Клуб адского огня
Шрифт:
Позвонит ли редактор хоть когда-нибудь? Роб проверил свой мобильный телефон. С экрана на него смотрел портрет маленькой дочери. Роб почувствовал угрызения совести. Он не видел ее с… с января или февраля? С тех пор, как в последний раз был в Лондоне. Но что он мог поделать? Бывшая жена продолжала менять свои планы, как будто стремилась полностью отрезать Робу доступ к дочери. Острое желание видеть Лиззи было сравнимо с голодом, с жаждой. Роба не оставляло ощущение того, что в его жизни чего-то — кого-то — катастрофически не хватает.
Латрелл вернул бармену пустую кружку.
— До завтра, Сэм. Смотри, не съешь все кебабы.
Самсон расхохотался. Роб выложил на стойку шекели и направился к морю. Как и полагалось в обычный будний день — в четверг, — движение на многорядном шоссе было очень напряженным, но он пересек дорожное полотно бегом, надеясь, что никто из безалаберных израильских водителей, как будто задавшихся целью скинуть друг друга в океан, не собьет случайного пешехода.
Тель-авивский пляж прекрасно подходил для размышлений. За спиной возвышались небоскребы, а с моря дул теплый ласковый ветерок, и бились о берег волны. Роб подумал о жене и дочери. О бывшей жене и пятилетней малышке.
Он хотел вылететь в Лондон, как только газета отозвала его из Багдада, но Салли неожиданно завела нового дружка и заявила Робу, что «места» для него нет. Ну, он и решил остаться в Тель-Авиве. Находиться в Англии и не иметь возможности видеть Лиззи совершенно не хотелось. Это было бы слишком мучительно.
Но кто на самом деле во всем этом виноват? Роб спрашивал себя, какова его доля вины в случившемся. Да, у жены бывали романы… но ведь он почти все время отсутствовал. Что же, такая у него работа! Он зарубежный корреспондент; он в Лондоне десять лет этого добивался. Журналистика приносила ему деньги на жизнь. И в свои тридцать пять он немало помотался по Ближнему Востоку — и сюжетов накопил гораздо больше, чем сумел использовать.
Роб подумал, не вернуться ли в «Бик-Бик», не выпить ли еще пива. Он посмотрел налево. Отель «Дан панорама» отчетливо вырисовывался на фоне синего неба — бетонная громада с вульгарным остекленным атриумом. За гостиницей располагалась стоянка, несколько акров отведенного под автомобили пустого пространства диковато смотрелись в центре густонаселенного города. Он вспомнил историю возникновения этой стоянки: когда в 1948 году началась первая арабо-израильская война, здесь, между еврейским Тель-Авивом и арабской Яффой, проходил передний край уличных боев. Одержав победу, Израиль снес остатки располагавшихся на этом месте трущоб, превратив его в просторную автостоянку.
Он принял решение. Если уж никак нельзя видеться с Лиззи, он может, по крайней мере, зарабатывать деньги, чтобы она была сыта и ни в чем не нуждалась. Пока же он решил вернуться в свою квартирку в Яффе и кое-чем заняться. Прояснить для себя некоторые аспекты ливанской истории. Или отыскать мальчишек из ХАМАСа,
Роб направился туда, где берег плавно поворачивал, открывая вид на древние строения порта старой Яффы. В мозгу бурлили идеи.
Зазвонил мобильник. Роб с надеждой взглянул на экран. Номер оказался британским, но звонила не Салли, не Лиззи и не кто-либо из его друзей.
Звонил его лондонский редактор.
Латрелл почувствовал прилив адреналина. Вот оно! Именно это он больше всего любил в своей работе: неожиданные звонки редактора. Отправляйся в Багдад, отправляйся в Каир, отправляйся в Газу, отправляйся рисковать жизнью. Роб обожал такие мгновения. Вечную неизвестность грядущих дел. Тревожное ощущение сценической импровизации: как будто он существует в «живой» телевизионной передаче. Неудивительно, что он не смог сохранить семью. Он нажал на кнопку телефона.
— Робби!
— Стив?
— Здорово!
Ярко выраженный акцент кокни, звучавший в речи редактора, как всегда покоробил Роба. В нем еще были живы представления среднего американца, согласно которым редактор «Таймс» должен вещать на безупречном оксфордском английском. Но редактор иностранного отдела говорил точь-в-точь как докер из Тильбюри — а ругался еще похлеще. Иногда Роб подозревал, что Стив специально так делает, чтобы выделяться среди своих оксфордских и кембриджских сотоварищей. В журналистике дух соперничества очень силен.
— Робби, дружище, чем ты сейчас занят?
— Стою на пляже, разговариваю с тобой.
— Мать твою!.. Мне бы такую работенку!
— Она была у тебя. Но ты пошел на повышение.
— Ну, как же, как же. — Стив рассмеялся. — Так я ж не о том. Дальше-то что будешь делать? В смысле, задание у тебя есть?
— Нет.
— Верно, верно. Оклемался уже после приключений с бомбежкой?
— Я в полном порядке.
— Да уж, Багдад… Та еще была заваруха.
О бомбежках Робу совершенно не хотелось вспоминать.
— Так что у тебя? Куда?
— В Курдистан.
— Что?!
Его охватило возбуждение. Стало даже чуть страшновато. Иракский Курдистан. Мосул! Там он никогда еще не бывал, и можно не сомневаться — сюжетов хватит выше крыши. Иракский Курдистан!
Но потом Стив сказал:
— Эй, не разгоняйся слишком…
Возбуждение Роба пошло на убыль. Что-то такое послышалось ему в голосе Стива… Похоже, дело не касалось войны.
— Стив?..
— Роб, дружище, что ты знаешь об археологии?
Роб перевел взгляд на море. Над волнами парил дельтаплан.
— Об археологии? Ничего. А что?
— Там, понимаешь… раскопки… на юго-востоке Турции. В Турецком Курдистане.
— Раскопки?
— Угу. Чертовски интересно. Немецкие археологи нашли…
— Пещерная живопись? Старые кости? Мать твою!..
Роб даже не пытался скрыть разочарования.
Стив хохотнул.
— Успокойся. Перестань!