Клуб червонных валетов
Шрифт:
— Вы отлично сделали, мой друг, что прислали ее ко мне. Ваша дочь теперь у меня, и моя жена даст ей работу, а покуда, мой друг Гарен, позвольте мне услужить вам и дать взаймы немного денег.
Слепой закрылся руками.
— Ах, — прошептал он, — я не смею и не могу отказаться, когда моя бедная дочь…
И при этом он смиренно протянул руку.
Леон положил в нее две золотые монеты и сказал:
— Прощайте покуда. Завтра я буду у вас, а теперь пришлю к вам вашу дочь.
Роллан спустился вниз и подошел к привратнице-старухе в чепце вроде турецкой чалмы.
— Подите к Гарену, — сказал он, подавая ей шесть франков, — затопите у него камин, купите говядины и сварите ему супу. Вообще, позаботьтесь о нем. Я еще зайду сюда.
Привратница, ввиду подобной щедрости, отвесила ему поклон до самой земли и поспешила исполнить его приказание.
Леон Роллан направился домой, и в то время, когда он шел по площади, его догнала Вишня, возвращаясь от графа де Кергаца.
Вишня в эти четыре года превратилась в прелестную молодую особу, на которую любовались все жители предместья и не называли ее иначе как «прелестная, очаровательная госпожа Роллан».
— Милочка, — сказал ей Леон, — пойдем поскорее, тебя уже давно ждут дома. т — Кто?
— Одна бедная девушка.
И Леон рассказал своей жене, что произошло в ее отсутствие.
Евгения Гарен сидела в столовой и ожидала их. Вишня взглянула на нее и невольно вздрогнула.
— Вот и оба попались! — подумала Евгения. — Через неделю этот человек будет страстно и безумно влюблен в меня, а эта особа станет также сильно ревновать.
Через час после этого мнимая дочь Филиппа Гарена поднялась по грязной лестнице дома № 23 и вошла в каморку слепого.
Привратница точно исполнила приказания Леона Роллана: она затопила камин и сварила суп, который старик и доедал, когда к нему вошла его мнимая дочь.
— Ну, господин слепой, — сказала она, — хорошо ли вы сыграли вашу роль?
— Отлично. И если бы вы были тут, моя добрая барыня, то вы бы похлопали мне. Я так хорошо плакал, что дурак совершенно растаял.
Слепой расхохотался.
— Он дал мне целых сорок франков, — продолжал он рассказывать, — и прислал нашу привратницу, вдову Фипар, затопить у меня камин и сварить мне супу.
— Вижу, вижу, — заметила, улыбаясь, молодая женщина, — что у вас отличный аппетит.
— Гм… Аппетит-то хорош, но жажда еще сильнее, и если бы соблаговолили, милая барыня, приказать потешить меня винцом.
— Погоди, старый пьяница, — ответила, смеясь, молодая женщина, — ты тогда разболтаешься и можешь наделать кучу глупостей.
— Следовательно, я должен утолять свою жажду одной водой.
— Пока я не дозволю тебе пить вино. В тот день, когда тебе будет дано это разрешение, ты можешь спать хоть в самом кабаке.
— А смею спросить: скоро это будет?
— Не знаю еще. Ну, я не могу долго сидеть в вашей конуре, слушайте хорошенько: мы условились, что вы будете получать от меня ежемесячно по десять луи. Если вы только будете честно и добропорядочно выполнять роль слепого.
— Совершенно верно, моя добрая, но даю вам честное слово Гарена, что я отлично исполняю роль слепого, несчастного отца.
— А если вы дотянете свою роль до конца, то вам заплатят еще тысячу экю. Конечно, по окончании всей этой комедии.
Мнимый слепой радостно вскрикнул.
— Прощайте. Я зайду сюда завтра утром. Роллан не может прийти завтра ни утром, ни вечером, я это знаю. Но если бы он пришел вечером, то вы, вероятно, сумеете сказать ему, что я пошла по делу.
Сказав это, мнимая Гарен встала и, спустившись по лестнице, зашла к привратнице, которая была не кто иная, как вдова Фипар, приемная мать негодяя Рокамболя — щеголеватого виконта де Камбольха.
Так как вдова Фипар была посвящена в тайны мнимой дочери отца Гарена, то Тюркуаза вошла к ней, не стесняясь, и сказала:
— Я бросила вам наверху узел. Вы отнесете его в комнату, нанятую вами для меня в улице Лапп, и найдете швею, которая бы как можно скорее сшила все, что там завернуто. Понимаете?
— Конечно, моя красавица.
— До свидания.
Тюркуаза вышла от нее и, наняв фиакр, приказала ехать в улицу Монсей.
Через несколько минут после этого она уже была дома, то есть в отеле, куда поместил ее сэр Вильямс, сделавший из нее орудие своих преступных планов.
Войдя к себе, она поторопилась сбросить с себя свой костюм, приняла ванну и оделась в великолепный костюм.
— Что он? — спросила она у служанки.
— Ничего, доктор был и перевязал его. Он все спрашивал, скоро ли вы вернетесь.
Тюркуаза расхохоталась.
— Ну, бедный голубок, попался, — заметила она, — и я убеждена, что через три месяца от полезет в скважину замка по первому знаку моего мизинца.
Сказав это, молодая женщина прошла в комнату, где ожидал ее раненый Фернан.
— Наконец-то, — прошептал он при виде ее.
— Неужели вы е таким нетерпением желали меня видеть, — спросила вкрадчиво молодая женщина, бросая на Фернана такой взгляд, который невольно заставил его покраснеть.
— Извините меня, — прошептал он.
Она улыбнулась еще раз и небрежно бросилась в большое кресло, стоявшее около кровати больного.
С этой минуты Фернан Роше стал жить как во сне. А она, его очаровательница, по-прежнему продолжала окружать себя глубокой тайной.
Через несколько дней после этого он мог уже вставать, и Фернан был очень обрадован, когда прелестная незнакомка сказала ему:
— Сегодня великолепный день, солнце так и греет, и в воздухе очень тепло. Если вы будете благоразумны, то я позволю вам пройти раза три по саду… конечно, опираясь на мою руку.