Клонирование Миранды
Шрифт:
Гром аплодисментов. Делая реверанс, я вижу: весь зал на ногах.
Мисс Линард спешит на сцену и кланяется. Потом она выводит на сцену меня, Рейчел и Питера для отдельного поклона. Я краснею, но чувствую себя на седьмом небе. И тогда я думаю: если бы мне только знать, что когда-нибудь я смогу еще раз так же станцевать. Слезы катятся по лицу, и впервые с того дня, когда все это случилось, я испытываю жалость к себе.
Но я ненавижу это чувство! «Я буду сражаться! — говорю я себе. — Доктор Муллен говорит, что я могу выздороветь. То же самое говорят
Мы выбегаем со сцены, смеемся, болтаем, поздравляем друг друга. Быстро переодеваемся и бежим к родителям, они ждут нас в вестибюле. Там столпотворение. Все стараются перекричать один другого. Дети ищут родителей, которые их поздравляют. Ко мне подходят чьи-то папы и мамы, братья, сестры; все говорят, что я была великолепна. Я и раньше танцевала на разных концертах, и меня всегда хвалили, но сейчас — невероятный успех!
Папа приглашает всю группу поехать есть пиццу, и половина нашего класса, с родителями, соглашается. Мы отправляемся в ресторан «Калифорния Пицца». (Эмма с родителями тоже с нами.) Когда мы туда добираемся, для нас уже накрыты два больших стола в глубине зала.
Все шумят и веселятся. Я чувствую себя счастливой. Все должно быть хорошо, убеждаю я себя. Все будет хорошо.
Глава 6
Мои родители очень гордились мной. Впрочем, так было всегда. Невольно я задавалась вопросом, как бы они себя вели, если бы я провалилась. К счастью, отвечать на этот вопрос мне не пришлось. Когда мы приехали домой, я поблагодарила папу за то, что он устроил всем праздник, а потом мы с Эммой пошли в мою комнату.
Эмма не завидует моим балетным успехам, потому что у нее есть собственный талант — прекрасный голос. Она берет уроки вокала и мечтает стать оперной звездой. Сама она — хрупкая, с короткими каштановыми волосами и большими карими глазами — мало похожа на оперную певицу. Но голос у нее потрясающий.
— Ты была великолепна! — сказала мне Эмма, надевая пижаму.
— Тебе надо научиться танцевать, — ответила я (она уже не раз от меня это слышала). — Если ты будешь танцевать, да с твоим голосом — Бродвей окажется у твоих ног.
— Я начну учиться танцу, если ты согласишься брать уроки актерского мастерства. Я ведь знаю, ты мечтаешь об этом.
— И ты знаешь, как к этому относятся мои родители. В Калифорнии буквально все учатся актерскому мастерству. Папа с мамой говорят, что все учителя актеров годятся лишь для подготовки официанток, а они хотят для меня чего-то большего.
— Ты всегда обязана поступать так, как они тебе велят?
— Ну а как я, по-твоему, буду добираться на занятия, если мама не сможет меня отвозить?
— Тебе всего лишь придется дойти до ближайшей автобусной остановки.
— А чем я буду платить за уроки?
— Найдешь себе работу.
— Они ни за что не позволят мне работать. Сейчас, по их мнению, на первом месте для меня школа.
— Ты безнадежна! — воскликнула Эмма, бросая в меня подушку.
— Знаю, — вздохнула я, прижимая подушку к груди. — Ничего не могу с этим поделать... Слушай, — сказала я после минутного молчания, — тут у меня происходит что-то странное.
И я рассказала ей про фотографию и про разговор мамы с Лорной, который я услышала.
— Действительно странно, — согласилась Эмма. — Ты не устала?
— Ничуть.
— Отлично, тогда пойдем посмотрим твои альбомы с фотографиями. Те, которые от тебя не прячут. Может, найдем какие-нибудь другие снимки, которые не предназначены для тебя. А может, ты хочешь залезть в мамин запертый ящик?
— Нет, — скривилась я. — Да и зачем? Что она может прятать?
— Ну ты же знаешь родителей, — усмехнулась Эмма. — Они иногда придают значение совершеннейшей ерунде и пытаются «защитить» нас. Возможно, там и нет ничего такого.
— Наверно, ты права, — согласилась я.
— Пойдем. Спать все равно пока не хочется. Так хоть развлечемся.
Мама с папой беседовали на кухне. Мы взяли себе баночки с соком и запаслись попкорном.
— Смотрите кино? — спросил папа.
— Да, — ни минуты не колеблясь, ответила Эмма. Мы обе захихикали.
— Надеюсь, это кино не из тех, которые вам не следует смотреть? — спросила мама, бросая на нас подозрительный взгляд.
— Это мультяшка про Гуфи, — улыбнулась Эмма. — Мы пытаемся решить раз и навсегда, кто такой Гуфи.
— По-моему, это просто, — ответил папа. — Гуфи — это пес.
— Не уверена, мистер Мартин, — покачала головой Эмма. — Эта проблема требует научного исследования. Вдруг в лаборатории, где его создавали, произошла ошибка.
Папа улыбнулся, но мама резко встала и быстро вышла из кухни.
— Я сказала что-нибудь не то? — спросила Эмма.
— Нет-нет, — заверил ее папа. — Просто в последние дни у Линды сдали нервы, и она легко расстраивается.
— Спасибо, что напомнил, — сказала я, неожиданно расстроившись. — А то сегодня вечером я почти забыла о своих неприятностях.
Я опустилась на стул, чувствуя, как ощущение беды вновь навалилось на меня. Папа удивленно поднял брови. До сих пор я никогда не позволяла себе огрызаться на него.
Эмма взяла банку с соком и попкорн.
— Пойдем, Миранда.
Мы пришли в гостиную и закрыли за собой дверь.
— Ну и научилась же ты врать! — заметила я.
— Упражняться, упражняться и еще раз упражняться, — улыбнулась она.
На самом деле я знаю, Эмма не лгунья, не обманщица. Она врет лишь, разве что когда имеет дело с родителями, а это, по ее мнению, особый случай. «Я это делаю, только когда они становятся совсем уж невменяемы, — часто убеждает она меня. — Например, если они спрашивают, какой фильм я собираюсь смотреть. Они, наверно, думают, что я до сих пор должна обходиться диснеевскими мультиками!» Но при этом Эмма никогда не будет жульничать на экзамене и не соврет подруге. Иначе я бы просто не смогла с ней дружить.