Клаудиа, или Дети Испании. Книга первая
Шрифт:
– Ага, пришел, – громовым голосом приветствовал его Карлос. – Что это ты, голубчик, сегодня, против обыкновения, отсутствовал во дворце с утра?
– Вчера с вечера, Ваше Величество, я отправился к себе в Алькудию, – начал Годой, пытаясь по выражению темно-голубых и словно смотрящих в пустоту глаз короля угадать, действительно ли он уже знает о происшедшем в часовне, или его вызов касается чего-либо другого.
Однако лицо короля с глазами, как у слепца, по-прежнему ничего определенного не выражало.
Мануэль уже собрался перевести все в шутку, как в следующее мгновение Карлос, освобождая первого министра
– Ладно, черт с ним, меня не интересует, что вы там делали в своем дворце, но что это за болтовня, позвольте спросить?
– Какая болтовня? О чем вы, Ваше Величество?
– Вот, прочтите! – и король небрежно сунул Годою под нос какую-то бумагу.
Мануэль уставился в нее и против короткого ногтя короля прочел:
«Он предлагал мне, Ваше Величество, устроить у нас Директорию на манер французской…»
Все сразу стало ясно. Годой даже не спросил об авторе, прекрасно зная, что такое мог написать только министр юстиции Мельчиор де Ховельянос.
– Одну минуту, Ваше Величество, – сказал Мануэль и, не поклонившись, выскочил из кабинета. Карлос Четвертый в недоумении пожал вслед ему плечами, но продолжал спокойно ждать. Он, в общем-то, и до этого не очень волновался, а теперь, за одну минуту ничего страшного случиться не успеет. Втайне король все-таки глубоко надеялся на благополучное разрешение вопроса. Карлос привык к своему первому министру и ничего не хотел менять.
Мануэль стрелой летел к себе в кабинет, по пути бормоча проклятия в адрес этого черта Ховельяноса. «Вот ведь каналья, не я ли вытащил его из забвения и помог вновь оказаться на первых ролях в этом государстве! Вот она – благодарность человеческая».
У себя в кабинете Годой, несмотря на адский беспорядок, довольно быстро нашел черновик того письма, которое недавно послал министру юстиции, и с ним вновь побежал в приемную короля. Какая-то старая фрейлина, которую он едва не сбил с ног, только пискнула, словно мышь, и прянула в сторону. Мануэль ворвался в кабинет почти не запыхавшимся и точно так же, как за минуту до этого король, указал ногтем его величеству ту свою фразу, которая была истолкована министром юстиции таким вопиющим образом.
Король, хмуро глядя в довольно-таки аккуратно исписанный черновик, прочел:
– При существующей сегодня у нас в Испании форме правления мы можем достичь даже намного большего, чем французы со всем их так называемым демократическим устройством. Но впрочем, если вам угодно, мы можем организовать и у нас нечто вроде королевской Директории. Однако, все это лишь пустые формальности… – король перестал читать и полным признательности взглядом посмотрел на своего любимца, Князя мира, кавалера ордена Золотого руна.
– Вы свободны, Мануэль, – Годой без лишних слов раскланялся и, уже на выходе услышал распоряжение Карлоса, громовым голосом данное королевскому секретарю. – Пригласите Ховельяноса и поживее.
Мануэль был уже достаточно далеко от приемной, когда до него донеслись ругательства Его Императорского Величества, никогда не стеснявшегося в выражении никаких своих чувств.
– Все, больше ничего и никого не хочу слушать! Убирайтесь в преисподнюю, к черту на рога, куда угодно! Чтобы больше я вас не видел ни в Мадриде, ни в его окрестностях…
Всю следующую неделю Годой наслаждался миром и покоем, царившими и в королевской, и в его собственной семьях. По истечении же недели он, наконец, получил от отца Варфоломея не только содержание всех трех доносов, но и множество дополнительных свидетельств, вполне достаточных для того, чтобы совершенно опорочить де Мускиса и Деспига в глазах Их Католических Величеств. Щедро оплатив услуги своего верного слуги, Князь мира был несказанно доволен. Теперь у него в руках достаточно козырей против этой проклятой троицы и он может в любой момент одним ударом отделаться не только от трех опаснейших врагов, но и снискать себе славу человека, показавшего этим инквизиторам их действительное место и значение.
Насвистывая крамольную песню марсельского полка, ноты которой совсем недавно достал ему всезнающий Браулио, Мануэль привычно вошел в покои королевы для утреннего доклада, но на этот раз застал ее против обыкновения уже не одну, а с духовником. Сухонький священник немедля отскочил от королевы и замер в выжидательной позе. На Марии Луизе не было лица.
«Что еще успела нашептать ей эта каналья? Неужели святоши опередили меня?» – лихорадочно соображал Мануэль, однако томно потупил глаза и двусмысленно улыбнулся. Королева сделала вид, что ничего не видит. Тогда ему пришлось произнести какую-то дежурную фразу, и только тогда Мария Луиза молча сделала рукой знак де Мускису удалиться. Священник, подобрав полы сутаны, стремительно прошел мимо Мануэля, обдав его затхлым мышиным запахом, и скрылся за дверью. Годой ни на миг не сомневался, что назревает буря, но никак не мог угадать источник и направление готовящегося удара. Времени на размышления больше не было: не успели еще замереть вдали гулкие шаги маленького священника, как Мария Луиза, ставшая вдруг из пепельной красной, выпалила:
– Мразь! Да как после этого ты смеешь показываться мне на глаза, ублюдок!
– Что случилось, Ваше Величество? – продолжал любезно улыбаться Годой, давно привыкший, что в иные минуты королева может выражаться, как погонщик мулов. – Что опять нашептал вам этот, с позволения сказать, духовник?
– Молчать, презренная тварь!
– Да что это такое, черт побери! – наконец, не выдержал и тоже выругался Годой.
– Пошел вон! Я даже не желаю с тобой разговаривать! – крикнула Мария Луиза и, не дожидаясь, пока Мануэль покинет ее, стремительно вышла сама и направилась прямо к королю.
В аванзале королеву ждала камарера-майор, старшая статс-дама, которая, согласно этикету, должна была сопровождать ее. Однако Мария Луиза в раздражении отмахнулась и одна стремительно шествовала через все коридоры и залы, отделявшие ее покои от покоев короля. По пути перед ней расступались лакеи, вытягивались в струнку и брали на караул стоявшие у дверей офицеры, раскланивались встречавшиеся придворные – и все с любопытством отмечали признаки гнева в чертах Ее Католического Величества.
Вскоре следом за королевой в глубокой задумчивости и совсем не так стремительно проследовал в том же направлении премьер-министр дон Мануэль Годой. Двор замер в ожидании развязки очередного скандала между королевой и ее любимцем. До сих пор все подобные ссоры заканчивались для дона Мануэля только новыми почестями и титулами.