Клинки сверкают ярко

Новак Илья

Я подтолкнул гнома, и он повел нас дальше.

— В городской тюряге я бывал пару раз, — сказал Маркелыч. — Это место на нее не похоже. Слышишь гул?

— Ага.

Уже знакомый мне звук, в который вплетался плеск, проникал снизу.

— Эй, папаша. Вот это что шумит?

Старик, не оборачиваясь, сделал волнообразное движение ладонью. Сэмка спросил:

— Но как ты его заставил тебя выпустить?

Мне, пожалуй, нравился Сэмка Маркелыч, но Жаргалай, Голова гномьей разведки, предупреждал насчет разглашения этой тайны, и я ответил:

— Случайно так получилось. Он думал, я без сознания, и открыл

решетку.

— Да? — Если Сэмка и не поверил мне, то не стал прямо говорить об этом. — Он, наверное, тыщу лет здесь служит, а так обшибся…

— Видать, мозги от старости разжижились, — предположил я.

— Може, и так, Джанки.

Коридор закончился открытой дверью, за которой виднелась комнатка с маленькой гномьей кроватью, печуркой и низким столом. В углу на каменном полу лежала груда грязной посуды, рядом — еще одна дверь. Гном остановился.

— Дальше не пойдешь? — спросил я у него.

— Ым-м…

Он проковылял к кровати и лег на нее, явно давая понять, что вставать в ближайшее время не собирается.

Маркелыч быстро шагнул вперед и выудил из груды посуды широкий тесак с ржавым лезвием.

— Не-ка, совсем тупой… — проворчал он, трогая лезвие пальцем.

Я тем временем выглянул за дверь. Лестница, узкие ступени, капли влаги на каменных стенах, отблеск факельного огня и ток холодного воздуха откуда-то сверху…

— Куда мы все же попали? — продолжал недоумевать Маркелыч, выглядывая из-за моего плеча. — Я думал, весь город знаю…

Я шагнул на лестницу и прислушался. Ничего, только факел потрескивал где-то наверху.

— Тоже не понимаю, — сказал я Сэмке. — Тут явно здоровенное здание, а их в Кадиллицах не так уж и много. Но про такое я и не слышал. Это не городская тюряга. И не порт. Да и ни у одного барона такого домины нету.

Я стал медленно подниматься по лестнице, но Маркелыч отстранил меня и пошел впереди. Кажется, он был не особо высокого мнения обо мне как о бойце.

— Слушай, а може, мы и не в городе вовсе? — предположил он вдруг. — Не в Кадиллицах? — Сэмка приостановился и положил ладонь на затылок. — Болит. Видать, здорово жахнуло перед тем, как я отрубился. Скоко времени мы в отключке были, ты знаешь?.. — Он оглянулся, и я покачал головой. — Во, и я не знаю. Вполне могли нас за город куда-то вывезти. Токо кто?

— Да, кто? И зачем нас вывозить? — спросил я. — Кому мы нужны? Оторвали бы головы прямо на месте, и все дела.

— Тут ты прав. Я тож не могу скумекать, чего происходит.

Лестница закончилась круглой площадкой и дверью. Приоткрыв ее, Маркелыч выглянул. Я увидел, как он ссутулился, разглядывая то, что находилось дальше, и медленно стал массировать затылок.

— Что, Сэмка?

— Не-ка… — каким-то потерянным голосом произнес он. — Ты глянь, глянь… — Он отодвинулся, и я сунул голову за дверь.

Мы все еще находились где-то в подвале незнакомого здания. Те камеры, куда бросили нас с Маркелычем, занимали нижний ярус, здесь же располагалось помещение, предназначенное для других целей.

Я осторожно прикрыл дверь и привалился к ней спиной. Сэмка стоял, держась обеими руками за перила лестницы. Его лицо блестело от пота.

— Опять тебе жарко? — спросил я.

— Душно.

— Что ты! Тут, наоборот, сыро.

— И сыро и душно.

— Так не бывает, по-моему.

— Бывает.

Вот сейчас как раз так.

— А-а.

— Ага.

Мы замолчали, глядя друг на друга.

— Слушай, Джанки, — произнес Маркелыч. — Но ведь не можем же мы быть на Архипелаге?

— У полузверей? Нет, столько времени мы в отрубе не валялись.

— А может, нас усыпили чем?

— Вряд ли у гоминидов есть гном-тюремщик… — Я хотел добавить «который слышал секретное слово гномов», но вовремя осекся. — Да и с чего ты вообще взял?..

— А это? — Он кивнул на дверь. — Кто еще, окромя полузверей, может таким заниматься?

— Ну… кто-то из аскетских шаманов, пожалуй.

— Это вряд ли, Джанки. Аскеты убивают легко, это да. Но не пытают, кажись.

— Вот-вот, кажись.

Мы опять замолчали,

— Там, внизу, може, есть какой другой выход? — предположил Сэмка.

— Нет там ничего, ты и сам знаешь. Надо сюда идти.

— Надо, — согласился он и стал крутить головой, разминая шею. — Ох, не хочется…

Я пожал плечами, толкнул дверь и шагнул вперед.

Мы шли медленно, стараясь не глядеть по сторонам. Запах здесь висел тошнотворный, и даже то, что я дышал ртом, не помогало — в горле уже першило. Вдоль стен стояли высокие рамы, факелы горели на железных подставках. По центру зала, к широкой двери на противоположной стороне тянулась ковровая дорожка, примерно посередине на ней стояла странная кровать, железная и с колесиками. В рамах под стенами висели обнаженные тела — вывернутые плечевые суставы, изуродованные крючьями запястья, безносые, безухие, а иногда и безглазые головы, переломанные ноги. Ничто не шевелилось, факелы чуть потрескивали, и гулкая тишина наполняла зал. Мы с Маркелычем шли плечом к плечу, одновременно переставляя ноги по ковру.

— Два человека… — говорил Маркелыч. — Гномов пятеро… э, у них даже бороды вырваны… гоблин… троллиха… еще гоблин… ха, гоминид…

— Где? — Я перевел взгляд туда, куда смотрел он. В особо мощной, широкой раме висел полумедведь с взрезанным брюхом. Язык вывалился на заросший шерстью плоский подбородок.

— Могут гоминиды друг с дружкой такое делать? — пробормотал Маркелыч.

Я откликнулся:

— Могут. Но мы все равно не на Архипелаге, Сэмка. Туда плыть и плыть. Нас захватили и подняли наверх. Может, вывезли из города, но недалеко.

Мы все ближе подходили к железной кровати на высоких ножках с колесиками. Под стеной треснул и зачадил факел, я плечом ощутил, как вздрогнул Маркелыч.

— Худо мне, — пробормотал он. — Сблевать охота.

— Только не начинай прямо здесь. Давай сначала выйдем, потом уж дашь себе волю.

— Легко сказать, да трудно… — Он замолчал, когда мы остановились перед кроватью.

Никаких простыней здесь не было, и второй полумедведь лежал прямо на железе. Его пасть была широко раскрыта, я с удивлением увидел, что на месте клыков в десны вставлены тонкие косточки какого-то мелкого животного. Грудь гоминида была разрезана от шеи до брюха, кожу распирали костяные дуги. Вместо внутренностей — вычищенная брюшина, залитая чем-то похожим на воск. Вся верхняя половина черепа срезана, и вместо мозга в голове лежала большая торфяная жаба. В первый момент мне даже показалось, что она живая.