Классная штучка

Льюис Сьюзен

— Боже мой, гаспачо! — воскликнул он. Это был его любимый суп, и Бобу невольно пришло в голову, уж не догадалась ли Линда, что ее ожидает.

— Надеюсь, тебе понравится, — сказала она.

Боб ел с трудом, буквально заставляя себя. Чувство вины и ненависти к самому себе портило аппетит.

— Неужели не нравится? — озабоченно спросила Линда.

— Что ты, суп восхитителен. — Он снова взялся за ложку. Наконец со вздохом облегчения отставил опустевшую тарелку в сторону. — Налить еще вина?

— Да, будь любезен.

Боб

снова наполнил бокалы, надеясь, что Линда не заметит, как дрожат его пальцы.

— Принести второе?

— Да, — неловко произнес он.

На второе Линда подала вкуснейшего лосося с салатом. Когда она поставила тарелку перед мужем и накладывала еду себе, ей вдруг показалось, что они разыгрывают какой-то фарс и что в любую минуту публика разразится аплодисментами. Она украдкой посмотрела на Боба, который ковырялся в своей тарелке, и впервые увидела, как плохо он выглядит. Ее сердце преисполнилось жалости и сочувствия. Она мгновенно представила, как он растерян И одинок. Ей безумно хотелось обнять его, успокоить, сказать, что все будет в порядке; но одно ее удерживало — возможно, сам Боб хотел бы, чтобы его утешала другая.

— Как поживают «Тристан и Изольда»? — спросила она.

— На следующей неделе Адриан летит в Нью-Йорк.

Надеюсь, он что-нибудь разузнает.

— А ты тоже летишь?

Боб пожал плечами:

— Я терпеть не могу унижаться и выпрашивать деньги.

— Но мне казалось, ты любишь Нью-Йорк.

— Да, — кивнул Боб. — Просто именно сейчас я не настроен туда лететь.

Линда не стала спрашивать почему.

— В любом случае, — продолжил Боб, — Адриан будет не один. Николае Гоу летит с ним за компанию.

— Николае Гоу? — переспросила Линда. — Это, кажется, он играл Себастьяна в «Двенадцатой ночи»?

Боб кивнул:

— И он же будет сниматься в роли Тристана.

— Понятно, — кивнула Линда, насаживая на вилку крохотный кусочек рыбы. — А на роль Изольды ты уже кого-нибудь подобрал?

Она почувствовала, как Боб сразу напрягся; на его щеках выступил легкий румянец.

— Нет, мы еще не пришли к окончательному решению, — сказал он, пряча глаза.

Теперь Линда уже знала свою соперницу. Оставалось только выяснить ее имя. Впрочем, какая разница?

Боб отложил вилку и взялся за ножку бокала. Его рука едва заметно дрожала. Линда окончательно уверилась в правоте своей догадки. Итак, королеву Корнуолла будет играть эта женщина. Их разлучница. И, кто бы она ни была, в течение определенного времени она будет также играть важную роль в жизни Боба. Возможно, даже до конца жизни.

Он решительно оттолкнул тарелку.

— Больше не могу.

— Я тоже, — сказала Линда, откладывая нож с вилкой.

— Мне кажется, нам нужно поговорить, Линда, — сказал он. — Пойдем в гостиную.

Сердце у Линды оборвалось. Сейчас он скажет… Скажет, что разлюбил ее и уходит к другой. Нужно помешать ему. Сбить с толку. Перевести разговор на другую тему.

Линда на негнущихся

ногах последовала за Бобом в гостиную и уселась в кресло у камина. Боб сидел напротив, глядя, как язычки пламени лижут поленья. Линда подлила Бобу вина в бокал из бутылки, которую прихватила с собой, а затем откинулась на спинку кресла.

— Боб…

— Линда…

Оба заговорили одновременно.

— Извини, — сказал он.

— Не за что.

Боб знал, что она смотрит на него в упор, но не мог заставить себя поднять глаза.

— Линда, я должен тебе кое-что сказать, — наконец пробормотал он. — Это трудно. Но я все же скажу.

— Нет, не надо, — прошептала она. — Пожалуйста, ничего не говори. Не сейчас. Я этого не вынесу.

Боб грустно покачал головой; Линда нервно наматывала пряди волос на пальцы.

— Можно я начну первая? — попросила она.

Боб молча кивнул.

Залпом осушив свой бокал, Линда заговорила:

— Я знаю, что ты хочешь мне сказать, Боб. Давно знаю.

И не хочу, чтобы ты думал… Словом, я ничуть тебя не виню. Я сама во всем виновата. Я была тебе плохой женой.

К сожалению, это слишком поздно понимаешь. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя и буду всегда любить. Если ты передумаешь и вернешься, я буду тебя ждать. И я дождусь тебя, Боб. Я буду ночами напролет молить Бога, чтобы ты вернулся. И поверь, родной, я тебя и правда ни в чем не виню. Только надеюсь, что с ней ты обретешь свое счастье.

Боб закрыл глаза ладонями и судорожно сглотнул.

— Извини меня, Линда, — глухо простонал он. — Прости, если можешь. — Он нагнулся и взял ее за руку. — Поверь, с тобой я был счастлив. И не хочу от тебя уходить, напротив, всем сердцем хочу остаться с тобой. Но не могу.

У меня нет другого выхода. Пожалуйста, не проси, чтобы я объяснял, я просто должен уйти. И я по-прежнему люблю тебя. Это самое страшное, и это причиняет мне самую мучительную боль, я тебя люблю! И сознавать, что, несмотря на все, что я натворил, ты меня тоже любишь… Господи, если бы ты только знала, как мне без тебя плохо! Как мне будет недоставать тебя. Но только нельзя это говорить, я понимаю…

Линда, подняв голову, уставилась в потолок. Боб слышал, что она всхлипывает, но не мог заставить себя посмотреть ей в лицо.

— Ты ее любишь?

Боб тяжело вздохнул.

— Я не могу тебе врать, — глухо произнес он. — Больше не могу.

— Хорошо, тогда не отвечай, не надо. Тем более что я не смогу этого вынести.

— Да.

Долгое время они сидели и молчали. Линда хотела спросить, когда он хочет уйти, но не могла себя заставить. Ей было безумно страшно думать, что она никогда его больше це увидит. Что он встанет с кресла и уйдет навсегда. А ей останется только смотреть на пустое кресло и надеяться, что когда-нибудь он опять сядет в него. А в пятницу вечером она будет тщетно дожидаться поворота ключа в замочной скважине… Боже, как это страшно!