Клей

Уэлш Ирвин

– Вот что, – сказал Терри, – тебе просто никто здесь не даёт, вот ты и паришься. Не надо только на других перекладывать. Эта девчонка всё равно ни слова не понимает, – добавил он, наклоняясь для удара.

Терри всегда умел низвести любую принципиальную позицию до уровню низменных желаний.

– К языку это не имеет никакого отношения, чувак, девушки всё понимают, когда на них косится полупьяная тварь вроде тебя. Это международный язык.

Мистер Гнев Саутонский Микрорайонный так просто не сдаётся:

–

Ты сам же и начал. Дома ты свои грабли только на девок и складываешь. Мистер лапа. И кто из нас развратник пресмыкающийся? – Его лицо скривилось в обвинительной гримасе, при этом нижняя челюсть выдвинулась на несколько сантиметров вперёд. Что-что, а обвинять эта сука умеет лучше всех. Надо было ему в королевские прокуроры пойти.

– Это другое дело, – говорю, – это когда я под таблами. Я тогда свои грабли вообще на всех складываю. Я становлюсь такой тактильный… это всё экстазин грёбаный. Помнишь, я даже поглаживал однажды твой чёрный вельветовый пиджак.

Он уже на меня не смотрит: склонившись над столом, направляет кий вдоль всё ещё выдвинутой челюсти, и от мягкого удара шар легко закатывается в лузу. Что уж тут говорить, в пул он играть умеет. Принимая во внимание, сколько времени он проводит за бильярдом в пабах, было б очень странно, если б он не умел играть в пул.

– Послушайте оба, – втесался Голли, – мы пришли сюда на разведку, так что давайте без разглагольствований. Я лично в жизни ни одной немки не отфачил, и домой я не вернусь, пока этого не сделаю, пусть это будет даже старая кобыла. Этот гад, – он указал на Билли, – привёл нас сюда под ложным предлогом. Он говорил, что немки просто ноют и лезут в штаны. Пиздёж, хуже, чем англичанки.

– В Испании в прошлом году мне приходилось от них отбиваться, – возразил Билли, который, похоже, немного не в духе, потому что Джус Терри опять его делает. Билли не большой спец по пулу, но проигрывать не любит ни в чём.

– Ну да, Испания. Ёбнуться можно. Да в Испании все в штаны лезут, – усмехнулся Голли.

– Конечно. Тёлки за тем туда и едут, чтобы выебать, то есть чтоб их там выебали.. ну, вы понимаете. Как только они у себя на заднем дворе – всё совсем иначе. Кому хочется, чтоб тебя шлюхой называли. Здесь есть шанс отжарить кого угодно, только не немку, – заявил Терри.

Я закачал головой:

– Дело не в тёлках. И не в Октоберфесте. Разладился здоровый механизм, – говорю, – и это мы. Проблема в нас самих. Надо попробывать продержаться подольше без блядского пойла. Мы уже отвыкли бухать, зарейвились вконец. А ты что? – Я повернулся к Билли: – Тебе что, Ронни Алисон запретил трогать мохнатку полтора месяца до боя, или что?

Терри готовится закатить чёрный.

– Хуёв сто. Если я ещё никому не присунул, то только потому, что у меня трое мерзких бухих уродов на хвосте.

Я засмеялся, а Голли в сомнении закатил глаза и резко выдохнул, отчего губы затрепыхались в пердежной трели.

– Ох, – Терри надулся и без видимых усилий отправил чёрный шар в нужную лузу, – только послушать нашего пиздоэксперта Биррелла. Надеюсь, руками ты машешь лучше, чем кием, приятель, – засмеялся он.

– Не, ну правда, ты вот своей шваброй меня компрометируешь, – указал он на Террину копну. – Тебе не говорили, что причёска под тедди-боя смотрится уже дико?

Тут уж Терри и сам подзавёлся.

– Отлично, тогда давайте разбежимся на хуй, – распетушился он. – Посмотрим, кто каких результатов добьётся этой же ночью! Ждите меня к утру. – Он развзяно прошёлся, повесил кий на стенку и допил свой «штайнер». – Я отправляюсь на большую охоту, пацанва, вот что я вам скажу. И теперь, когда я освободился от тяжкого, утомительного багажа, всё пойдёт совсем по другому сценарию.

Он оглядел нас с ног до головы, надменно вскинул голову и скипнул, прихватив благоухающий букетик.

– Он что, СПИДа обфачилася или чё? Скользкий тип, – простонал Голли.

– Похоже на то, – сказал я.

Голли поднапрягся. Качает головой и теребит серёжку в ухе. Когда у него чего-нибудь на уме, серёжке всегда достаётся.С тех пор, как он бросил курить.

– У него дома есть Вив, хуй ли он так выступает.

– Да иди ты, Голли, – засмеялся Билли. – В отпуске – другое дело. На дворе тысяча девятьсот девяностый, чувак, а не тысяча шестьсот девяностый.

– К сожалению, – сказал я, и Билли удивлённо уставился на меня.

Голли только сурово покачал головой.

– Нет, Билли, не дело это. Она очень милая, даже слишком для этого жирного ёбыря. Впрочем, как и её предшественница Люси.

Мы с Билли переглянулись. Спорить с ним на этот счёт не то чтоб очень просто. Дело в том, что парням достаются девчонки, которых они сумели достать, а не те, которых они заслуживают.

– Понимаете, – продолжил Голли, – мы другое дело, мы птицы вольные.

– Билли не такой уж вольный, он живёт с Антей, – напомнил я малышу.

– Ну да, – нерешительно согласился Билли.

– У вас чего, не заладилось? – спросил Голли.

– Да и не ладилось особо никогда, – ответил тот.

Я заметил, что пару недель назад во «Флюиде» он пришёл без неё, и точно помню, он сказал тогда, что она, мол, осталась на вермя в Лондоне.

– Вот как – понятно, но ты ж не докучаешь всем своими отношениями, Билли. Да никто из нас этого не делает. Терри – другое дело. Тому всего несколько недель, как он вис у всех на ушах. Нам приходилось слушать, какая она особенная, Вивиан такая, Вивиан сякая. «Как я люблю малышку Виви». Пиздёж.