Кланы пустоши
Шрифт:
Грохот покатился по палубе, между лотками взметнулся огонь, взрывная волна качнула «Крафт».
Вот это оружие! Туран сморщился от резкой боли в колене, с трудом выпрямился и поковылял к люку. Откинул крышку, чтобы спрыгнуть, но вспомнил: защита от воров! В кабине взведенный пороховой самострел, леса натянута. Он собрался швырнуть туда ружье с круглым магазином, но передумал – что, если от удара патроны взорвутся? Вместо него бросил винчестер. Пороховой самострел шарахнул так, что уши заложило. Туран свесил ноги в люк и услышал приглушенный крик Ставро:
– Что там?!
– Я живой! – Туран спрыгнул
Колено ныло так, что он прикусил губу. Сделал шаг к рычагам, и тут крепкие пальцы схватили его за горло.
– Стоять, – прозвучал негромкий голос. – Ствол бросай, быстро. Где бородач?
В поясницу уперся то ли штык, то ли кинжал. Туран выпустил из рук оружие с круглым магазином, и когда оно упало на пол, поднял правую ладонь к животу – тот, кто сидел в засаде, успел привыкнуть к темноте, но топорика за поясом мог не заметить.
– Я тебя разглядел, пока ты в люк таращился. Будешь слушаться старших или хочешь умереть молодым?
Снаружи приглушенно звучали выстрелы – омеговцы, сколько бы их ни было, уже стянулись к Башне. Постепенно Туран стал различать окружающее: кресла по сторонам, штурвал впереди, рычаги, ящик с радиопередатчиком.
– Заводи!!! – донеслось снизу. Ставро, судя по всему, добрался до решетчатых ферм.
– Это он? – спросили над ухом. – Молот?
– Молот? – повторил Туран и резко качнул головой назад, одновременно ударив локтем. Он попал затылком по чьему-то носу, а локтем – по запястью. Скользнув в сторону, выхватил из-за пояса топорик и стукнул им почти без замаха, метя в лоб незнакомца. Тот подставил палаш. Припомнив уроки Крючка, Туран пнул его в колено. А сам отпрыгнул к штурвалу – и, не удержавшись, упал в кресло. Оттолкнувшись от пола, развернулся вместе с креслом и сильно хлопнул ладонью по рычагу с черным набалдашником.
Двигатель заперхал, неуверенно набирая обороты, кашлянул и натужно загудел.
Темный силуэт кинулся на Турана, едва успевшего вскочить. Палаш пронесся мимо раненого плеча, врубился в плетеную стену. Крутанув топорище, Туран обрушил обух на голову незнакомца. Зацепившись за кресло, тот упал.
На фоне темно-серого неба в люке возникла голова Ставро.
– Прими Макс! – крикнул он. – И лезь наверх, надо обрубить трос!
Глава 18
Макоте повезло: когда он засадил мундштуком в глаз омеговца, тот выстрелил, но попал в основание балки, подпирающей цистерну. Атаман, сбив его с ног, бросился на второго и хорошенько приложил башкой о палубу. Потом все завертелось очень быстро. Судя по всему, он ненароком порушил план солдат-наемников, которые не успели толком окружить «Бакен» и подготовиться к нападению на тех двоих, за кем атаман следил от склада Графа. В него выстрелили из-за угла ближайшего контейнера, он побежал, над головой тоже начали стрелять… Вскоре примчались прокторы, и Макота едва успел выскользнуть из оцепления.
Сзади остались раздавленные цистерной палатки, лотки, мертвецы и раненые. Оттуда еще доносились хрипы и стоны, голосила женщина, кто-то истошно ругался. Взревывая движком, в том направлении проехала пара сендеров.
Почти стемнело, но, перегнувшись через ограждение на краю палубы, атаман сумел разглядеть на берегу Соленого озера вдалеке два танкера. Один стоял, направив пушку на Корабль, другой – на слоистые холмы.
Оглядевшись – за ним никто не наблюдал, – Макота присел и раскурил трубку. Шум на том месте, где раньше стоял «Бакен», не прекращался. Чутье не обмануло атамана, на Корабле заварилась каша. Но его это уже вроде как не касается: прокторы на Макоту никак не выйдут, можно и притормозить чуток, обдумать, что к чему. Бой в «Бакене» ему очень на руку – так бы атаман тикал сейчас с Корабля со всех ног, но из-за потасовки убийство Графа обнаружат не скоро, прокторы к другому месту сбежались, никому нет дела до склада из восьми контейнеров на противоположной стороне Арсенала.
Парни в черной коже – наемники из Замка, тут без вариантов. То, как они держались, сразу выдавало в них солдат Омеги. И у «Бакена» их явно не двое было, больше.
Но кто этот здоровяк в желтом плаще? Макота пыхнул дымом, сведя брови над переносицей. Чтото он такое слышал… Ставридес, молот… Ну да! Рука-Молот! Это тот боец, известный в прошлом костолом. Что с ним стало, когда постарел? Вроде не сдох и не нанялся вышибалой в какой-то кабак, а… кто-то рассказывал… Дерюжка, кажись, молодой любит всякие такие истории… рассказывал, что Ставридес заделался путешественником, да не простым, летает на какой-то штуке…
Летает, не ездит?
Макота вскинул голову.
Необычный дирижабль с двумя емкостями отчаливал от фермы над крышей большой надстройки, которую атаман заприметил, еще когда только поднялся на палубу. В той стороне недавно что-то взорвалось, а выстрелы звучали до сих пор.
Он вскочил. Вот! Все ж таки какой Макота разумный, все скумекал! Одно пока неясно: роль шакаленка во всем этом. Он-то при чем?
Макота выбил трубку, сунул в карман. Ладно, и это выяснится. Главное теперь – не выпустить все из своих рук. Пять сотен – большие деньги, но дело не в них. Пусть он не знал толком подоплеку событий, зато чутье подсказывало: тут можно получить нечто куда более важное, чем полтыщи серебром.
Дирижабль поплыл к носу Корабля, набирая высоту. По звездам Макота определил: на юг летит, то есть в глубь Донной пустыни.
Он перегнулся через борт.
Два омеговских танкера ехали в том же направлении.
Хищно оскалившись, атаман Макота побежал к ближайшему подъемнику.
На условный стук дверь в воротах приоткрыл Дерюжка, с очень важным видом сжимающий автомат Зияда. Отпихнув бандита, атаман влетел в арендованный трюм. Окинул взглядом своих людей – кто-то еще занимался машинами, другие отдыхали – и бросился к «Панчу». Он давно так не спешил.
– Где ракеты?
– В самоход сложили. – Дерюжка бежал за хозяином. – И в «Панч», где охрана сидит, три ящика поставили.
– Еще три ко мне в отсек, щас дверь отворю. Выступаем!
– Понял! – Дерюжка помчался обратно, выкрикивая приказ атамана, а Макота нырнул в «Панч».
Через люк он выбрался на крышу грузовика. Краснорожий толстяк Захар ковырялся в стойке ракетомета, прикрученной к кузову четырьмя большими болтами. Он, как всегда, обильно потел, а еще от него несло перегаром. Механик был охоч до хмельной настойки, но все же атаман относился к нему с некоторым уважением, примерно как к погибшему Кромвелю, ценя особые знания и умения этих двоих.