Кленовый лист
Шрифт:
И взгляд не целует лазури…
Тоску мы молчанием скроем,
Заглушим раскатистой бурей.
Тепло на душе
Тепло на душе по-майски,
И радостно как-то вдруг,
И хочется птицей райской
Метнуться на новый круг!
Расправив от счастья крылья,
Войти в облаках в пике,
И падать в немом бессилье
С
Доверить волнам Зефира
И чувства, и каждый вдох,
В небесных шелках ампира
Устроить переполох.
Облако
Катится кубарем облако пышное
В утреннем небе в обнимку с весной.
Скачет, хохочет, поет еле слышное
Что-то про счастье и ветер хмельной.
Вдруг над рекою слезами заплыло,
Выгнуло спину, наморщило лоб -
Песню унылую тихо завыло:
Юный рыбак здесь когда-то утоп.
Вечером к лесу сползло, постарело,
Тенью устало легло на ночлег.
В отблеске розовом тихо сомлело -
Жаль, что так короток облака век…
Сосны в горах
Скульптурами вековыми
Застыли на склоне горы
В причудливой пантомиме
Сосновые шапки-шары.
То шепчутся тайно от ветра,
То дремлют в старушечьем сне,
Манто из зеленого фетра
Сплетая тесней и тесней.
Изгибы стволов ярко-рыжих
Горят закатившимся днем.
Не выдержал он и не выжил -
Размылся весенним дождем…
Тополя
Налилися стволы тополей
Молодецкими соками бурными,
Манят в сети пахучих аллей,
Завлекают ветвями ажурными.
Шелест листьев – тугая тоска,
Словно шепот их страсти порывистый.
Чуть коснувшись губами виска,
Кружат голову тропкой извилистой…
Верба
Тенью ажурной танцуя по стенам,
Листьями мелко дрожа на ветру,
Узница хрупкого белого плена -
Верба поклон подарила утру.
Холод ее очаровывал негой,
Нежно окутывал ветви во сне,
Чтобы застыла под хлопьями снега
И не мечтала о теплой весне.
Утренние
Блики сновидений тают на рассвете,
Вороха предчувствий тонут в облаках.
Терпкостью прохлады утро день приветит,
Трелями закружит птичьими в лесах.
Мысли, словно капли в нитях паутинки,
Хрусталем сверкают, тайны снов храня.
Их вот-вот рассыпет пылью по тропинке
Неуклюжий ветер будущего дня.
Патефон и рука
Мы не просто привычки друг друга,
Мы всю жизнь патефон и рука -
Ты крутил мне пружины по кругу,
Я звучала в квадрат потолка.
Но сломались во мне все иголки,
И растерзан пластинок винил.
"Бесполезнее ты кофемолки", -
Уходя, от души обвинил.
И теперь я пылюсь раритетом,
Вспоминаю пластинки с тоской…
Надо было мне быть пистолетом,
А тебе надо было – виском!
Мне вдруг стало нечего сказать
Мне вдруг стало нечего сказать,
Ни полстрочки, ни пол даже слова.
Где же спрятались все буки и все ять?
И вернутся ли, наведаются ль снова?
Я молчу о зареве тоски,
Не пишу о бликах на окошке:
Пусть сжимаются удушливо тиски,
На душе пускай скребутся кошки.
Я молчу, и льется дождь сквозь сон -
Мыслей бесполезная настойка.
Липы листьями чуть шепчут в унисон:
"Сколько ждать стихов твоих? Ну сколько?…"
Застывший воск
Видения и мысли угасают.
Свечами, не колеблясь, в полудреме
Горят и, пламенем души касаясь,
Спокойно тают в ласковой истоме.
Я не застану их последних бликов,
Застывший воск уже не слезы вовсе.
Бесчувственный, холодный и безликий,
Он мыслей и видений новых просит.
Для полета требуется взмах
Сколько жизней надо, сколько душ,
Чтоб до дна дойти, испив всю чашу боли.
Ты кому-то друг, кому-то муж -
Но в названиях прописаны лишь роли.
Чем сильнее боль, тем четче суть
Иероглифов пожизненных сплетений:
Мы насажены на нити – не вздохнуть,
Только милостыня – несколько мгновений.