Клевые
Шрифт:
Сержант, войдя в кабинет, от удивления чай выронил, виновато вдавился обратно.
— Ешь! Не ломайся! — уже не предложил, а приказал Динке Петрович. — Ты когда отца в последий раз видала? — спросил дев- ку.
— Мельком в электричке. С год назад. Они с матерью ехали. Меня не заметили. Я спряталась, чтобы не поймал и не избил. А уже на следующей остановке выскочила. После того — не встречала.
— Где они живут?
Динка картошкой подавилась, поняла, что задумал и молчала.
— Номер телефона скажи!
— Не надо! Не хочу! — перестала есть.
— Не ори! Хуже, чем нынче, уже некуда!
— Помирить нас собираетесь? Не стоит. Поздно. Мы никогда не привыкнем друг к другу. Я одичала! И они не жалеют о случившемся! Слишком озверели в Афгане! Все человечье растеряли. Такое не воротить, не склеить! Да и не одна я такая! Вон по подвалам города сколько нас — не счесть! Все от родителей убежали! Не с добра! Кто от колотушек, от пьянок, от голода, попреков! У одних родители в Афгане, у других в Чечне душу потеряли, третьи никогда ее не имели! Всех не помирите! Да и невозможно! Мы сами по себе выживаем. Как придется, как повезет. Не только жить, а и выживать научились, не в пример нашим родителям! Не жалуемся ни на кого, не клянем правительство. Что в том толку? Оно нам не поможет, точно так же и нам на него наплевать! Но… Никто из нас, а это верняк, не сунет свою голову за него в пекло. Не будем защищать его! И никаких их законов и указов выполнять не будем! Средь нас нет романтиков. Нет патриотов! Все это уйдет с вашим поколением навсегда! Нас не обманут обещаниями. Мы ими сыты по горло на примере отцов и не захотим, как и они, остаться в дураках! Мы сами себя растим и кормим, сами учимся взрослеть. У нас свои правила и законы: никому не верь, кроме как собственному кулаку. Помогу лишь тому, кто мне помог. За ваши лозунги мы и плевка пожалеем.
— Во, нахалка! — удивился Петрович.
— С чего бы? Вон дурье на площадях бастует! Тоже интеллигенты! Учителя, врачи, всякие старики! Им положняк не отдают! А мы сами свое находим, кто как может! Зато все наше! А то отец провалялся в госпитале с раненьем и все боялся, что его за длительное лечение демобилизуют. Посадят на копеечную пенсию, забудут, что это раненье он не в пивбаре, на войне получил! Ну и что? Сократили! А нас не сократят! Каждый день все больше становится. Нас бьют, конечно! Все, кому не лень. От дворников и клиентов до вас! Но разве мы виноваты, что такими стали? Почему не хотят подумать и только кулаки об нас чешут? — осеклась Динка.
— В чем-то ты права! Но во многом не разбираешься!
— Выходит, все не разбираемся? Такого не бывает! Вот я разве с жиру на панель пошла, если дома меня за человека не считали? Если попрекали, сколько на меня потрачено?
— Да остановись! Трудно теперь даются деньги! Вот и сорвались! Хотели из тебя человека вырастить, чтобы ты себя в жизни нашла, определилась.
— Спасибо! Сыта по горло их заботой. Лучше я беззаботно прокантуюсь. Зато без попреков и кулаков! И не надо вам обо мне заботиться. Не ищите предков. Вся моя нынешняя родня живет, как я! Такое всех устраивает.
— Тихо, Динка, успокойся! Ешь! Давай поговорим спокойно. Вот ты сама говоришь, что бьют все, кому не лень, что каждый кусок дается тяжко!
— А что иное предложите? На работу
— ученые? Все на паперти стоят. Перевоспитываются. А мы не хотим терять время впустую.
— Выходит, ты решила навсегда отстаться на панели?
— А как еще проживу? Нет другого выхода! — осмелела Динка.
— Давай вместе подумаем! Уверен, найдем выход!
— Ну да! Куда-нибудь в уборщицы сунете! Или в деревню, на принудиловку загоните?
— Неужели не боишься заразиться? Ведь всякий раз рискуешь?
— Нет! Я гарантирована резинкой!
— Нашла гарантию! — брезгливо поморщился человек и спросил: — Самой вешаться на мужиков, ловить каждого случайного, встречного неужели не надоело? Ведь это унизительно, саму себя опустить до уровня скотины, быдла, грязи? Ведь среди твоих клиентов случаются последние подонки! Ты их ублажаешь за деньги, не из любви! Прощаешь все, лишь бы платили! Терпишь оскорбления, унижения! И в то же время согласна жить вот так всю жизнь? Без своего угла, без гарантий на будущее?
— А у кого они теперь имеются? Никто ни в чем не уверен!
— Послушай, Дйнка, неужели не устала рисковать собою каждый день?
— Смотря как воспринимать? Я как к игре отношусь к этой жизни. Сегодня не повезло, завтра — как знать…
— А если долго не повезет?
— И такое бывало! Ничего! Выжила!
— Ты знаешь, на войне мы понимали, ради чего рискуем. Другой вопрос, правы ли были? Но знали цену своего дня. Но ты ради
чего? Ведь жить можно иначе. Стоит подумать и решиться, переосмыслив сегодняшнее.
— Ну что вам до меня?
— Логичный вопрос! Давно пора его задать. Сама подумай, чего же стоил мой вчерашний день, а ведь я тоже из афганцев, если дочери такого же, как сам, не смогу помочь?
— А почему вы, афганец, в лягашке работаете? Тоже не с добра?
— Это уже отдельный разговор. Нашей темы не касается! Давай первый вопрос обговорим. Что ты умеешь, что любишь, что предпочитаешь?
— Ясное дело! Башли люблю. Предпочитаю — в баксах получать!
— Ты что? Считаешь меня сутенером? — возмутился лейтенант.
— Среди ваших и такие водятся. Подрабатывают кучеряво! Оклады у вас жидкие! Вот и нашли выход. Тоже научились выживать!
— Хватит! Я с тобой как с человеком говорю, помочь хотел! А ты что себе позволяешь? — нахмурился лейтенант.
— Я не о вас, о других сказала…
— Кончай кривляться! Не на панели стоишь! Стыдно дочери афганца проституткой жить!
— Причем здесь отец? Я свое сама выбрала. Могла, конечно, стать воровкой. Но за это срок можно получить.