Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз)
Шрифт:
— Поторопитесь, девочки. Занимайте лучшие места.
Седдонс окинул группу оценивающим взглядом. Среди девушек были две новенькие, которых он раньше не видел, из них одна — очень красивая брюнетка. Он еще раз посмотрел на нее. Даже спартанская медицинская форма не могла скрыть изумительную фигуру. Седдонс непринужденно прошелся по прозекторской и как бы невзначай встал между приглянувшейся ему девушкой и остальными студентками. Одарив ее широкой улыбкой, он тихо сказал:
— Кажется, я вас раньше не видел.
— Я здесь уже давно, столько же, сколько и другие девушки. — Она посмотрела на Седдонса с искренним любопытством и шутливо добавила: — Кроме того, мне говорили, что врачи
Седдонс сделал вид, что задумался.
— Пожалуй, это действительно так, но иногда мы делаем исключение. — Глаза молодого врача заискрились честным и неподдельным восхищением. — Для выдающихся студенток. Между прочим, меня зовут Майк Седдонс.
— А меня Вивьен Лоубартон, — сказала брюнетка и рассмеялась, но, поймав укоризненный взгляд преподавательницы, сразу умолкла. Вивьен понравился этот молодой рыжий доктор, но разговоры и шутки в прозекторской показались ей неуместными. В конце концов, человек, лежавший на столе, был мертв. Наверху им сказали, что он только что умер; по этой причине студенток освободили от работы и послали смотреть вскрытие. Слово «вскрытие» вернуло Вивьен к тому, что сейчас будет здесь происходить. Интересно, как она отреагирует на это зрелище? Она и сейчас уже испытывает смятение. Она понимала: как медсестре ей придется не раз сталкиваться со смертью, но пока это было внове и предстоящее сильно ее пугало.
В коридоре раздались шаги. Седдонс коснулся руки Вивьен и прошептал:
— Мы с вами потом поговорим.
Дверь прозекторской распахнулась, и студентки почтительно расступились, давая дорогу вошедшему доктору Пирсону. Он сухо поздоровался, не ожидая ответных приветствий, подошел к своему шкафчику, снял белый халат, взял рабочий, сунул руки в рукава и сделал знак Седдонсу. Молодой врач подошел и завязал на спине Пирсона завязки. Затем они двое, как вымуштрованные солдаты, повернулись и пошли к умывальнику. Седдонс высыпал немного моющего порошка на руки патологоанатома, а после того, как тот помылся, помог ему надеть резиновые перчатки. Все это Седдонс и Пирсон проделали в полной тишине. Потом старик сдвинул сигару в угол рта и бросил молодому коллеге:
— Спасибо.
Пирсон подошел к столу, взял у Макнила бланк протокола и принялся читать сделанные в нем записи, полностью погрузившись в чтение. Пока Пирсон не обращал ни малейшего внимания на лежавшее перед ним тело умершего. Наблюдая происходящее, доктор Седдонс вдруг понял, на что похоже это действо: оно напоминало появление дирижера перед оркестром — не хватало только аплодисментов.
Перелистав историю болезни, Пирсон тоже осмотрел тело, сверяя увиденное с записями Седдонса. Положив на письменный стол протокол, он сдвинул сигару в другой угол рта и оглядел группу девушек.
— Я полагаю, что это первое в вашей жизни вскрытие.
Будущие сестры дружно закивали: «Да, сэр», «Да, доктор».
Пирсон удовлетворенно наклонил голову:
— На это я скажу, что меня зовут доктор Пирсон и я являюсь патологоанатомом этой клиники. Эти два джентльмена — доктор Макнил, резидент отделения патологической анатомии, и доктор Седдонс, резидент-хирург третьего года… — Он повернулся к Седдонсу: — Я прав?
Седдонс широко улыбнулся:
— Вы совершенно правы, доктор Пирсон.
Пирсон продолжил:
— Резидент третьего года, который оказал нам любезность и пришел поработать в патологическую анатомию. — Он посмотрел на Седдонса: — Скоро доктор Седдонс станет полноправным хирургом, выпущенным на ничего не подозревающую публику.
Две девушки хихикнули, другие улыбнулись. Доктор Седдонс тоже улыбался, ему нравилась такая манера общения. Пирсон никогда не упускал
— О патологоанатомах часто говорят, что это врачи, которых пациенты видят чрезвычайно редко. Но очень немногие отделения клиники могут похвастать, что они приносят больным такую же пользу, как наше отделение.
Сейчас будет апофеоз, подумал Седдонс и оказался прав.
— Именно патологоанатомы исследуют кровь пациента, его экскременты, прослеживают течение его болезни, определяют, доброкачественная или злокачественная у него опухоль. Патологоанатом дает врачам необходимые советы, а иногда, когда пасует врачебное искусство, — Пирсон сделал паузу и выразительно посмотрел на тело Джорджа Эндрю Дантона, — именно патологоанатом ставит окончательный диагноз.
Пирсон снова выдержал паузу. Старик — выдающийся актер, подумал Седдонс. Как он умеет производить нужный эффект!
Пирсон, как указкой, взмахнул своей сигарой.
— Хочу обратить ваше внимание, — обратился он к студенткам, — на слова, которые вы увидите на стенах многих прозекторских.
Девушки посмотрели в указанном им направлении и увидели табличку с заключенными в золоченую рамку словами «Mortui vivos docent».
Пирсон прочел изречение по-латыни, а затем перевел:
— Мертвые учат живых. — Он снова взглянул на труп: — Именно это сейчас и произойдет. Этот человек, вероятно, — он подчеркнул слово «вероятно», — умер от коронарного тромбоза. Вскрытие покажет, так ли это.
После этого Пирсон глубоко затянулся, и Седдонс, зная, что произойдет дальше, подошел к Пирсону. Он понимал, что в этом театре он всего лишь статист, но ни в коем случае не желал пропустить свой выход. Выпустив изо рта клуб синеватого дыма, Пирсон отдал сигару Седдонсу, а он положил ее в пепельницу на письменном столе.
Пирсон осмотрел разложенные перед ним инструменты и выбрал нож. Примерившись, он сделал быстрый, чистый и глубокий разрез острым как бритва лезвием.
Макнил исподволь наблюдал, как отреагируют на это действие студентки. Он считал, что на вскрытие нельзя пускать слабонервных, ведь даже искушенным людям зачастую неприятно видеть первый разрез. До этого момента лежащее на столе тело сохраняет хотя бы видимое сходство с живым человеком. Но после разреза эта иллюзия становится решительно невозможной. Мужчина, женщина, ребенок исчезают, остаются лишь плоть и кости, напоминающие о жизни, но не живые. Это последняя истина, конец, ожидающий всех и каждого. Так исполняются слова Ветхого Завета: «Прах еси и возвратишься в прах».
Пирсон с демонстрирующей многолетний опыт сноровкой сделал глубокий Y-образный разрез. Тремя движениями ножа он рассек кожу сначала от каждого плеча до середины основания груди, а затем добавил срединный разрез, рассекавший живот от груди до гениталий. Нож двигался, со свистом и шорохом обнажая желтый подкожный жир.
Взглянув на студенток, Макнил заметил, что две из них смертельно побледнели, третья, тяжело дыша, отвернулась, а остальные продолжали стоически смотреть. Резидент внимательно посмотрел на побледневших девушек. Нередко бывало, что практикантки падали в обморок чуть ли не в начале первого для них вскрытия. Но кажется, с этими шестью девушками все будет в порядке. У тех двоих цвет лица стал нормальным, а третья девушка снова повернулась к столу, хотя и прижимая ко рту носовой платок.