Клеопатра
Шрифт:
В следующем письме Антоний писал ей непринуждённо, что ему всё-таки придётся съездить в Рим. И он действительно имел для этой поездки важную причину: в Риме умерла его жена Фульвия. Он писал, что уладит имущественные дела, кое о чём договорится с Октавианом и тотчас вернётся к ней в Александрию. Он серьёзно писал, что хочет взять в Александрию одного из своих сыновей... «...чтобы мальчик получил отличное греческое образование, какое возможно получить лишь под руководством учёных из Мусейона!..» Она отвечала, что охотно примет его сына в Александрии... Но ответа уже не получила. Он внезапно оборвал переписку. Потом пришло сообщение, уже по дипломатическим каналам, о том, что прежде чем ехать в Рим, Антоний, Октавиан и Лепид встретились в Брундизии, где и выработано было соглашение о разделе власти между триумвирами. Западные владения Рима отходили Цезарю Октавиану, Лепид получал Африку, Антоний — восточные провинции, правление Италией оставалось в совместном ведении Октавиана и Антония. Маргарита устала от беременности, была больна и раздражена своей телесной слабостью. Она узнала, что Антоний всё-таки добился исполнения своего заветного желания. Восток формально принадлежит ему. Фактически же этот Восток ещё надо завоевать! И она понимала хрупкость, даже иллюзорность этого соглашения. Совершенно было ясно, что этим троим
Маргарита не понимала, почему Антоний не написал ей о своём успехе. Что могло скрываться за его молчанием? Но ведь из Рима он должен будет написать! Он должен будет уведомить её о том, что покончил со своими римскими делами и собирается в Александрию, назад, к ней!.. Или она напрасно надеется? Напрасно убеждает себя?..
Потом пришли новые вести, ещё более любопытные, чем прежние! И она поняла, почему молчит Антоний. Он, как большинство мужчин в отношениях с женщинами, конечно же, не любил оправдываться. А ему уже приходилось оправдываться перед ней. А теперь он был далеко от неё и мог избежать оправданий с такою лёгкостью, просто-напросто прекратив писать ей письма! А вести были вот какие: в Риме умерла не только Фульвия, умер и ещё один человек, зять Октавиана Гай Клавдий Марцелл. Он оставил вдовой с тремя детьми, двумя маленькими дочерьми и старшим сыном, сестру Цезаря Октавиана, едва тридцатилетнюю Октавию, строгую мать семейства, молчаливую на людях, тщательно ведущую хозяйство, неулыбчивую. Она укладывала свои густые волнистые волосы узлом на затылке и валиком надо лбом, этот валик придавал ей какой-то странно пошловатый вид, наводил на мысль о туповатости и недалёкости ума Октавии. На самом деле она вовсе не была глупа. Конечно, её нельзя было назвать образованной, но она была очень прямодушна, очень честна, идеальная римлянка. И было ясно, что она не будет вдоветь долго. В Риме женщины не вдовели долго. А такая замечательная женщина, созданная для счастливого бытия верной жены и внимательной матери, такая женщина должна была очень скоро вступить во второй брак. И брат поспешил устроить её второй брак. Он очень хотел бы развязаться окончательно с этой нелепой системой триумвирата! Но как было с ней покончить? Покамест ни о каком конце и речи не могло быть. Покамест надо было каким-то образом ладить со всеми, и с Антонием, и с Лепидом, и даже с Секстом Помпеем! Отношения Антония и Клеопатры волновали Октавиана. Было известно, что царица Египта ждёт ребёнка и не скрывает, что беременна от Антония. Октавиан полагал Антония безответственным субъектом. Мужской разговор, вполне дружеский, за чашкой вина, ни в чём Октавиана не убедил! Антоний похохатывал и уверял, что, мол, у него этаких Клеопатр, этаких коронованных шлюх столько!.. Все эти неверные жёны восточных царьков!.. И чтобы Марк Антоний, триумвир, друг Цезаря Октавиана!.. И чтобы Марк Антоний ради какой-то брюхатой бабы изменил Риму?! Никогда!.. И пил чашку за чашкой... Но, разумеется, эта болтовня не убедила Октавиана. Он знал, что Антоний отнюдь не лжёт. Антоний никогда, в сущности, не лжёт. Он всегда честен, он просто-напросто непоследователен, и его непоследовательность всегда чрезвычайно естественна. Он сам не замечает, с какою лёгкостью переменяются его мысли и чувства. Но именно с таким Антонием надо было ладить. Надо было даже и жертвовать! И Октавиан даже и понимал, что предстоит совершенно напрасная жертва. Срок траура Октавии ещё не истёк, но Октавиан уже надавил на довольно-таки послушный сенат и тотчас было принято постановление разрешить Октавии, вдове Марцелла, вступить в новый брак. И брак был заключён. И снова Антоний преподнёс и Октавиану, и Клеопатре, и даже и Октавии сюрприз своего рода! Напрасно Октавиан сожалел о судьбе сестры. Напрасно Клеопатра в далёкой Александрии говорила себе настойчиво, что новый брак Антония — всего лишь очередной ход в большой политической игре. Напрасно Октавия, строгая и сосредоточенная, готовилась терпеливо к страданиям в новом браке, первый её брак был спокойным браком, спокойным союзом римлянина и римлянки... И вот напрасно, напрасно, и напрасно!.. Октавиан решился устроить этот обречённый, по его мнению, брак, чтобы хоть как-то привязать Антония, потому что покончить с ним сейчас, вот сейчас, нельзя было!.. И вдруг... Октавиан, сам себе почти не веря, всё же начинает предполагать, что ему удалось, если не связать, то хотя бы нейтрализовать Антония!.. Клеопатра в Александрии впадает в отчаяние, но молчит, беременная и гордая. Октавия, честная прямодушная Октавия, пребывает в полной растерянности. Октавия потрясена. Более того, Октавия счастлива. Собственно, двое счастливы. Октавия и Антоний. Антоний азартно полюбил сестру Октавиана. Антонию она представляется чистой и прекрасной, в отличие от грязной Клеопатры с её сомнительной репутацией! Антоний азартно покорил Октавию, она полюбила. О Клеопатре, о её беременности он не то чтобы забыл, он просто-напросто перестал думать о ней, то есть о беременной Клеопатре. Разве он был виноват перед ней? Разве она была чистой, искренней, правдивой? Нет и нет. Да она ведь непорядочная женщина, она развратная женщина! И наконец, он римлянин, он хочет вернуться к истокам, он имеет право вернуться к истокам!.. Тем более, что Октавия уже в положении! Это он умеет! Возврат к истокам, рождение нового поколения римлян. Надо растить новых детей, надо готовиться к сбору нового урожая!..
А Маргарите уже было всё равно. Это лгут, будто если залезть в душу человека, найдёшь там разные гадости, мерзости и гнусности. Это неправда! В душе каждого из нас притаился обиженный ребёнок! Обидели! Что-то такое хорошее, безусловно заслуженное тобой, не отдали тебе, не подарили! Плохие, обидели тебя, такого хорошего, такого во всём правого!.. И Маргарита тоже чувствовала себя оскорблённой, обиженной, беспомощной! Даже и раздавленной. Она, такая беспомощная, такая слабая, так устала от этой беременности, сделавшейся в последние два месяца совершенно мучительной. Только в последние недели царица и верная Хармиана поняли, что родятся близнецы. Маргарита приняла новость безразлично. Устала. Ничего не хотела. Не могла прийти к сыну. Лежала на широкой постели и думала, что она фактически уже мертва. И никто ей не нужен, ни эти дети, ещё не рождённые, ни даже сын, любимый Антулёс!.. А об Антонии она позабыла. Она только хотела ожить снова или умереть совсем!.. Но роды оказались не такими тяжёлыми, как ожидалось Хармианой, повитухами, да и самой Клеопатрой. И всё же она долго была больна. Потом её охватила большими мягкими лапами апатия. Она поняла, осознала, что вступила в новый период своей жизни. Прежняя Маргарита, молодая, сильная, быстрая, и вправду умерла. Она ощущала, как неудержимо толстеет после родов. И зачем мучить себя, стягивать особенным поясом живот, уже рыхлый, мазаться всеми этими мазями, не есть сладкого и жирного? Зачем? Ведь всё равно никогда больше не будет на свете прежней Маргариты; и живую силу и прелесть не заменишь и не вернёшь мазями, массажем, пробежками и прыжками!..
А потом она совсем выздоровела и принялась рьяно восстанавливать себя. И при этом опять не думала об Антонии. Ей самой ведь это было нужно: снова стать живым человеком, а не апатичной толстухой! Однажды она обнаружила на столике у своей постели странную статуэтку из тёмного камня, изображающую толстую до чрезвычайной степени толщины женщину, голую, с огромным животом и отвислыми грудями, женщина сидела, поджав под себя ноги. Маргарита удивилась, но догадалась, кто принёс в её спальню эту пакость! Вызвала Ирас и надавала ей пощёчин. Ирас молчала, скалила острые зубы. Потом отвернула покрасневшее лицо и тихо проговорила:
— «Быстро проходят молодые женские годы, а потом сидит она одиноко и листает книгу сновидений»!
— Что это? — Маргарита прижала пальцы к вискам. — Забыла...
— Это из «Лисистраты» [81] . У тебя что, не только тело, а и разум спит?
Ирас получила ещё одну пощёчину. Потом Клеопатра снова приблизила Ирас к своей особе. Почти еженощно Ирас теперь оставалась в спальне царицы. Днём Клеопатра энергически подбирала для себя румяна, пемзу, краски для глаз и для бровей, золотые сетки и заколки для волос. Увидела седые волоски на висках, теперь надо было подкрашивать и волосы. Снова пошло в ход ослиное молоко, маски из теста на лицо, родосская медовая мазь, чтобы сгладить морщинки под глазами... Вечерами она танцевала, и старательно двигала бёдрами, покамест Ирас, ухмыляющаяся, отбивала такт, стуча в бубен деревянными колпачками, надетыми на пальцы. Несколько раз царица выезжала на охоту, на Нил, стрелять диких уток, натягивая тугой лук. Ирас подстрелила трёх уток. Маргарита — ни одной. Зато ощутила, как её тело крепнет. Настроение улучшалось. Ну и пусть она утратила девическую прелесть, зрелая женщина тоже может быть прекрасной!.. Она спросила рабыню, которая ведала уборкой спальни, куда девалась статуэтка, принесённая Ирас.
81
«Лиcистpaтa» — комедия древнегреческого драматурга Аристофана (445-385 до н.э.).
— ...великая царица приказала унести... — Рабыня запиналась...
— Немедленно принеси и поставь на прежнее место!..
Теперь Маргарита находила это странное изображение даже и красивым!.. Она сказала Ирас:
— В конце концов, можно быть толстой красавицей! Можно быть толстой и красивой, как это изображение какой-то очень древней богини...
— Когда ты вот так, сначала смеёшься, как девушка, а потом внезапно делаешься серьёзной, как маленькая девочка, ты очень хороша! — сказала Ирас...
Клеопатра дала детям славные тронные имена. Сын был назван Птолемеем Александром Гелиосом, то есть Солнцем, а дочь — Клеопатрой Селеной, то есть Луной! Обыкновенно близнецы рождаются слабыми, но сын и дочь египетской царицы с самого рождения отличались крепким здоровьем. Она впервые осознала, какое удовольствие может доставить матери гордость за детей, милых, разумных, здоровых. Близнецы отличались от её первенца Антоса. В их жилах текла чужая, не Птолемеева кровь, не восточная и не греческая, кровь римлянина. Они были черноволосые, как мать, но глаза у них были яркие серые — отцовские глаза. Вскоре стали проявляться и их характеры и даны были детям домашние имена. Мальчика, который часто хмурился, надувал щёчки и был, в сущности, очень похож на отца, Маргарита звала Хурмас — «финик» — толстенький и сердитый! Сестричка не была похожа на брата, улыбчивая, худенькая...
— ...ты похожа на наше египетское прекрасное дерево, которое римляне зовут «пальмой»! Маленькая Пальма, Пальмета!..
Она ласково звала девочку Пальметулион, и постепенно домашнее имя сократилось до совсем простого двусложного — Тула...
Маргарита хотела приказать отчеканить монету с изображением Исиды, кормящей Гора, в честь рождения близнецов, но Максим отсоветовал, указав ей на продолжающийся упадок экономики:
— Мы едва сводим концы с концами! Нет возможности выпустить золотую монету, а чеканить такую монету из низкопробного серебра не имеет смысла!..
Она сказала Максиму:
— А почему бы нам не выслать всех римлян из Египта?
— То есть почему бы нам не выслать всех римских солдат назад в Рим? Не советую. Сейчас Рим будто позабыл о нас, и очень это хорошо! Посидим спокойно! Нет у нас такой возможности — бросать вызов Риму!..
Ни Максим, ни Аполлодор, ни Хармиана, ни тем более Ирас не говорили с ней о Марке Антонии. Понимали, что говорить о нём с ней не следует. Как будто бы его и не было на свете, и не бывало!..
Постепенно Маргарита заметила, что любит маленькую дочь более, чем сыновей. Она приходила в детскую, садилась на низкий табурет и кормила с ложечки жидкой ячменной кашей маленькую Пальмету. Хармиана находила, что девочка всё более походит на свою мать в детстве. Маргарита старалась быть равно внимательной к обоим детям, но к девочке её тянуло. Она словно бы возрождалась в этом ребёнке, и возрождалась более мягкой, более нежной, уже и не похожей характером, нравом на прежнюю задиристую Мар, а только лицом!.. То и дело приходили на память древние слова великой Сафо о дочери:
У меня ли девочка
Есть родная, золотая,
Что весенний златоцвет –
Милая Клеида!
Не отдам её за всё
Золото на свете!.. [82]
Близнецам исполнилось три года, когда Александрию потрясло одно страшное судебное дело. Некий Диодор, муж Артемиссы, пьяница и бездельник, сговорился с одним работорговцем, пообещав продать ему свою двухлетнюю дочь. Когда жена ушла на рынок, Диодор взял ребёнка на руки и понёс в дом работорговца. Но Диодор был по своему обыкновению пьян, споткнулся и упал вместе с девочкой. Малышка ударилась головой о каменную ступеньку и погибла! Артемисса кинулась на площадь с криком:
82
Перевод Вяч. Иванова.