Клинические лекции по Кляйн и Биону
Шрифт:
Несмотря на разногласия, Британское общество сохранило единство, и Кляйн продолжала развивать свои идеи и разрабатывать теоретические положения до конца жизни. Ее работа о зависти была опубликована, когда ей было далеко за 70. Она умерла в 1960 году, в один из дней, когда читала заключительную корректуру своей последней работы об анализе ребенка «Ричарда», названной «Рассказ о детском анализе» (1960).
Главная особенность сделанного Кляйн вклада в психоанализ в том, что с самого начала это было изучение и лечение детей. Она разработала игровую технику (Klein, 1955), которая открыла новый мир эмпатийного понимания чувств и фантазий маленьких детей. Вначале Кляйн была потрясена тем, что некоторые фантазии этих детей содержали агрессивность и насилие, так же как предыдущее поколение было шокировано тем, что Фрейд обнаружил детскую сексуальность. Поддержка Абрахама, открытия и разработки концепций Фрейда, особенно, возможно, «Я и Оно» (Freud, 1923а), способствовали тому, что она вскоре уверенно сделала открытие: даже у очень маленьких детей имеется раннее и очень суровое Супер-Эго, являющееся, по ее мнению, результатом проекции их собственных жестоких импульсов в мать и отца,
Первая глава данной книги, «Детский анализ и понятие бессознательной фантазии», написанная Патрисией Дэниэл, начинается с краткого рассмотрения техники детского анализа Кляйн и того, каким образом этот новый метод давал ей возможность опираться на работы Фрейда и других аналитиков, в особенности Абрахама. Пристальное внимание уделено идеям интроекции и развитию понятия внутреннего мира, создаваемого процессами проекции и интроекции. Дэниэл описывает, каким образом Кляйн связывает это с первичными оральными и анальными фантазиями о материнском теле, и подходит к подробному рассмотрению бессознательной фантазии и символизма, лежащих в основе всех последующих процессов развития, таких как эдипов комплекс (см. главу 3). Дэниэл иллюстрирует эти идеи клиническими примерами как из работ Кляйн, так и из собственной практики, используя в основном материал работы с детьми.
Кляйн считала, что ранние отношения с первичными объектами, сформированные проекцией и интроекцией, создают большую часть внутреннего мира индивида и что эти ранние отношения проявляются во всех других отношениях с людьми, особенно с аналитиком:
Временами отношение к психоаналитику даже у взрослых отмечено чертами, присущими детям, такими как чрезмерная зависимость и потребность в руководстве и одновременно абсолютно иррациональное недоверие. Делать выводы о прошлом на основании этих манифестаций есть одна из составляющих психоаналитической техники.
(Klein, 1959, р. 243)
Во второй главе, «Возникновение ранних объектных отношений в психоаналитическом сеттинге», Ирма Бренман Пик показывает, как в различных аналитических ситуациях появляются ранние объектные отношения, порой скрытые и едва уловимые, порой напоминающие взрыв. Она исследует, как пациенты относятся к своим объектам, то отстраняясь от них, стараясь защитить себя, то открыто встречаясь с ними. Она обсуждает, каким образом особенность восприятия пациентом аналитика способствует пониманию аналитиком объектных отношений пациента. Главным для нее становится вопрос: «Кем является аналитик для пациента в тот или иной конкретный момент?». Примеры из ее практики – случаи детей и взрослых – охватывают весь диапазон нарушений: от бессловесного, умственно отсталого аутичного ребенка до взрослых пациентов, во многом успешных, но в тонкостях отношений к аналитику отчетливо обнаруживающих свои первичные объектные отношения.
Выраженное новаторство ранней работы Кляйн заключалось в том, что ее игровая техника с детьми открывала новые виды материала; было очевидно, что она развивает собственные идеи, такие как более раннее датирование Супер-Эго и эдипова комплекса, но в период с 1919 по 1935 год ее базовая теория, модель психики и психического развития, по сути, были близки теориям Фрейда и Абрахама. В частности, она следовала представлению Абрахама о фазах либидо (Abraham, 1924). Однако в 1935 году она опубликовала статью под названием «Вклад в психогенез маниакально-депрессивных состояний», показавшую, что ее идеи содержат новый элемент теории. В этой статье она выдвинула следующую идею: младенец проходит через процесс понимания того, что объекты, которые он любит, и объекты, которые ненавидит, в действительности – один и тот же человек; частичные объекты признаются целыми (не только грудь, но вся мать); младенец осознает свое беспокойство за объект, чувствует вину за психические атаки на свой объект и страстно желает исправить причиненный вред. Тревогу, связанную с повреждением и потерей, Кляйн назвала «депрессивной тревогой» и в общих чертах наметила специфические защиты от этой тревоги. Кляйн полагала, что совокупность таких тревог, защит и объектных отношений возникает во второй четверти первого года жизни; она назвала этот процесс «депрессивной позицией», а не депрессивной фазой, для того чтобы подчеркнуть то, в чем была убеждена: индивид не просто проходит через эту фазу и оставляет ее позади как точку фисации- на протяжении всей жизни осуществляется постоянное колебание то в сторону тревог и защит депрессивной позиции, то в противоположную от них сторону (Klein, 1935, 1940). С течением времени последователи Кляйн смогли использовать ее понятие депрессивной позиции в полном объеме, хотя они меньше, чем Кляйн, озабочены установлением точного момента возникновения ее во младенчестве.
В главе 3, «Эдипова ситуация и депрессивная позиция», Ро-налд Бриттон берет фрейдовский «ядерный комплекс» – эдипов комплекс – и показывает, как Кляйн связывает его со своим понятием депрессивной позиции, которое порой считается ее наиболее значительным вкладом в психоанализ. Затем он описывает историю и развитие депрессивной позиции и эди-пова комплекса и показывает их абсолютную зависимость друг от друга. Способность отказаться от единоличного обладания одним из родителей и признание реальности родительской пары, другими словами, предпосылка для переработки эдипова комплекса зависит от достижения задач депрессивной позиции, а именно принятия отдельного существования объекта и последующих чувств зависти и ревности, в которые это принятие повергает. Принятие отдельности объекта подразумевает принятие реальности других отношений объекта, в особенности отношений между родителями. Бриттон обсуждает защиты от этого принятия. Он приводит ряд подробных клинических примеров из своей работы со взрослыми и детьми.
После бури, которую вызвала концепция депрессивной позиции, и дискуссии по противоречиям, имевшей место в начале 1940-х
В главе 4, «Равновесие между параноидно-шизоидной и депрессивной позициями», Джон Стайнер описывает обе эти позиции и различные защиты от тревоги, которые существуют в каждой из них. Затем он переходит к описанию равновесия между двумя позициями, делая акцент на том, что выбором термина «позиция» Кляйн отстраняется от понятий «стадия» или «фаза» Фрейда и Абрахама. Для обозначения динамической природы равновесия он использует химическую запись Биона PS<->D [1] . Стайнер высказывает идею о том, что в каждой из позиций имеется дополнительное разделениие. Параноидно-шизоидная позиция представляет собой континуум между нормальным расщеплением, необходимым для здорового развития, и патологической фрагментацией, ведущей к фомиро-ванию «странных объектов» (Bion, 1957), с чем связаны более серьезные нарушения в дальнейшей жизни. Внутри депрессивной позиции есть состояние, управляемое страхом потери объекта, которое может быть связано с отрицанием психической реальности, и состояние, при котором возможно переживание потери объекта, ведущее к обогащению личности. Эти состояния внутри депрессивной позиции тесно связаны с работой скорби, и Стайнер достаточно подробно, учитывая работы Фрейда и Кляйн, обсуждает скорбь и ее отношение к депрессивной позиции. Соответствующие клинические иллюстрации позволяют увидеть эти разные типы психической организации.
1
PS (paranoid-schizoid) – параноидно-шизоидная; D – depressive – депрессивная. – Прим. пер.
Как было сказано выше, Кляйн выдвинула идею проективной идентификации в ходе обсуждения параноидно-шизоидной позиции. Для нее эта идея не являлась особо важной, но о ней было сказано и написано больше, чем о любом другом понятии, предложенном ею. В главе 5, «Клинические проявления проективной идентификации», Элизабет Ботт Спиллиус описывает понятие проективной идентификации Кляйн и то, как оно развивалось и совершенствовалось, особенно Бионом и Джозеф. При этом она говорит о трех вариантах использования идеи проективной идентификации кляйнианскими (и другими) аналитиками, особенно в Британии. В первоначальной трактовке Кляйн акцент делался на том, что проективная идентификация является бессознательной фантазией, влияющей на то, как пациент воспринимает аналитика. Бион, помимо этого, обращает внимание на то, каким образом действия пациента могут иногда заставить аналитика испытывать те чувства, которые пациент часто бессознательно ждет от него. Джозеф, расширяя бионовский подход, исследует, каким образом пациент постоянно, хотя бессознательно, «подталкивает» аналитика к импульсивным действиям, соответствующим внутренней ситуации пациента. Спиллиус делает акцент на том, что в центре внимания этих более поздних разработок находится постоянное, непрекращающееся взаимодействие между пациентом и аналитиком.
Она отмечает также, что видит мало клинической пользы от попыток объявить какую-то из моделей «правильной», более того, от попыток провести различия между проекцией и проективной идентификацией; она считает, что все три модели являются надежным способом понимания клинического материала и что все три могут использоваться одним и тем же аналитиком в разное время, иногда в одной и той же сессии.
Предмет обсуждения Майкла Фельдмана в главе 6, «Расщепление и проективная идентификация», в значительной мере совпадает с таковым в главе 5. (Эти лекции были прочитаны в разные дни.) Фельдман рассматривает кляйнианскую теорию проективной идентификации и раннего расщепления, делая особый акцент на сопровождающем эти процессы расщеплении Эго, а также на расщеплении и проецировании внутренних объектов. Проецируются не только свои плохие части. Я может избавляться от хороших частей, но в случае чрезмерности этого процесса может возникнуть сверхзависимость от внешнего объекта. Чтобы объяснить процесс проективной идентификации, Фельдман дает подробные клинические примеры и описывает фрагменты анализа трех пациентов. В первом показано, как пациент поспешно проецирует в аналитика спутанную и униженную часть себя; в данном случае пациент в ответ на интерпретцию смог вновь обрести эту часть. Второй пациент обнаруживает другую важную и относительно недавно описанную сторону проективной идентификации – провоцирование аналитика на воспроизведение ранних объектных отношений; но не повторение этих отношений, а их интерпретация дает возможность изменить первоначальное состояние. В третьем случае аналитика, как бы он ни поступал, принуждали к действию. Таким образом, Фельдман показывает, как теория проективной идентификации Мелани Кляйн, особенно в модификации Биона, Розенфельда и Джозеф, сегодня широко используется в клинической работе.