год демократы все равно потерпели поражение от республиканцев и сразу же свалили вину за поражение на сенатора Э. Кафовера, выдвинутого на пост вице-президента). Перевыборы в сенат укрепили его позиции, и в октябре 1959 года на встрече в Хайаннис-Порте было принято решение добиваться для Джона поста президента США. В первое же заседание, на котором обсуждалась стратегия и тактика избирательной кампании, Джозеф торжественно заявил, что если понадобится, он использует на выборах все финансовые ресурсы семьи. -- Ну не все же, папа, -- с преувеличенным ужасом воскликнул Роберт, -- не забудь Тедди и меня! План избирательной кампании Джона был довольно прост. Как бы много не разъезжал сенатор по стране, он был еще недостаточно известен. Не хватало ему и поддержки партийных боссов. Учитывая все эти обстоятельства, руководители кампании сочли необходимым для Джона принять участие в первичных выборах, так называемых праймериз, которые должны были продемонстрировать лидерам демократической партии его способность повести за собой страну. Сами праймериз появились в политической жизни Соединенных Штатов лишь в начале XX века. До этого отбор кандидатов, а также делегатов национальных съездов производились партийными боссами. Конечно, в конце концов, подобная практика показала, что партийной системе США недостает гибкости, и в некоторых штатах она была заменена предварительными голосованиями, в ходе которых на первое место мог выдвинуться пусть малоизвестный, но энергичный и талантливый кандидат. Система праймериз вызывала редкостную неприязнь старой партийной машины. Боссы понимали, что праймериз забирают у них власть. Бывали случаи, что введенные было в том или ином штате первичные выборы отменялись, но в целом, от выборов к выборам количество штатов, в которых проводились праймериз, постепенно росло. В 1960 году таких штатов было шестнадцать. И вот 2 января 1960 года к удивлению многих обозревателей, а также обывателей, Джон Фитцджеральд Кеннеди объявил, что выдвигает свою кандидатуру на пост президента США. На пресс-конференции в здании американского Сената он торжественно говорил: -- Прослужив четырнадцать лет в Конгрессе, я баллотируюсь в президенты Соединенных Штатов не потому, что эта должность представляется мне легкой и приятной. Я баллотируюсь в президенты потому, что этот пост есть средоточие деятельности. В демократической партии выборы 1960 года были несколько необычными. Вопреки традиции за пост президента сражались не губернаторы или бывшие члены кабинета, а сплошь законодатели, члены американского Сената. Сенатор Джон Кеннеди, сенатор Хьюберт Х. Хэмфри, сенатор Линдон Джонсон, сенатор Стюарт Саймингтон. И это было не временное явление. Президентская лихорадка в американском Сенате не утихнет на протяжении более чем двадцати лет и в своем пике охватит пятую часть всех членов Сената. То ли дело республиканцы! В 1960 году, в соответствии с политическими традициями, борьба за выдвижение на пост президента от республиканской партии велась между губернатором штата Нью-Йорк Нельсоном Рокфеллером и вице-президентом США Ричардом Никсоном. Ричард Никсон одержал нам Рокфеллером верх. Все же Рокфеллер, рядом с которым Кеннеди могли бы показаться нищими, был чересчур богат и, следовательно, неподконтролен. Первичные выборы в демократической партии начались весной, и весь клан Кеннеди принял в них самое активное участие. Они разъезжали по стране, произнося речи, пожимая руки, вербуя добровольцев, которые с энтузиазмом готовы были работать на молодого и привлекательного сенатора. 9 тысяч волонтеров в одной только Западной Вирджинии!
– - это была серьезная демонстрация организаторских и политических талантов кандидата. Где бы не собирались хотя бы три человека, среди них неприменно был один из Кеннеди, или их родственник, или помощник, или друг. Сенатор Х. Хэмфри, бывший на этом этапе избирательной кампании основным соперником Джона, утверждал, что чувствовал себя независимым торговцем, попытавшемся конкурировать с владельцем целой сети универсальных магазинов. Эдвард тоже принял активное участие в агитационной работе. Его участком работы были штаты в районе Скалистых гор. Он без устали выступал перед избирателями, иногда до 20 раз в день. Но слова и уговоры далеко не всегда оказывали свое действие и тогда приходилось прибегать к более радикальным мерам, например прыгать на лыжах с трамплина. В семидесятых годах в книге Роуз Кеннеди "Время вспоминать" Эдвард довольно подробно рассказал о своих подвигах в ту президентскую кампанию. Думаю, его рассказ стоит того, чтобы его воспроизвести: "Я могу начать совсем как Джек, когда кто-то спросил его, как он стал героем. "Это произошло неумышленно. Потопили мой катер". Я отправился на состязания по прыжкам с трамплина недалеко от Мэдисона потому, что там ожидалась большая толпа, восемь или даже десять тысяч человек. Идея была такова, что кто-нибудь представит меня по громкоговорителю, я скажу пару слов о выборах и попрошу голосовать за моего брата, а потом пойду пожимать руки. И вот кто-то из тех, что там распоряжался, сказал, что я должен подняться на вершину трамплина и тогда меня представят оттуда. Когда я поднялся, на платформе ожидало несколько человек, и один парень с бляхой ответственного лица представил меня и в конце добавил: "Может быть, если мы подбодрим его, он совершит свой первый прыжок". Толпа взорвалась аплодисментами. Поскольку в тот день я направлялся на спортивное состязание, то мою одежду с некоторой натяжкой можно было счесть лыжным костюмом. Вообще, я очень хорошо катаюсь на лыжах. Пришлось научиться, потому что мои родители, в особенности мама, начали меня обучать, когда мне было шесть или семь лет, и папа был послом, а мама взяла меня в Швейцарию на Рождество и новогодние праздники. Я помню, как Джо участвовал в кошмарно-опасном спуске в бобслее, как я катался на лыжах с ним и Джеком -- они старались научить меня -- и я вывихнул колено, и они отвезли меня в больницу, где я и пролежал все праздники. Но потом мне пришлось много кататься, и я хорошо справлялся с обычными лыжами, и, хотя я никогда не прыгал, я знал принцип. Это был олимпийский трамплин*, но я решил, что попробую**. Какая-то добрая душа одолжила мне пару лыж. И я поехал вниз. В тех условиях мне казалось, что я должен сделать это. Я не продемонстрировал доблести орла, но мне удалось сохранить правильное направление и приземлиться на ноги в 75 футах*** или около того, а потом съехать по склону, и я был очень счастлив, что все еще жив. Были аплодисменты. Может быть, это добавило Джеку парочку лишних голосов. * Его высота была около 55 метров. ** В беседе с писателем Бартоном Хершем Кеннеди признался, что очень испугался и испытывал огромное искушение сбежать куда-нибудь подальше. "Но если бы я сделал это, -- продолжал Эдвард, -- я боялся, что мой брат услышит об этом. А если бы он услышал, я знал, он бы отправил меня обратно в Вашингтон клеить марки и подписывать конверты до конца компании". В целом же, вся эта история вызывает немало вопросов. Для представления Эдварда потенциальным избирателям не было никакой нужды подниматься на трамплин, напротив, это было даже неудобно. По всей видимости, руководители состязаний либо обладали извращенным чувством юмора и полным отсутствием всяких представлений об ответственности за свои поступки, либо с самого начала рассчитывали поставить Эдварда в неловкое положение, надеясь, что он не осмелится прыгать. Увы! Многие свято верят, что в политике цель оправдывает средства. *** Около 23 метров. Конечно, я никогда не искал на свою голову подобных приключений. Но позднее, во время всеобщих выборов, я попал в сходную ситуацию. Мне было поручено вести кампанию в горных штатах, и однажды я отправился на большое родео в Майлс-Сити, штат Монтана. Я приехал туда с той же идеей, чтобы меня представили, я сказал что-нибудь о моем брате, а затем пошел пожимать руки. Но мне ответили, что никаких политиков они представлять не собираются. Они сказали: "Если вы хотите участвовать в родео, тогда вас представят как и всех остальных". Что-то вроде "Тед Кеннеди выступает из ворот N 4". Я умею ездить верхом. Однако я никогда не ездил на необъезженных лошадях. Но раз уж деваться некуда... короче, я сел верхом на коня, и меня выпустили на манеж. Полагаю, это длилось секунд шесть -- а мне казалось, что прошло не менее часа, пока меня не вышвырнуло из седла. Никаких серьезных повреждений, никаких сломанных костей. Похоже, люди решили, что для новичка я был не так уж и плох. В этой части страны люди любят подвергать вас испытаниям. Возможно, мне удалось что-то разъяснить о нашей семье -- о Джеке -- и в результате это добавило ему голосов. А вскоре после этого мне позвонил Джек и сказал, что он только что говорил с председателем комитета демократической партии штата Вайоминг, который сообщил ему, что в следующую субботу я должен приехать в Рокк-Спрингс. Они договорились, чтобы снайпер прострелил мне сигарету во рту с расстояния в 20 ярдов*. Джек сказал, небрежно так, что не считает, будто я обязан пройти через это, если я не хочу, однако..." * Примерно 18,3 м. Эти самые "однако" встречались у Джона довольно часто, но на этот раз Эдвард решил, что желание старшего брата переходит все границы. В результате снайпер остался без работы, а избирателям Рокк-Спрингс не пришлось насладиться опасным аттракционом. Выборы в Америке больше чем где-либо в мире являются страшно изнурительной процедурой для кандидатов. Джон так часто выступал с речами, что, в конце концов, потерял всякую способность что-либо говорить. Но нельзя же было из-за этого останавливать кампанию! И выход был найден очень быстро. Сначала вместо Кеннеди речи зачитывал его помощник и друг Т. Соренсен, который сам же их и писал, а сенатор раздавал карточки, на которых было написано "Прошу прощения, но у меня болит горло, поэтому я выступать не могу. И все же прошу вас голосовать за меня". Но хотя Соренсен считался "альтер эго" Кеннеди, ему недоставало блеска, выразительности, и потому было решено призвать на помощь кандидату его младшего брата. В течении нескольких дней Джон появлялся перед избирателями в сопровождении Эдварда и Теодора Соренсена. Сам кандидат пожимал руки избирателям, а затем стоял на платформе и смело, по-мальчишески улыбался, а Тед произносил заготовленную Соренсеном речь. Дело сразу же пошло на лад. Голос Эдварда был похож на голос его брата, он обладал артистичностью, которая делала его выступления яркими и драматичными. Джон имел все основания быть довольным, что не мешало ему отпускать в адрес брата шпильки. Однажды, когда Эдвард особенно выразительно говорил о качествах, необходимых для обитателя Белого Дома, Джон подошел к микрофону и проскрежетал, что Тедди еще не достиг минимального возраста, определенного американской Конституцией, чтобы выдвигать свою кандидатуру на пост президента США. В целом, в ходе праймериз Джону удалось доказать свои силы, и на съезд демократической партии в Лос-Анджелесе он пришел со значительным числом голосов делегатов -- их у него было около 600, больше, чем у остальных кандидатов. Правда, их было еще недостаточно для победы, но Кеннеди надеялся перетащить на свою сторону те делегации, которые не успели определиться со своими симпатиями. Его цель была проста, он должен был победить при первом же голосовании, иначе многие делегации могли бы счесть себя свободными и при повторном голосовании выбрать кого-нибудь другого. Ставший его главным соперником Линдон Джонсон прилагал все усилия, чтобы не допустить подобной победы, на то же рассчитывал и вступивший в борьбу Эдлай Стивенсон. Стивенсона братья Кеннеди не боялись. Он пришел на съезд практически без всякой организации, и к тому же дважды подряд проиграв президентские выборы, не мог выглядеть привлекательной кандидатурой для партийных боссов. Тем не менее зал заседаний съезда буквально захлебывался восторгами в адрес Стивенсона, что было достигнуто при помощью примитивного мошенничества. Люди Стивенсона прошли в зал заседаний по билетам, предназначенным для людей Кеннеди. Они первыми пришли к кассам и, приколов к своим пиджакам значки "Я за Кеннеди" получили чужие билеты. Не отставал от Стивенсона и сенатор Джонсон. Видя, что Кеннеди имеет все шансы на победу, он заявил, что Джон неизлечимо болен и потому не сможет выполнять обязанности президента. Конечно, Кеннеди платил своим соперником той же монетой. И дело было не только в его привычке за глаза называть Джонсона "полковником Кукурузная Кочерыжка". Как и его соперники, Джон нередко прибегал к грязным трюкам, но при этом, планируя очередную пакость, неизменно предупреждал своих помощников, чтобы они не рассказывали об этом Тедди, потому что тот этого не поймет. Он очень заботился о своем имидже, при чем не только в глазах избирателей, но и в глазах собственно брата. И, надо признать, у него это хорошо получалось. Пока Джон вел сложные переговоры с лидерами демократической партии, Роберт поддерживал постоянные контакты со всеми делегациями, собирая информацию об их намерениях, а Эдвард, находившийся в самом зале заседаний, вел активную агитационную работу среди делегатов. Во время решающего голосования Джон, как и все остальные кандидаты, следил за голосованием по телевидению. Он еще не успел получить необходимых для победы голосов, но уже знал, что выдвижение на пост президента от демократической партии у него в кармане. Намеком стала ликующая улыбка Эдварда, которого Джон заметил рядом с руководителем делегации штата Вайоминг. Убедив делегатов, что именно они решат исход голосования, Эдвард уговорил их отдать все 15 голосов Джону. -- Ну, дело сделано, -- довольно заметил кандидат. Когда делегация Вайоминга проголосовала, в копилке Джона было 763 голоса, и это было больше, чем необходимо для победы. Арена огласилась ликующими криками, никто уже не обращал внимания на председателя съезда, который продолжал выкрикивать названия штатов. Когда голосование закончилось, за Кеннеди было подано 806 голосов, за Джонсона -- 409, за Саймингтона -- 86, за Стивенсона -- 79,5, а за всех прочих, всех этих "любимых сынов" штатов, выдвигающих свои кандидатуры только для того, чтобы позднее передать полученные голоса кому-нибудь другому -- 140,5 голосов, но они никому уже не были нужны. Как бы ни ликовали рядовые участники съезда, напряжение среди руководства демократической партии не спадало. Необходимо было избрать кандидата на пост вице-президента и борьба, развернувшаяся вокруг этого поста, была ничуть не меньшей, чем борьба вокруг кандидата в президенты. Кеннеди испытывал сильное давление со стороны различных группировок в демократической партии и в конце-концов после некоторых колебаний согласился на выдвижение сенатора от штата Техас Линдона Джонсона. Выдвижение Джонсона вызвало как ликование одних, так и негодующие крики других. Особенно возмущались либералы -- сторонники Эдлая Стивенсона и сам Стивенсон. Правда, с чисто человеческой точки зрения у Стивенсона не было ни малейшего основания предъявлять какие-либо претензии Кеннеди. В 1956 году, добиваясь выдвижения на пост президента США от демократической партии, он все время манил Джона обещаниями сделать его своим вице-президентом, но когда очередь дошла до выполнения посул, предложил избрать вице-президента съезду. С политической же точки зрения было и вовсе бессмысленно выдвигать в вице-президенты человека, который уже дважды -- в 1952 и 1956 годах -- терпел поражение как кандидат в президенты. Однако ожидающаяся схватка с республиканцами успокоила страсти. И консерваторы, и либералы обещали Кеннеди поддержку в борьбе с Ричардом Никсоном. На этом этапе кампании роль Эдварда была менее заметна, чем во время первичных выборов. Его районом были западные штаты, где позиции Кеннеди были не очень прочны. Многие обозреватели писали, что Эдварду явно не хватало опыта. Они осуждали его за несвойственную политикам откровенность, за неправильное определение приоритетов штатов. Так Дэвид Барнер и Томас Уэст утверждали, что младший Кеннеди зря тратил время на штаты Вайоминг, Колорадо и Юту вместо того, чтобы заниматься Калифорнией. Впрочем, подобное обвинение было не совсем справедливо. Калифорния была сферой ответственности Эдлая Стивенсона, а у Эдварда просто отсутствовали знания, необходимые для работы в подобном штате. Сам Эдвард с высоты своего позднейшего опыта вспоминал кампанию 1960 года с нескрываемым удовольствием. И, конечно, не отрицал своих промахов. Сын Массачусетса, он имел весьма приблизительное представление о западных штатах и вовсе не имел никаких представлений о жизни сельского населения. Однажды на встрече с фермерами ему задали вопрос, на который он не только не знал ответа, но и смысл которого был ему не совсем понятен. Что было делать? Неожиданно Эдвард вспомнил, как Джон рассказывал один случай из своей практике в ВМС. Тогда он инструктировал персонал по вопросам противопожарной безопасности и сообщил, что не всякий огонь можно тушить водой. И вот один из матросов поинтересовался, каким образом можно отличить тот огонь, который надо тушить водой, от того, который не надо. "Это очень хорошей вопрос, -- не растерявшись, ответил Джон.
– - И на следующей неделе тут будет парень, который все это разъяснит". Решив, что подобный выход будет даром небес, Эдвард так и закончил свою встречу с фермерами. И все же успех Джона в соперничестве с Ричардом Никсоном никак не зависел от успехов или промахов Эдварда. Борьба велась вокруг проблемы Кубы, отношений с Советским Союзом и католического вероисповедания Кеннеди. Кандидату демократов довольно успешно удалось отбить все наскоки Никсона, хотя в конечном счете его победа была минимальной. Перевес всего в 118574 голоса или 0,17 % состава избирателей. Рано утром 9 ноября 1960 года, когда вокруг дома Кеннеди в Хайаннис-Порте появились агенты секретной службы, заступившие на охрану Джона и его семьи, все поняли, что победа одержана. Ричард Никсон не мог поверить в поражение до десяти часов утра. Вряд ли его порадовало бы сообщение, что жители Хайаннис-Порта почти единогласно отдали свои голоса ему. Что ему было до небольшого поселка в штате Массачусетс? Ему была нужна вся Америка, и он даже не предполагал, что еще получит ее через восемь лет. Победа на выборах ознаменовала еще один триумф клана Кеннеди, которого Джозеф дожидался долгие десятилетия. 10 ноября Юнис Кеннеди Шрайвер зачем-то вышла в поселок вместе с Теодором Соренсеном и сразу же заметила изменившееся к ним отношение со стороны соседей. Сначала с ней приветливо поздоровалась одна из соседок, затем другая. Жители Хайаннис-Порта прямо-таки из кожи вон лезли, стараясь продемонстрировать свое дружелюбие. -- Раньше они никогда не проявляли такой интерес, -- с непередаваемым сарказмом заметила Юнис Соренсену. Да-а, как долго Кеннеди пришлось ждать признания, как сильно ощущать свое оскорбленное самолюбие, если даже в миг величайшего триумфа они не могли удержаться от язвительных слов? 20 января 1961 года Джон Фитцджеральд Кеннеди принес присягу как 35 президент США. С его приходом Вашингтон наводнили энергичные молодые люди, которые, казалось, мечтали вдохнуть в Америку новую жизнь. Началась блестящая эпоха Камелота.
* * * В 1961 году оказалось, что прогноз журнала "Сетердей ивнинг пост" сбылся на две трети. Джон был президентом и как президент назначил Роберта на пост министра юстиции. Роберт был весьма далек от того, чтобы радоваться подобному назначению, хотя имел немалый опыт в вопросах борьбы с преступностью. Гораздо больше его привлекала работа в министерстве обороны или госдепартаменте, но Джон и слышать не хотел никаких возражений: пост министра обороны, казавшийся столь привлекательным Роберту, был предназначен для Роберта Макнамары, президента совета директоров "Форд мотор компани"*. Пока что лишь Эдвард оставался не у дел. * В качестве президента компании Макнамара получал жалованье в 400 тысяч долларов, а в качестве министра -- чуть больше 20 тысяч долларов. Размышляя о своем будущем, Эдвард полагал, что имеет право сам выбирать, чем заниматься, в конце концов он был уже семейным человеком, а в январе 1960 года стал отцом. Хорошо помня свои промахи в работе в западных штатах, Эдвард решил отправиться в Калифорнию и заняться там издательской деятельностью. Но Джозеф счел подобные идеи полным бредом. Он напомнил сыну о ставшем вакантным месте Джона в Сенате США, с потрясающей самоуверенностью заявив, что коль скоро он заплатил за это место, то оно принадлежит семье. Проблема заключалась лишь в одном -- Эдвард еще не достиг минимального необходимого по Конституции возраста, чтобы баллотироваться в Сенат Соединенных Штатов. Тридцать лет ему должно было исполниться только в 1962 году. Но Джозеф Кеннеди не видел в этом никакой проблемы. Напротив, он четко рассчитал, что в 1962 году Тед выставит свою кандидатуру в Сенат, а до этого сенаторское место Джека посторожит его университетский приятель и сосед по комнате Бенджамин Смит. В соответствии с американскими законами осуществить подобный финт не представляет труда. Во всяком случае в том, чтобы "посторожить" место в Конгрессе. Если в Сенате открывается вакансия в период между выборами, сенатора назначает губернатор того штата, который лишился своего законодателя. Правда место в Сенате подобный назначенец занимает лишь до ближайших выборов, а тот, кого на этих выборах изберут, получает не весь шестилетний сенаторский срок, а только те годы, которые остались от срока выбывшего по той или иной причине сенатора. В данном случае, срок сенатора от штата Массачусетс оказался разделен на три равные части: два года, принадлежавшие Джону, два года, когда его замещал Б. Смит, и оставшиеся два года, из-за которых должна была развернуться острая схватка. Пока же, Эдвард снял в Бостоне дом и стал работать помощником окружного прокурора графства Саффолк за символическую плату один доллар в год. Работе он посвящал не слишком много времени, хотя, как и положено, готовил дела и выступал в суде. Но одновременно Эдвард начал свою избирательную кампанию, постепенно приучая избирателей к мысли, что он куда-то баллотируется. Он часто выступал с речами перед членами местных клубов и благотворительных обществ, совершил поездки в Южную Америку, Африку и Европу. Так как он был братом президента США, то его принимали на самом высоком уровне, а в Италии даже наградили орденом "За заслуги". Разъезжая по миру, Кеннеди не забывал и родной штат. Во время своего пребывания в Южной Америке Эдвард постарался отправить открытки с приветствиями всем делегатам последних трех съездов демократической партии в штате. Однако выборы выборами, но Тед не забывал, что не мешает выполнять и свои непосредственные обязанности как помощника окружного прокурора. Американские авторы по разному оценивают работу Эдварда в прокуратуре. По мнению одних он проявил себя на этой работе, как способный и энергичный юрист, не проиграв ни одного дела. Другие утверждали, что с юридической точки зрения его дела были подготовлены небрежно, а выигрывал он их только потому, что всегда умел спорить. В качестве аргумента они приводят тот факт, что однажды судья вынес обвиняемому более суровый приговор, чем просил в своей речи Эдвард. В обычной ситуации это и правда не свидетельствовало бы в пользу обвинителя, но ситуацию с данным делом трудно было назвать обычной. В ходе судебного заседания, разобидевшись на обвинительную речь Эдварда, обвиняемый, вспомнивший, что он не только преступник, но еще и избиратель, закричал: -- Эй ты, парень, запомни, я не буду за тебя голосовать! -- А у вас и не будет такой возможности, -- сурово произнес судья, возмущенный столь непочтительным поведением. И вынес приговор, повергший осужденного в состояние полного онемения. Обвинителя, впрочем, тоже. Впрочем, вся эта история свидетельствовала лишь об одном -- что о желании младшего Кеннеди баллотироваться было известно всем встречным и поперечным. И подавляющее большинство людей относилось к этому с пониманием. Положение изменилось лишь тогда, когда Эдвард объявил, какого именно поста он собирается добиваться. В принципе политические и общественные деятели как Массачусетса, так и Соединенных Штатов в целом, полагали, что Тед может баллотироваться на пост мэра, некогда занимаемый его дедом Фитцем, или в местное законодательное собрание, где когда-то заседал другой его дед -- Патрик Кеннеди, или даже в Палату Представителей, где в свое время трудились и Хани Фитц, и Джон Кеннеди, но начинать свою карьеру с поста сенатора США!.. Это было просто наглостью. Влиятельный обозреватель газеты "Нью-Йорк таймс" Джеймс Рестон писал: "Один Кеннеди это триумф, два Кеннеди в одно и то же время -- это чудо, но три могут начать восприниматься многими избирателями как нашествие". По всему Бостону начали распространяться язвительные песенки, в том числе очередной вариант знаменитой песенки о Билли-бое. Полагаю, очень многие помнят ее со школьных уроков английского языка. Правда, в данном случае Билли-бой был заменен на Тедди-боя, иным был и текст. Вот он: Не хотел бы ты стать мэром, Тедди-бой, Тедди-бой, Не хотел бы ты стать мэром, милый Тедди? Вовсе не хочу быть мэром, В Вашингтоне веселее. Я молодой и хочу быть поближе к братьям. Тогда не губернатором ли станешь, Тедди-бой, Тедди-бой, Не губернатором ли станешь, милый Тедди? Не хочу быть губернатором, В Вашингтоне замечательней. Я молодой и хочу быть поближе к братьям. Значит ты отправляешься в Конгресс, Тедди-бой, Тедди-бой, Значит отправляешься в Конгресс, милый Тедди? На Конгресс я наплевал, Там Джон Маккормик правит бал. Я молодой и хочу быть поближе к братьям. Так Белый Дом нравится тебе больше, Тедди-бой, Тедди-бой, Белый Дом нравится больше, милый Тедди? Ну, об этом еще рано говорить, Я подожду до 84 года! Я ж молодой и не стану отталкивать своих братьев! Гораздо большую опасность, чем сатирические песенки, представляла для Кеннеди либеральная профессура Массачусетса. В отличие от других штатов, в которых правящая элита не очень-то обращает внимание на интеллигенцию, Массачусетс всегда славился высоким уровнем образования, и, соответственно, сильным влиянием академической среды. И вот эта самая интеллигенция выразила возмущение претензиями Кеннеди, едва достигшего минимального положенного возраста для выборов в Сенат. Известный профессор-правовед из Гарвардского университета Марк де Вулф Хау даже разослал 4 тысячи писем профессорам и юристам штата, в которых объявил, что решение Эдварда баллотироваться бросает вызов общественному мнению. Выступления гарвардских профессоров и профессоров Массачусетского Технологического Института несколько озадачивало Эдварда, но еще больше его удивило отношение некоторых либеральных организаций штата. Однажды, когда Кеннеди устроил традиционный предвыборный прием, на который были приглашены активисты многих подобных организаций, к нему явились всего пять или шесть человек -- остальные же проигнорировали приглашение Эдварда. Молодой кандидат никак не мог понять, чем вызвано подобное пренебрежение, пока кто-то не объяснил ему, что таким образом либералы выражают неодобрение деятельности его отца в бытность того послом США в Великобритании. Кеннеди пришел в ярость. В общем-то, отношение либералов к Эдварду и впрямь не отличалось справедливостью, они попрекали его событиями, к которым он не имел никакого отношения хотя бы в силу своего возраста (в конце-концов в то время ему было 6-8 лет), но при этом никогда не упрекали за то же самое его брата Джона Кеннеди, который в те времена был уже взрослым молодым человеком и даже участвовал в проведении отцовской политики, работая его секретарем. В результате всех обвинений Эдвард сделал один вывод: он должен победить и тем самым порадовать отца. К тому же в конце 1961 года он получил дополнительное основание добиваться победы. В декабре у Джозефа Кеннеди случился сильный удар. Человек, который любил по утрам играть в теннис и наслаждался верховыми прогулками с внуками, в один миг превратился в инвалида. Помня об этом, Эдвард старался изо всех сил. Битву за Сенат 1962 года с полным основанием можно было бы окрестить Войной Династий, поскольку все без исключения участники схватки принадлежали к семьям, прославившимся политической активностью как в штате Массачусетс, так и по всей стране. Соперником Эдварда в демократической партии был племянник спикера Палаты Представителей Эдвард Маккормик. У республиканцев за пост сенатора сражался Джордж Кэбот Лодж, сын и внук тех Лоджей, с которыми боролись Милашка Фитц и Джон Кеннеди. А позднее в борьбу в качестве независимого кандидата вмешался профессор Гарвардского университета Стюарт Хьюз, чей дед Чарльз Эванс Хьюз был соперником Вудро Вильсона на президентских выборах 1916 года. Наиболее ожесточенной была схватка между двумя Эдвардами: Тедом Кеннеди и Эдом Маккормиком. Косвенно в нее были вовлечены и президент, и спикер Палаты Представителей. Сторонники Маккормика угрожали президенту осложнениями в отношениях с Палатой Представителей и даже провалом законодательных инициатив президента, если Кеннеди будет упорствовать в поддержке младшего брата, а люди Кеннеди намекали Маккормику, что могут обеспечить ему пост посла США в какой-нибудь хорошей для проживания стране, если он откажется от борьбы. Ни угрозы, ни обещания не достигали своей цели. По опросам общественного мнения Тед лидировал по всему штату, зато Эд опережал Кеннеди в Бостоне. Предпочтительнее выглядели и достижения Маккормика: он с отличием закончил юридическую школу Бостонского университета и был первым в выпуске, он редактировал юридический журнал университета и проявил себя как один из лучших следователей министерства юстиции штата. Сравнение было не в пользу Кеннеди, но, как ни странно, рядовые избиратели и политические профессионалы все больше и больше склонялись в сторону Теда. Хотя, если подумать, ничего странного в этом не было. Эдвард Кеннеди был братом президента, и многие надеялись извлечь из этого дополнительную выгоду для родного штата. Рассчитывая использовать против Теда все возможности, люди Маккормика усиленно обвиняли его в непрофессионализме, а президента в недостойной политике непотизма. Без особого, впрочем, успеха. На одной из пресс-конференций, отвечая на вопросы журналистов, президент сказал, с характерной для него легкой усмешкой: -- Я уже заявил, что никаким помощникам президента или их сотрудникам не будет позволено принимать участие в политической войне в Массачусетсе. Конечно, мы можем послать парочку тренировочных команд... Все, что я могу сказать, я бы предпочел быть Тедом, чем Эдом. "Тренировочную команду" Джон Кеннеди и вправду прислал и что гораздо важнее откомандировал в помощь младшему брату Стива Смита, мужа Джин Кеннеди, блестящего организатора и стратега. Но неожиданно возникло осложнение, которого клан не ждал: всплыла старая история с исключением Эдварда из Гарвардского университета. В Бостоне было известно, что младший Кеннеди на два года покидал университет, не известна была лишь причина этого. Слухи по городу ходили самые разные, и журналист Роберт Л. Хили, бывший в то время редактором политического раздела газеты "Бостон глоб", решил выяснить обстоятельства этого странного ухода. Хили довольно быстро удалось раскопать все факты, но не удавалось найти доказательств полученной информации. Все доказательства находились в архиве Гарварда, и как бы многие профессора не высказывались против кандидатуры Кеннеди, это не было основанием допускать в архив журналистов. Но Хили не терялся. Он напал на золотую жилу и был намерен разрабатывать ее до конца. Через посредников он потребовал встречи, нет, не с Эдвардом, -- какое ему было дело до неопытного новичка?
– - ему был нужен президент. Он жаждал встречи в Овальном кабинете Белого Дома. И Джон, и особенно Роберт опасались, что история с жульничеством на экзамене способна разрушить политическую карьеру Эдварда еще до того, как она начнется. Скрипя сердцем, президент согласился на встречу с журналистом. Хили ликовал. Он четыре раза встречался с президентом, и каждый раз беседа длилась более часа. Иногда на встрече присутствовали помощники Кеннеди Макджордж Банди, Кеннет О'Доннел, Теодор Соренсен и Артур Шлезингер-младший. Хили чувствовал себя революционером, который героически противостоит попыткам президента скрыть общественно-важную информацию, и он настойчиво добивался от Кеннеди согласия уговорить администрацию Гарварда предоставить ему все необходимые документы. -- А что бы вы сделали, если бы мы подтвердили информацию?
– - поинтересовался президент. -- Я бы сразу использовал ее в качестве важных новостей, -- ответил Хили. -- Не могли бы вы поместить ее в биографический очерк?
– - предложил Кеннеди. -- Нет, -- решительно ответил журналист, -- я не стану этого делать*. * Если бы информация о жульничестве на экзамене появилась в биографическом очерке, ее могли бы просто не заметить. В конце концов, как гордо рассказывал Хили, ему удалось разъяснить президенту, что у того нет возможности помешать ему использовать информацию об Эдварде так, как Хили этого хочет. Он был не совсем прав. Пусть Кеннеди и не мог воспрепятствовать публикации нежелательной статьи, он всегда мог отомстить журналисту за ее появление. Бенджамин Бредли, человек, который все время пытался усидеть на двух стульях, оставаясь другом президента и в то же время журналистом, мог бы многое порассказать Хили о том, с какой безжалостностью Кеннеди наказывал провинившихся журналистов, полностью отрезая им доступ к информации. Правда, газета "Бостон глоб" гораздо меньше зависела от вашингтонских новостей, чем журнал "Ньюсвик" или "Тайм". В какой-то миг Кеннеди с досадой повернулся к М. Банди: -- Мы тратим на эту историю не меньше времени, чем на Кубу. -- И с тем же результатом, -- констатировал Банди. Наконец президент принял решение согласиться с требованием Роберта Хили и через М. Банди попросил администрацию Гарварда дать журналисту необходимую информацию. В обмен же Хили согласился опубликовать в газете заявление Эдварда. 30 марта "Бостон глоб" напечатала статью, в которой красочно излагала историю с экзаменом по испанскому языку. Сопровождающее ее заявление Эдварда подтверждало информацию и заканчивалось следующим образом: "То, что я сделал, было неправильно. Я и сейчас жалею об этом. Огорчение, которое я причинил моей семье и друзьям даже теперь, по прошествии одиннадцати лет, было для меня тяжелым испытанием, но так же и важным уроком". Статья сразу же была перепечатана всеми газетами по всей Америке, но какой же была общественная реакция на случившееся? Да, практически, никакой. Конечно, Хили повысил тираж газеты, конечно, он поднял свой престиж, встретившись с президентом, конечно, Эдварду вся эта ситуация была крайне неприятна, но для большинства избирателей история с жульничеством не имела ни малейшего значения. С тем же успехом Хили мог вытащить на свет божий какую-нибудь детсадовскую проделку Теда. Равнодушие избирателей было столь велико, что даже Эд Маккормик принял решение никак не использовать против противника подвернувшийся компромат*. Братья Кеннеди волновались совершенно напрасно. * Парадокс заключается в том, что чем более опытным политиком становился Кеннеди, тем чаще его попрекали случившимся. И, однако же, Джон никак не мог примириться со случившимся. "Вот они, эти WASP, -- с сарказмом повторял он Б. Бредли.
– - Они будут вне себя, если кто-нибудь списывает на экзамене, но не имеют ничего против того, чтобы обкрадывать вкладчиков банков!" Тем временем, Эд Маккормик, чувствуя, что выдвижение на пост сенатора ускользает от него, предложил Теду сразиться в публичных телевизионных дебатах. Кеннеди с радостью согласился. Предполагалось, что пройдут две встречи, на которых соискатели выступят с заявлениями, а затем ответят на вопросы журналистов. Понимая, что Маккормик постарается как можно сильнее уронить репутацию Теда в глазах избирателей, президент инструктировал своего младшего брата: -- После первичных выборов тебе понадобится вся та поддержка, которая сейчас есть у Маккормика. Поэтому пусть атакует тебя, сколько ему влезет. Ты баллотируешься в сенаторы Соединенных Штатов, так что займись государственными проблемами, а личные наскоки оставь ему. -- Делай, как говорит Джек, -- одобрил предложенную стратегию Джозеф Патрик Кеннеди. Дебаты между Тедом и Эдом показали, что оба придерживаются либеральных взглядов, но Маккормик постарался сделать одной из главных тем своего выступления личность противника. Он обвинил Кеннеди в том, что тот учился в Вирджинском университете, где не было ни одного черного (Кеннеди и рад был бы учиться где-нибудь в другом месте, но в Гарвардской школе права его не приняли), в том, что он никогда не зарабатывал себе на жизнь (и это было правдой -- хотя Кеннеди пришлось поработать лесником, журналистом, инструктором по плаванию, тренером по баскетболу в пуэрто-риканском районе Бостона и помощником окружного прокурора, все это он делал бесплатно. В последующие десятилетия новое поколение семьи Кеннеди сделает из этого вывод и за свою работу будет брать деньги). -- Если бы его имя было [просто] Эдвард Мур, -- с издевкой говорил Маккормик, -- с его квалификацией, с вашей квалификацией, Тедди, ваша кандидатура была бы шуткой. Вот здесь Кеннеди потребовалась вся выдержка, чтобы не двинуть противнику в зубы. Причем оскорбился он вовсе не за себя, а за человека, в честь которого его назвали. Эдди Мур долгие годы работал на его отца и стал другом Джозефа, а так как у него не было детей, супруги Кеннеди решили дать его имя своему девятому ребенку. "Чем, спрашивается, Эдди Мур хуже Эда Маккормика?!" -- хотел поинтересоваться Кеннеди, но вовремя вспомнил совет старшего брата. И как бы в этот миг Маккормик не был близок к тому, чтобы вывести Теда из равновесия, все его усилия пропали даром. Идея с дебатами вообще была крайне неудачной выдумкой команды Маккормика. И дело было не только в том, что дебаты со школьной скамьи были любимым предметом Теда. Но сам факт, что опытный Маккормик появился на телеэкране рядом с неопытным Кеннеди, автоматически поднимал последнего до уровня его противника. Покоробили избирателей и наскоки племянника спикера. Возможно, кто-то и соглашался с существом его выступления, но им совершенно не нравилась форма, в которую Маккормик облек свои мысли. Для подавляющего же большинства избирателей обвинения Эда и вовсе не имели смысла. -- Я слышал, что вы ни дня не работали, -- заявил Кеннеди какой-то рабочий, -- ну так вы ничего не потеряли! Узнав об общих настроениях, президент откровенно насмехался: "Говорят, Тедди никогда не зарабатывал себя на жизнь. Что ж, дайте ему работу -- изберите его сенатором США". Вторые дебаты оказались повторением предыдущих, за исключением того факта, что Тед перестал рассматриваться избирателями и журналистами лишь как младший брат президента. Теперь к нему относились как к политику, у которого есть собственное мнение. Отныне, позаимствованный у Джона лозунг "Он может сделать больше для Массачусетса!" ни у кого не вызывал насмешки, и Тед пришел к съезду демократической партии штата, получив в ходе первичных выборов 64 % голосов. Но Маккормик не оставлял надежды. Он рассчитывал одержать над Кеннеди верх в ходе борьбы на съезде. Однако и эти надежды оказались тщетны. Политическая машина Кеннеди работала как часы. Делегатов съезда усиленно обрабатывали женщины клана. Они не говорили о политике, но приглашали женщин-делегаток и жен делегатов на многочисленные чаепития поболтать о своем, о женском. Как говорил один из делегатов, он мог бы послать к черту Кеннеди, но он не может послать к черту свою жену. Победа Кеннеди над Маккормиком была предопределена. Средства массовой информации взахлеб описывали заключительные часы съезда и широкую улыбку Кеннеди, получившего выдвижение. Однако президент, которого трудно было удовлетворить, жестоко раскритиковал статью в журнале "Тайм", особенно ту ее часть, где журналист писал, будто Тед улыбался Маккормику "сардонически". -- Бобби и я улыбаемся сардонически, -- твердил он Бенджамину Бредли.
– - Но Тедди научится улыбаться сардонически года через два или даже три, а пока он и понятия не имеет, что это такое. Борьба Кеннеди с республиканским кандидатом Джорджем Кэботом Лоджем не отличилась драматизмом. Да и о чем им было спорить? Оба кандидата высказывали либеральные идеи. Оба были молоды (Лоджу было 34 года). Оба не имели опыта работы и общественной деятельности (Лодж лишь недолго работал на незначительной должности в министерстве труда). Ситуацию несколько разнообразил вмешавшийся в борьбу профессор Стюарт Хьюз. Но в целом дебаты между тремя соискателями сенатского места проходили в подчеркнуто сдержанных тонах. В лучших традициях Плющевой Лиги*, как говорили репортеры. * Так называют старейшие университеты Новой Англии -- Гарвард, Йель и другие. В ноябре 1962 года Эдвард Кеннеди одержал победу на выборах. За него проголосовало 1162611 человек, что составило 56 % голосов избирателей. В активе Джорджа Кэбота Лоджа было 42 % голосов, а профессор Хьюз смог набрать всего 2 % -- за него проголосовало 50013 человек (но, возможно, участие Хьюза в выборах было лишь попыткой профессора поразнообразить свою жизнь?). Выборы 1962 года наконец-то завершили борьбу между кланом Фитцджеральдов-Кеннеди и семейством Лоджей со счетом 3:1 в пользу Кеннеди, а Джордж Кэбот Лодж, как и Эд Маккормик, навсегда покинул политику. Позднее, он утверждал, что Кеннеди провел свою кампанию идеально. Что ж, когда человек терпит поражение, ему хочется верить, что соперник был лучше подготовлен, однако мнение Лоджа вряд ли можно считать справедливым. Как отмечали многие обозреватели, выступления Кеннеди далеко не всегда были логичны, иногда разные части его речей были плохо связаны друг с другом, частенько он давал не те ответы на вопросы. Но Эдвард обладал тем обликом, который каждая мать в тайне желала бы для своего сына, и все женщины штата от восемнадцати до восьмидесяти лет считали своим долгом внести вклад в его победу. А человек, за которого выступают женские батальоны, непобедим. Журнал "Сетердей ивнинг пост" в своих прогнозах оказался прав.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. САМЫЙ МОЛОДОЙ СЕНАТОР
Политика -- это искусство возможного.
президент США А. Линкольн В январе 1963 года Эдвард Мур Кеннеди впервые принес присягу как сенатор США. Никогда еще в американской истории три брата не занимали одновременно посты президента, министра и сенатора. Политические обозреватели, смущенные данной ситуацией, пытались анализировать, как подобное положение повлияет на политическую систему США и повлияет ли оно вообще. И здесь уместно немного рассказать о том, как работает эта самая система. Если бы кто-нибудь решил придумать девиз для Конституции США, то, бесспорно, он был бы следующим: "Умеренность и осторожность". Действительно, в чем залог стабильности общества? Большинство ответят, что в устойчивой экономике. Другим же условием, о котором вспоминают гораздо реже, является статичность законов. Их относительная неизменность. В СССР было принято три Конституции. Это не считая Конституции России 1918 года и Конституции России 1993 года. И это менее чем за сто лет. У американцев -- две. "Статьи Конфедерации" сейчас вообще мало кто помнит, но с 17 сентября 1787 года -- то есть более двухсот лет -- в США действует одна Конституция, в которую за все это время было внесено лишь двадцать семь поправок. "Отцы-основатели" стали изобретателями так называемой "жесткой" Конституции, в которую очень трудно внести изменения. Сначала внесение поправки должно быть одобрено Конгрессом США (и не простым большинством, а квалифицированным -- то есть двумя третями голосов), а потом ее должны ратифицировать три четверти штатов. Подобная процедура призвана поставить заслон для непродуманных решений, поэтому поправки принимаются лишь после длительных и, нередко, бурных дискуссий. Впрочем, бывают и анекдотичные случаи. Так, в мае 1992 года была принята поправка (двадцать седьмая по счету), которая запрещала законодателям повышать самим себе жалование. Бесспорна, это поправка была необходима, но для ее ратификации понадобилось всего... двести три года. Вот уж действительно, да здравствует умеренность и осторожность! При разработке Конституции "отцы-основатели" взяли в качестве примера англо-саксонскую систему права, но не стали ее слепо копировать. Прежде всего они довели до логического завершения идею разделения властей, которая в Англии осуществлялась и осуществляется не совсем последовательно. К тому же, в отличие от Великобритании, в США была создана президентская республика. У "отцов-основателей" уже был горький опыт, когда Соединенные Штаты, жившие по "Статьям Конфедерации", ратифицированным в 1781 году, не могли принять практически ни одного решения. Поэтому было решено создать сильную исполнительную власть, но так как "отцы-основатели" опасались, что она может выродиться в тиранию, то были приняты меры, чтобы законодательная и судебная власть тоже были достаточно сильны. Таким образом три ветви власти -- исполнительная, законодательная и судебная -- формально являются равными. Но только формально. "Отцы-основатели" понимали, что власть нельзя разделить, она едина, иначе политическая телега просто не сдвинется с места. Поэтому они создали систему взаимозависимости властей, которая получила название системы "сдержек и противовесов". Вот как это выглядит на практике. Президент США избирается на четыре года и является главой государства и главой правительства одновременно, а так же верховным главнокомандующим. Он назначает членов кабинета, верховных судей, делает другие назначения. Казалось бы, его полномочия напоминают права монарха. Но это только кажется. Во-первых, президент ни при каких обстоятельствах не имеет права распускать Конгресс США. Во-вторых, назначения министров и членов Верховного Суда должны одобряться одной из палат Конгресса, а именно -- Сенатом, который очень придирчиво рассматривает каждую кандидатуру. А в-третьих, Верховный Суд, кроме того, что он является высшей судебной инстанцией, определяет конституционность действий президента и законов, принятых Конгрессом и подписанных президентом. И нет никакой возможности воздействовать на него. Он является независимым органом, так как его члены "занимают свои должности, пока ведут себя безупречно", то есть пожизненно. У президента может быть шанс назначить одного или двух судей (а возможно больше или ни одного), в остальном же он должен иметь дело с судьями, назначенными задолго до него, с судьями, которые могут придерживаться диаметрально противоположных взглядов. Но для нас наибольший интерес представляют взаимоотношения президента и Конгресса. Как уже отмечалось, президенту принадлежит вся полнота исполнительной власти, законодательная же власть принадлежит двухпалатному Конгрессу. Конгресс устанавливает налоги, делает займы, объявляет войну, учреждает суды, подчиненные Верховному Суду, и т.д. Палата Представителей держит в своих руках принятие бюджета и распоряжается имуществом Соединенных Штатов. Сенат -- утверждает назначение президента и ратифицирует международные договоры квалифицированным большинством. Правда, если говорить с точки зрения системы "сдержек и противовесов", то следовало бы сказать так: Сенат имеет право отклонить любое назначение президента, а так же отклонить любой договор, представленный президентом на ратификацию. Причем все это происходит независимо от того, президент от какой партии находится в Белом Доме. Надо сказать, что американская Конституция с одной стороны на редкость проста, с другой стороны -- на редкость не идеологична. Она служила Соединенным Штатам в то время, когда те были малонаселенной сельскохозяйственной страной, служила в эпоху рабства, в эпоху бурного развития монополий... Если бы произошло невероятное, и в Америке утвердился бы социализм, американская Конституция продолжала бы служить с прежним успехом. Дело в том, что в ней не отражены многие реальности современной политической жизни США, например -- партийная система. В результате в США не редкость так называемое "раздельное правление", когда президент принадлежит к одной партии, а большинство в Конгрессе к другой. Как правило, "раздельное правление" имеет место в президентства республиканцев. Его пришлось пережить президентам Д. Эйзенхауэру, Р. Никсону, Дж. Форду, в последние два года правления Р. Рейгану и президенту Дж. Бушу. Впрочем, с ним пришлось столкнуться и демократам: в 1948 году президенту Трумену, а в 1994 -- Клинтону. Конечно, для президента "раздельное правление" крайне неудобно, однако сама возможность такой ситуации научила президентов находить компромиссы, тем более что демократия и является официально узаконенным компромиссом. К тому же голосования в Конгрессе очень редко проходят по принципу строгой партийности. Кстати именно из-за этого Конгресс может отклонить назначение или договор, представленные президентом той же партии, что и сенатское большинство. Именно это и случилось в 1993 году, когда Сенат дважды отверг кандидатов на пост министра юстиции, предложенных президентом Клинтоном. Поражение, нанесенное членами его же партии, было вдвойне обидно. Но делать было нечего. Разве что более тщательно подбирать кандидатуры. Способность Конгресса ограничивать власть президента на этом не заканчивается. Конгресс имеет право подвергнуть президента импичменту, то есть отрешить от должности. Впрочем, за всю историю США лишь два президента оказались подвергнуты этой процедуре -- Эндрю Джонсон в 1868 году и Билл Клинтон в 1999 -- да и то сторонникам импичмента не удалось достичь своей цели. Слишком уж сложно собрать необходимые голоса не то что на осуждение президента, но даже и на то, чтобы начать само судебное разбирательство. Впрочем, и президент может воздействовать на Конгресс. Если по той или иной причине президент выступает против закона, принятого Конгрессом, он имеет право наложить на него вето. И хотя оно не является непреодолимым, чаще всего Конгресс оказывается не в состоянии собрать две трети голосов, чтобы закон вступил в силу. Так Джон Кеннеди за время своего президентства двадцать один раз использовал право вето, и Конгресс ни разу не смог его преодолеть. Очень интересно действует система "сдержек и противовесов" в самом Конгрессе. "Отцы-основатели" не случайно взяли за основу двухпалатный парламент. Обе палаты -- Сенат и Палата Представителей -- формируются совершенно по разному принципу и на разный срок. Сенаторы избираются по двое от каждого штата, не зависимо от его населения, сроком на шесть лет. Представители -- пропорционально населению каждого штата сроком на два года. По мысли "отцов-основателей" Сенат должен был оказывать сдерживающее влияние на Палату Представителей, так как законопроект может стать законом лишь после одобрения обеими палатами. К тому же Палата Представителей переизбирается каждые два года в полном составе, а Сенат каждые два года лишь на одну треть, и тем самым является как бы несменяемой палатой. Учитывая все эти моменты, американцы спрашивали себя, как повлияет присутствие на политической сцене младшего брата-сенатора на положение его старшего брата-президента? Но для Эдварда Кеннеди пока что большее значение имела проблема нахождения собственного места в Сенате. Его коллеги провели там не один десяток лет, многим из них Кеннеди годился в сыновья, если не во внуки, и они с крайним неодобрением взирали на его молодость. Нельзя сказать, что в Сенате совсем не было молодых законодателей -- но и они были старше Кеннеди. В 1963 году он был самым молодым сенатором за всю историю США, и его рекорд был побит только в 1973 году сенатором-демократом Джозефом Байденом, который оказался на несколько месяцев моложе. Кеннеди должен был четко определить линию поведения в Сенате. Попадая в Конгресс, каждый законодатель вынужден выбирать между двумя путями своей деятельности. Первый путь -- это использование Сената в качестве трибуны и, в конечном счете, трамплина. Второй путь -- это путь человека, пришедшего в Сенат с тем, чтобы реализовать те или иные идеи через выработку и принятие соответствующего законодательства. Этот путь требует кропотливого труда, терпения и умения находить компромиссы. Конечно, ни один из этих путей не существует в чистом виде, но все ж в той или иной степени законодатели склоняются либо к одному пути, либо к другому. В свое время Джон Кеннеди, будучи конгрессменом и сенатором, больше тяготел к первому пути. Позднее на него вступил и Роберт Ф. Кеннеди. Но для младшего из братьев открылся второй путь. Вряд ли это был сознательный выбор -- во всяком случае на первом этапе -- скорее стечение обстоятельств. Эдвард Кеннеди просто не мог использовать Сенат как трибуну. Он был новичком в Сенате, всего на всего младший сенатор от штата Массачусетс, младший не только по возрасту, но и по положению, так как другой сенатор от этого штата -- старший сенатор -- Л.Салтонстолл был избран раньше его. И как младший сенатор и новичок Кеннеди должен был знать, тем более, что это постоянно твердил его брат-президент, что новичков в Сенате видят, но не слышат. Вот это и является управляющим Сенатом правилом старшинства. Хотя при голосовании каждый сенатор имеет один голос, влияние сенаторов далеко не равнозначно. Например, члены разных комитетов Сената имеют разное влияние, а уж председатели комитетов могут считаться баронами, герцогами или королями, по своей воле проталкивая или навечно хороня законопроекты, проходящие через их комитеты. Ни один сенатор не может стать эффективным законодателем, не попав во влиятельный комитет, а попасть туда можно лишь при учитывании ранга сенатора в системе старшинства, иными словами его стажа в Сенате (в специальных справочниках Конгресса старшинство указывается числами, чем меньше число -- тем выше ранг сенатора). Конечно, бывает, что не обходится без элементарного везения, когда в каком-нибудь комитете открывается вакансия, и новичок попадает в престижный комитет в самом начале карьеры, но такое случается редко. В дальнейшем учитывается уже старшинство сенатора в комитете и когда более старший сенатор выбывает из комитета, повышается старшинство более младших сенаторов. Это дает сенатору возможность пройти путь от младшего сенатора до председателя комитета, но надо помнить, что председателем может быть только сенатор от партии большинства в палате. Конечно, система старшинства далека от идеала, она способна подавить инициативу рядовых членов Сената, и против нее поднималось немало бунтов, но в этой системе есть и немало разумного. Прежде всего она заставляет новичков усиленно учиться. Первый год является годом ученичества, когда сенатор вовсе не выступает с речами. Вновь избранный сенатор должен понять, что Сенат это замкнутый клуб -- по крайней мере таким он был в 1960-х годах -- где прежние заслуги не учитываются. Это если они есть... И хотя новичка не слышат, его прекрасно видят, оценивая способности к учебе и работе. Только профессионализм открывает путь к доверию и уважению коллег. Вторая проблема новоиспеченного сенатора заключается в его имени. Он был не просто сенатором от Массачусетса, он был братом самого президента. Коллеги Кеннеди прекрасно понимали, что он-то в любом случае получит доступ в Белый Дом, не зависимо от своих заслуг. Поэтому Кеннеди должен был вести себя особенно сдержано, никак не афишируя свои особые отношения с Белым Домом, что могло бы вызвать досаду коллег, тем более что он все равно не обладал тем влиянием, которое можно было бы предположить. Да, ему были рады в Белом Доме, но так, как бывают рады младшему брату, а не сенатору. Ему даже готовы были дать политический совет, но это дать ему, а не выслушивать от него. Бенджамин Бредли рассказывал в своей книге о таком эпизоде. Как-то в конце января 1963 года он увидел, как Эдвард Кеннеди что-то говорит президенту, а тот заливается смехом. "Вот мой канал связи с Белым Домом, -- заметил потом младший Кеннеди и рассказал, как пытался привлечь внимание президента к некоторым аспектам безработицы в Массачусетсе.
– - И знаете, что он мне сказал? "Пошел к черту"!". Но это были мелочи. Эдвард Кеннеди сталкивался и с более серьезными проблемами, которые заставляли задумываться о будущем. Дело в том, что Джон часто раздумывал, что он будет делать после истечения срока своих президентских полномочий. Иногда он думал не заняться ли ему преподаванием в университете, иногда -- не вернуться ли ему в Сенат. И вот однажды на приеме в Белом Доме Жаклин Кеннеди спросила Эдварда, вернет ли он старшему брату место в Сенате, когда придет время. Что, спрашивается, можно ответить на подобный вопрос? Кто-то, возможно, просто отшутился бы, кто-то спросил "А с какой стати?", но Эдвард, как преданный брат, сказал, что конечно вернет. Но тут уж, должно быть, президента проняло, и он строго настрого запретил жене так обращаться с его братом и тревожить его насчет будущего. И, однако же, не смотря на все эти обстоятельства любое высказывание Эдварда могло быть воспринято общественностью как мнение президента, высказанное через него. Поэтому ему приходилось быть очень осторожным в своих действиях, чтобы ненароком не повредить президенту. Да и сам президент налагал ограничения на его деятельность. Еще в ходе выборов 1962 года он запретил Эдварду даже упоминать о Карибском ракетном кризисе в его предвыборных речах. Позднее, когда летом 1963 года в Вашингтон прибыл Марш бедноты, организованный Мартином Лютером Кингом, сенатор хотел посетить лагерь участников марша и поговорить с ними, но Джон Кеннеди наложил запрет и на эту идею. И подобные запреты были далеко не единственными. В результате всех этих ограничений, Кеннеди начал размышлять, а стоит ли ему вообще оставаться в Сенате и не лучше ли будет в 1964 году добиваться избрания на пост губернатора Массачусетса, где он будет независим и получит, наконец, возможность действовать. Впрочем, это настроение быстро прошло, но дало Эдварду способность сочувствовать людям. Сам же сенатор решил поднабраться терпения, которое явно должно было ему пригодиться. Ведь ему только-только исполнился тридцать один год -- слишком мало для политика -- и у него было два старших брата, а Джон Кеннеди мог рассчитывать сохранить свой пост до 1968 года, да и Роберт имел право реализовать свои честолюбивые устремления. Поэтому Эдвард должен был планировать свою работу в Сенате на долгие годы вперед и отложить изменения в своей судьбе на неопределенный срок. Пока что он изучал сенатские правила и процедуру, понимая, что это необходимо для завоевания уважения коллег и для эффективной работы в качестве законодателя. При этом он изучал и неписанные правила, но которые, как известно, крепче писанных. Таких правил было немного, но они были очень важны для понимания сущности Сената. В очень интересной книге Томаса Дая и Хармона Зиглера "Демократия для элиты" эти правила сформулированы следующим образом: 1. уважение системы старшинства, 2. соблюдение правил поведения при обсуждениях в Сенате, 3. покорность новых сенаторов, 4. желание с готовностью исполнять неблагодарные обязанности, в том числе утомительное формальное председательство на пленарных заседаниях, 5. уважение к старейшим депутатам, 6. выступление только по вопросам, в которых сенатор считается экспертом или которые касаются его работы в комитете, либо проблем его штата, 7. готовность делать одолжения другим сенатором, 8. держать слово, данное при заключении соглашений, 9. сохранять дружелюбие в общении с коллегами невзирая на то, согласен с ними сенатор или нет, 10. хорошо отзываться о Сенате как об институте власти. (Попробуйте ка сравнить с отношением наших законодателей к друг другу и к Думе в целом. Картина получится грустной). Кеннеди должен был стараться больше, чем другие новички. Сенаторы испытывали к нему определенное недоверие как к брату именно Джона Кеннеди. Да, они уважали Джона Кеннеди и признавали его таланты как президента, но когда речь заходила о его деятельности в качестве сенатора, бывшие коллеги испытывали огромный скептицизм. Старший из братьев провел в Сенате всего восемь лет и за это время не успел проявить себя как законодатель. Это не значит, что он не участвовал в законотворчестве и сам не разрабатывал законов -- нет, но он никогда особенно не скрывал, что Сенат для него лишь ступенька к Белому Дому. В Сенате же не испытывают симпатии к подобным законодателям, хотя они там встречаются не так уж и редко. Помня Джона, коллеги-сенаторы настороженно относились к Эдварду, они опасались, что он пойдет по стопам старшего брата, но опасения оказались напрасны. Эдвард Кеннеди прилежно трудился, что дало возможность острякам в Конгрессе за глаза прозвать его Ребенком-в-Сенате-Который-Старательно-Выполняет-Домаш-нее-Задание. Впрочем, как ни старался Эдвард Кеннеди плавно войти в истеблишмент, без срыва не обошлось. Конечно не в Сенате, но столкновение с репортером могло обойтись не менее дорого. Суть дела заключалась в следующем. В начале марта 1963 года Эдвард и Роберт со своими женами, а так же другие члены семьи Кеннеди отправились кататься на лыжах в Стоун, что находится в штате Вермонт. Здесь недавно избранный сенатор столкнулся с фотографом местной газеты "Санди Ньюс" Филиппом Лоусоном. Лоусон хотел сфотографировать его для своей газеты, Кеннеди отказался, заявив, что выборы уже закончились. Несмотря на отказ, Лоусон все-таки снял его. Услышав щелчок затвора, Кеннеди вышел из себя, отнял у фотографа аппарат, вытащил из него пленку и засветил ее. В ходе возни он порвал чехол фотоаппарата. Тут уж рассвирепел владелец газеты, где работал репортер, Уильям Лоэб, который и так не испытывал ни малейшей симпатии к братьям Кеннеди (впрочем, это чувство явно было взаимным). Через свои газеты -- не просто правы, а ультраправые -- он потребовал извинений. Собственно, формально Лоэб был прав, нельзя же применять к репортерам физическую силу, даже если они становятся излишне назойливыми -- в конце концов, это их профессия, да и политики знают, на что идут, выбирая политическую активность в качестве рода деятельности. Но ведь и политики люди, к тому же хоть и считается, что политик должен быть толстокожим, обладая шкурой носорога, попробуйте вывести носорога из себя и посмотрите, что из этого получится. Не сразу, но Кеннеди счел нужным извиниться и даже в письменном виде. О том, какое значение он придал этому извинению, свидетельствует тот факт, что к составлению черновика письма были привлечены помощники президента Теодор Соренсен и Кларк Клиффорд. К извинениям сенатора люди отнеслись по-разному. Например Бенджамин Бредли выразил сожаления в том, что Эдвард все же решил выполнить требование Лоэба. Сожаления Бредли носили личный характер. Когда-то он работал в газете, которую затем купил Лоэб. Поскольку новый владелец считал, что журналисты должны выражать взгляды, совпадающие с его собственными и никак не иначе, то, не мучаясь проблемами прав и свобод личности, он попросту уволил Бредли, а редактор газеты, не желая испытать ту же участь, быстро подстроился под меняющиеся обстоятельства и принялся на все лады громить в редакторских статьях Бредли, своего бывшего друга и коллегу. Естественно, у Бредли не было причин жаловать Уильяма Лоэба. Однако Джон Кеннеди отнесся к случившемуся философски: "Иногда приходится есть такое, -- заметил он, -- и это как раз тот самый случай. Если бы Тедди не извинился, они постарались бы повредить ему, когда бы он вновь баллотировался в 1964 году". В будущем у Кеннеди будет гораздо больше оснований для недовольства прессой, но он никогда больше не повторит того поступка 1963 года. Он окажется одним из немногих людей, которые способны затвердить урок с первого раза. Пока в жизни младшего из братьев происходили различные события, важные и не очень, на международной арене действительно произошли значительные изменения. Если самое начало карьеры Эдварда совпало с Карибским кризисом, то к середине 1963 года между Соединенными Штатами и Советским Союзом наметился путь к обузданию гонки вооружений и созданию более безопасного мира. Шок Карибского кризиса оказался отрезвляющим. Мировые лидеры стали осознавать, что мудрость лучше воинских орудий. Летом 1963 года президент Кеннеди произнес свою знаменитую речь в Американском университете. Это была не просто одна из речей, которые часто произносят президенты, в своей речи Кеннеди обращался ко всем американцам, призывая их по новому взглянуть на мир. Президент очень серьезно относился к этому выступлению, он долго скрывал информацию о нем от государственного департамента, не желая, чтобы ему мешали, и лишь на заключительном этапе подготовки привлек к работе профессиональных составителей речей. Кеннеди говорил: "Я говорю о мире, потому что у войны теперь новое лицо... не надо рассматривать конфликты как неизбежность, считая взаимопонимание невозможным, а общение ни чем иным как обменом угрозами. Давайте не будем закрывать глаза на наши различия, но давайте также обратим наше внимание на то, что нас объединяет, и на те средства, которые могут преодолеть эти различия. И среди всего, что нас соединяет, главным является тот факт, что все мы живем на этой планете. Все мы дышим одним воздухом. Все мы заботимся о будущем наших детей. И все мы смертны". В августе 1963 года в Москве был подписан договор о запрещении ядерных испытаний в трех средах. Это был первый договор такого рода. Вскоре Московский договор был ратифицирован и в Москве и в Вашингтоне. Конец 1963 года ознаменовал начало президентской избирательной кампании. Джон Кеннеди не сомневался в победе. Большинство американцев с симпатией относились и к нему самому, и к его политике, к тому же, напуганные в 1962 году учебными тревогами, они с радостью встретили Московский договор. Однако, президент знал, что в ходе выборов может столкнуться и с трудностями, особенно на Юге. В США были силы, которые громогласно обвиняли президента в преступном попустительстве Советскому Союзу. В Сенате сформировалась группа, выступающая против соглашения о продаже СССР пшеницы, хотя соглашение было очень выгодно прежде всего для американских фермеров. Но особенно сильное недовольство вызывала внутренняя политика Кеннеди. В частности его схватка с нефтяным бизнесом, когда президент вознамерился лишить нефтепромышленников неоправданных налоговых льгот. А в том, что решимости и возможностей у Джона Кеннеди хватит, нефтепромышленники не сомневались. Они помнили, как в 1962 году он принудил крупнейшие сталелитейные корпорации соблюдать соглашения с профсоюзами и не повышать цены на сталь. Не меньшее неудовольствие вызывала позиция президента в вопросах гражданских прав, когда он, хоть и крайне осторожно, но все же поддержал движение во главе с Мартином Лютером Кингом. Вопрос скидок на нефть и гражданские права были самыми взрывоопасными проблемами на Юге. Ожесточение доходило до того, что в штате Теннеси расисты покупали большие куклы, придавали им сходство с президентом и ... вешали. Итак, жизнь шла своим чередом, секретная служба привычно расследовала многочисленные угрозы в адрес президента, а в Далласе, штат Техас, противники внешней политики Кеннеди избили и оплевали представителя США в ООН Эдлая Стивенсона. Вытирая лицо, он потрясено повторял: "Это люди или звери?". А тут еще вице-президент Линдон Б. Джонсон сообщил о конфликте среди демократов Техаса и попросил президента посетить его родной штат, чтобы уладить дело. Нет, президент все же не сомневался в победе, но никаких раздоров в преддверии выборов терпеть не желал и потому согласился отправиться в Техас. Поездка была назначена на двадцатые числа ноября. Конец ноября должен был быть радостным для семьи Кеннеди. 20 ноября праздновался тридцать восьмой день рождения Роберта Кеннеди. 25 ноября исполнилось три года Джону Кеннеди-младшему, а 27 -- шесть лет Каролине. 29 ноября предстояла пятая годовщина свадьбы Эдварда. Правда, между всеми этими праздниками Джону Кеннеди предстояло посетить Техас, а президент не любил этот штат. Ему не хотелось ехать, и он неоднократно говорил об этом, но... Я слову данному еще не изменял И на свидание явлюсь, как обещал.* * Отрывок из любимого стихотворения Джона Кеннеди "Рандеву со смертью" А.Сигера.