Клуб Дюма, или Тень Ришелье
Шрифт:
Прежде чём вернуться к книге, он отпил большой глоток джина. Текст занимал сто пятьдесят семь страниц и состоял из сокращенных латинских слов, последняя страница осталась чистой. Плюс девять знаменитых гравюр, вдохновленных, по преданию, рисунками самого Люцифера. Каждая ксилография была помечена латинской, еврейской и греческой цифрами, присутствовали там и латинские надписи, но, как и остальной текст, были они загадочным образом сокращены. Разглядывая гравюры, Корсо заказал еще одну порцию джина. Они напоминали карты Таро или старые средневековые гравюры: король, нищий, отшельник, повешенный, смерть, палач. На последней картинке была изображена красивая женщина, оседлавшая дракона. Слишком красивая для церковной морали той эпохи, отметил он.
Потом Корсо отыскал ту же гравюру на фотокопии из «Универсальной
Торкья (Аристид). «De Umbrarum Regni Novem Portis». Venetiae, apud Aristidem Torchiam.
MDCLXVI. In folio. 160 стр., включая обложку. 9 гравюр на дереве. Исключительная редкость. Известны только 3 экз. Библиотека Фаргаша, Синтра, Португ. (см. иллюстрацию). Библиотека Коя, Мадрид, Исп. (отсутствует гравюра 9), Библиотека Мореля [50] , Париж, Франц.
50
Федерик Морель (Старший; 1523-1583) – французский гуманист, печатник, родоначальник династии издателей.
Отсутствует гравюра номер 9. Это неверно, решил Корею. Ксилография номер 9 в экземпляре, который он теперь держал в руках, была на месте, цела и невредима, – раньше книга хранилась в библиотеке Коя, затем у Терраля-Коя, а нынче она стала собственностью Варо Борхи. Видимо, в описание прокралась ошибка – либо по вине типографии, либо по вине самого Матеу. В 1929 году, когда вышла «Универсальная библиография», печатная техника, как и средства распространения, еще не была достаточно развита. Большинство эрудитов описывали книги с чужих слов. Возможно, неполным был один из тех двух экземпляров. Корсо сделал пометку на полях. Это следовало проверить.
Часы пробили три, и стая голубей взмыла вверх с башни и с крыш соседних домов. Корсо словно очнулся после сна, но приходил в себя медленно. Похлопал по карманам, вытащил купюру, положил на стол и встал. Джин дал ему приятное ощущение отстраненности от всего внешнего, звуки и образы реальной жизни доходили до него словно сквозь вату. Он сунул книгу и досье в холщовую сумку, повесил ее на плечо и несколько мгновений стоял, созерцая гневного Вседержителя в портике. Корсо имел в запасе достаточно времени и, решив прогуляться, пошел на вокзал пешком.
Дойдя до собора, он двинулся к крытой галерее, чтобы сократить путь. Поравнялся с сувенирным киоском для туристов, который уже не работал, остановился посмотреть на реставрационные леса, закрывавшие настенную живопись. Вокруг было пусто, и его шаги гулко отдавались под сводами. В какое-то мгновение ему почудился шум за спиной. Видно, священник спешил в исповедальню.
Через железные ворота Корсо вышел на темную и слишком узкую для машин улицу – стены домов здесь были ободраны автомобилями. И в этот миг он услыхал шум мотора, слева, за тем поворотом, который он только что миновал. Впереди висел дорожный знак – треугольник, предупреждающий о том, что улица сужается, и когда Корсо достиг этого знака, сзади буквально взревел мотор. Рев приближался – слишком быстро, мелькнуло у Корсо, и он хотел оглянуться, но сделать этого не успел, потому что понял: черная громада несется прямо на него. Рефлексы его были слегка заторможены джином, но внимание по чистой случайности еще было приковано к дорожному знаку. Инстинкт толкнул его именно туда – в узкий зазор между металлическим столбом и стеной. Он втиснул тело в это импровизированное убежище, так что пролетавший мимо автомобиль задел только руку. Удар оказался сильным – Корсо даже рухнул на колени, прямо на мостовую. А машина, взвизгнув шинами, скрылась в конце улицы.
Потирая ушиб, Корсо поплелся на станцию. Но теперь он время от времени оглядывался назад, и сумка с «Девятью вратами» жгла ему плечо. У него было секунды три, не больше, чтобы разглядеть водителя, но и этого оказалось довольно: за рулем автомобиля, который только чудом не сбил его, сидел черноволосый тип с усами и шрамом. Из бара Макаровой. Тот самый, что позднее в шоферской форме стоял перед домом Лианы Тайллефер и читал газету. Но теперь он управлял не «ягуаром», а «мерседесом».
IV. Человек со шрамом
Откуда он явился, не знаю. Но куда направляется, могу вам сказать: в преисподнюю.
Корсо добрался до дома уже в сумерки. Ушибленную руку он держал в кармане плаща, и она отчаянно болела. Он сразу направился в ванную, поднял с пола мятую пижаму и полотенце, потом сунул руку под струю холодной воды и держал минут пять. Затем переместился на кухню, открыл пару консервных банок и, не садясь, поужинал.
День выдался странный и опасный. Корсо размышлял над этим, вспоминая всю цепочку необычных происшествий, но чувствовал не столько тревогу, сколько любопытство. С некоторых пор его реакция на неожиданности сводилась к бесстрастному фатализму – он просто ждал, какой следующий шаг сделает судьба. Благодаря такой отстраненности ему неизменно удавалось избежать роли главного героя. До нынешнего утра, до того, что произошло на толедской улочке, он всегда был всего лишь исполнителем. И не более. Жертвами становились другие. Всякий раз, когда ему приходилось лгать или заключать с кем-то сделку, он вел себя отчужденно – никаких моральных обязательств ни перед людьми, ни перед вещами у него не возникало, они были лишь сырьем, рабочим материалом. Эмоции исключались. У Лукаса Корсо была своя позиция: его услуги покупали – он выполнял задание и получал вознаграждение, ничего не принимая близко к сердцу. И пожалуй, такая позиция оказалась лучшим способом самозащиты. Точно так же, когда он снимал очки, люди и далекие предметы делались расплывчатыми и мутными: они лишались привычной четкости очертаний и потому вроде бы переставали существовать, с ними можно было и не считаться. Но боль в руке существовала, как и чувство угрозы, которая нависла над его собственной, а не чьей-то чужой жизнью, – чувство для него новое. Иными словами, ситуация коренным образом переменилась. Лукас Корсо, столько раз выполнявший функции палача, не привык ощущать себя жертвой. Он растерялся.
Болела не только рука, но и тело – от мышечного напряжения. К тому же у него пересохло во рту. Он открыл бутылку «Болса» и отыскал в сумке пачку аспирина. Он всегда носил все самое необходимое с собой: карандаши и ручки, наполовину исписанные блокноты, многофункциональный швейцарский нож, паспорт и деньги, пухлую телефонную книжку, свои и чужие книги. Поэтому он в любой момент мог исчезнуть, не оставив следа, как улитка со своим домиком. Сумка помогала ему устраивать себе импровизированное жилье в любом месте, куда его забрасывала судьба или засылали клиенты: в аэропортах, на вокзалах, в пыльной книжной лавке какого-нибудь европейского города, в гостиничных номерах, слившихся в его воспоминаниях в одну-единственную комнату с размытыми приметами, где он, если внезапно просыпался в темноте, не мог сообразить, куда попал, судорожно нащупывал выключатель или искал телефон. Такие вот белые пятна обкрадывали его жизнь и его сознание. В те первые тридцать секунд, когда тело уже проснулось, а рассудок или память еще нет, он пребывал в растерянности и не был уверен даже в собственной реальности.
Корсо сел за компьютер, положив на стол с левой стороны свои блокноты и необходимые справочники, а справа – «Девять врат» и досье Варо Борхи. Потом, держа в руке сигарету, откинулся на спинку стула. Сигарета за пять минут истлела, а он так и не поднес ее ко рту. Все это время он ничего не делал – только медленными глотками допивал джин и глядел то на пустой экран, то на пентаграмму, украшающую переплет книги. Вдруг он словно очнулся. Ткнул окурок в пепельницу, нацепил на нос очки и принялся за работу. Сведения в досье Варо Борхи совпадали с тем, что было написано в «Энциклопедии книгопечатников и редких и любопытных книг» Крозе [51] :
51
Жозеф Крозе (1808-1841) – французский издатель, книготорговец и библиофил.