Классно быть Богом (Good to Be God)
Шрифт:
– Да, дружище, каждые выходные мы ели змей и жуков и взрывали кусты и коряги пластиковыми бомбами, которые делали дома в ванной. И отец всегда злился и психовал, потому что я так и не научился стрелять. Сеструха стреляла гораздо лучше. Била прямо в туз пик с четырех сотен шагов, что при свете, что ночью – без разницы.
– А чем она занимается теперь?
– Маркетинговыми исследованиями для компании, производящей корма для собак.
Когда Сиксто сказал, что ему надоело играть в партизан, и ему жалко тратить на это время, отец перестал с ним разговаривать. И не разговаривал пять лет. Они помирились только тогда,
– Мне тут должны кое-что подвезти, и мне нужно, чтобы кто-то встретил курьера.
Сиксто подходит поближе и смотрит на меня как-то странно.
– Тиндеэээээйл… – тянет он, а потом умолкает и отступает на шаг назад. Смотрит по-прежнему странно. С ним явно что-то не так. Я бросаюсь к нему, но не успеваю: Сиксто падает, начинает кататься по земле у самого края бассейна и плюхается в воду. Бассейн у нас небольшой, но все же достаточно глубокий. И эпилептик, с которым случился припадок, может там утонуть.
На самом деле, это очень непросто – вытащить Сиксто из бассейна. Если бы он был крупнее, он бы точно захлебнулся. Я кладу его на спину, лезу пальцами ему в рот, пытаюсь нащупать язык, но его рвет, и у меня ничего не выходит. Однако вполне очевидно, что Сиксто жив и может дышать.
Я перепуган до полусмерти, я сам едва не утонул. Но Сиксто значительно хуже, чем мне. Впрочем, это и не удивительно.
– Все хорошо, – шепчет он, но его всего колотит.
Чуть позже мы сидим с Сиксто на кухне и пьем ром “Бар-банкур”.
– Надо было предупредить тебя о припадках… – говорит Сиксто, – но, знаешь… это так неприятно.
Я его понимаю и очень сочувствую. Когда-то у меня была девушка, и у нее иногда случались слабо выраженные эпилептические припадки. Она ужасно этого стеснялась, хотя, как ни стыдно мне в этом признаться, я всегда втайне надеялся, что с ней случится припадок во время секса. Мне просто хотелось увидеть, как это будет. Я даже подумываю о том, чтобы рассказать Сиксто о моем собственном недомогании, о котором не то чтобы стыдно, но как-то неловко рассказывать посторонним – в качестве дружеской поддержки и утешения, чтобы он не думал, что ему одному плохо, а всем вокруг хорошо, – но решаю, что лучше не надо. Есть вещи, о которых не стоит рассказывать вообще никому.
– Надо вообще осушить этот бассейн, – говорит Сиксто. – Все равно в нем никто не купается. – Теперь он ненавидит бассейн, хотя это полный абсурд. – Я думаю, ты понимаешь, что я – твой должник. Мы, кубинцы, умеем быть благодарными. Благодарность для нас – не пустой звук.
Он произносит все это с таким лицом, что сразу становится ясно: ему искренне хочется, чтобы такого понятия вовсе не существовало в природе.
– Можешь просить все что хочешь.
– Да мне в общем-то ничего и не нужно. Разве что только найти работу. Хотя бы на полставки. Лишние деньги – они никогда не лишние. В твоей компании не нужен помощник?
Сиксто страдальчески стонет.
– Это и есть твоя просьба?
Глава 4
Толкаю дверь, и она открывается. Иду сквозь темноту, ориентируясь на звуки музыки. Я теперь кокаиновый барыга. Иными словами, удачливый драг дилер. Будем надеяться.
– Существует лишь два типа дилеров, – разъяснил мне Сиксто. – Есть неудачливые. Жизнь у них сложная, но интересная. Они стреляют. В них тоже стреляют. Их ловит полиция. Их же подруги на них и доносят. Их показывают по телевизору. В тюрьме они делают всякие странные вещи для суровых больших мужиков. На протяжении долгих лет. Если они доживают до окончания срока, то пишут веселые, занимательные мемуары. Это которые неудачливые. А есть еще и удачливые. Жизнь удачливых дилеров не увлекательна и скучна. В ней
еще меньше волнующих событий, чем в жизни разносчика пиццы или почтальона. Почтальона хотя бы кусают собаки, а разносчика пиццы насилуют скучающие домохозяйки. И не только домохозяйки.
Сиксто взял меня в дело, но это не значит, что он сразу выложил мне все секреты.
Я вообще ничего не знаю.
Я не знаю, на кого он работает. Не знаю, откуда он достает порошок. Моя работа проста: забрать у Сиксто пакеты с товаром, передать их нужным людям и принести Сиксто деньги. Часто бывает, что никаких денег мне не дают. На самом деле Сиксто поручил мне самую скучную часть работы. Да, он многим рискует, но, как он сам мне признался, он сейчас учится на психотерапевта, и у него просто нет времени мотаться по городу и развозить препарат.
И в общем он прав. Это похоже на то, как если бы я возвращал книжки в библиотеку. Сиксто ведет дела только со старыми, проверенными знакомыми и отпускает товар только оптом. Каждая партия – размером с кирпич. Вот как сейчас.
– Это клуб, – объясняет мне Сиксто. – Он не то чтобы закрытый, но очень модный. Настолько модный, что они не нуждаются в рекламе. Но если сумеешь найти, где вход, тебя, может быть, пустят.
Найти, где вход, было непросто. Потому что на двери не было не то что названия клуба, а даже номера дома.
Вхожу в большой танцевальный зал с баром в дальнем конце. Наверное, это все-таки клуб. Либо клуб, либо цирк.
За барной стойкой стоит человек. Надо думать, бармен. Вдобавок к многочисленным татуировкам, бармен являет собой образец экстремального пирсинга: лицо сплошь утыкано шипами в виде металлических сталактитов и сталагмитов. Но все это мы уже видели. Он побрит налысо. В кожу на голове как-то вставлены тонкие резиновые полоски ярко-синего цвета. В целом это похоже на парик из синих дредов, только сделанный очень небрежно. Как будто он вырезал эти ленточки собственноручно, но потом ему это наскучило, и он доделывал их кое-как, лишь бы поскорее закончить. Одни полоски – чуть толще волоса, другие – толщиной с палец. Одни – короткие, другие – длинные.
Может быть, при других обстоятельствах это смотрелось бы как концептуальная модная прическа, но только не в сочетании с лицом двадцатилетнего задрота в россыпи юношеских угрей. Рядом со стойкой располагается диджейская будка, и за пультом сидит обезьяна. Очень маленькая обезьяна, но с большим пистолетом.
Похоже, это настоящий дерринджер, и обезьяна носит его в усыпанной блестками кобуре. Кстати сказать, зверюга мастерски меняет диски. Сразу видно, что у нее большой опыт и набитая рука. Двое здоровенных парней у стойки смотрят на обезьяну неприязненно и напряженно – совсем не так, как люди обычно смотрят на обезьяну за пультом диджея, что, по идее, должно быть забавно и служить неплохим развлечением для публики.