Клуб «Эсперо». Ангел пустыни. По обе стороны Днестра
Шрифт:
— Друзья, братья, бежавшие от красного ига! Мы рады приветствовать вас на родной земле. Здесь вы найдете то, за чем пришли. Родина не оставит в беде своих детей, которые в тяжелую для них годину ищут спасения и защиты. Вас ожидает новая счастливая жизнь в свободной Румынии. Вы получите землю, и те, кто будет хорошо трудиться, будет иметь всего вдоволь. Никто не запретит вам ходить в церковь и молиться господу богу.
Офицер сделал паузу и бросил быстрый взгляд на человека в черном пальто, как бы ожидая его одобрения. Тот кивнул, и офицер продолжал:
— Мы переводим вас в другое помещение, там вам будет лучше. Прошу соблюдать порядок при передвижении по улице.
Ворота распахнулись, пропуская толпу людей, окруженную полицейскими. Стоящие по обе стороны улицы горожане образовали живой коридор, сквозь который медленно, вразнобой, брела вереница мужчин, женщин и детей; некоторые женщины несли на руках малышей. Шли молча, опустив головы, лишь изредка бросая короткие взгляды по сторонам. Прохожие тоже молча разглядывали вереницу людей. В глазах читалось и любопытство, и жалость, и сочувствие. Стояла гнетущая тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног о мостовую. Вдруг в тишине раздался отчетливый громкий голос: «Что вы сделали, безумцы? Куда и зачем пришли? Вы еще пожалеете!» Вслед за ним раздался другой: «Они убежали, потому что лодыри! Ничего, здесь их научат работать!»
Двое жандармов стремглав бросились туда, откуда раздались выкрики, угрожающе размахивая на ходу дубинками. Несколько молодых людей из колонны замедлили шаги, ожидая, чем это кончится. К ним тотчас подбежал один из жандармов и процедил сквозь зубы: «Чего уставились, не задерживайтесь».
Людская вереница, следуя за жандармами, остановилась перед двухэтажным зданием с облупившейся штукатуркой, обнесенным деревянным крашеным забором. Над калиткой была растянута тряпица с намалеванными вкривь и вкось словами: «Добро пожаловать, заднестровские братья!» Видимо, писавший очень торопился. Пониже, на одном из столбиков калитки, висела табличка: «Ремесленное училище».
Жандармы, подгоняя людей нетерпеливыми окриками, разделили женщин и мужчин и развели по комнатам. Думитру Затыка и Николай Потынга вместе с другими односельчанами оказались в комнате, стены которой были увешаны различными схемами и таблицами. Возле пыльного, плохо пропускающего дневной свет окна пугающе чернела грифельная доска, исчерканная мелом. Пол усеян обрывками бумаги, стружками и другим мусором. Вместо ученических столов стояли двухэтажные деревянные нары.
В комнате было холодно, и люди кутались в ветхие одеяла, которыми были застланы нары. Вполголоса гадали, что их ждет. Разговоры смолкли с появлением жандарма. Что-то недовольно пробормотав, он повел их в столовую. Когда все собрались, пришли несколько офицеров и людей в штатском.
— Дорогие заднестровские братья и сестры! — раздался громкий, хорошо поставленный голос одного из штатских. — Мы рады приветствовать вырвавшихся из большевистского рабства на родной румынской земле. Здесь, в этом доме, вы получите временный приют и еду. Позже каждый, кто желает, сможет построить собственный дом, получит землю.
— Уважаемый господин, — раздался робкий голос. — А сколько мы здесь будем жить?
Оратор немного смешался.
— Это зависит не только от нас...
Сдержанный гул голосов был ответом на его слова. Все заговорили разом. Человек в штатском предостерегающе поднял руку, призывая к тишине,и сказал, что сейчас их накормят обедом. Началась небольшая давка, женщины с детьми стали оттирать остальных. Возникла перебранка. Обед состоял из миски жидкого супа и куска мамалыги. Изголодавшиеся на тюремном пайке люди торопливо поглощали еду и расходились по своим комнатам.
Думитру и Николай вслушивались в обрывки разговоров, которые доносились до них из разных концов комнаты. Люди были явно обескуражены расплывчатыми обещаниями, да и скудный обед отнюдь не способствовал хорошему настроению. Только один, небольшого роста, с бегающими острыми глазками, сохранял приподнятое настроение. Он сновал между нарами, улыбался, отпускал соленые шуточки, подбадривая приунывших людей. Думитру и Николай узнали в нем того самого, что на тюремном дворе кинулся избивать коммунистов.
— Кто такой, не знаешь ли часом? — спросил Думитру Симиона. Они оказались соседями по нарам.
— Как не знать? — ухмыльнулся Симион. — Мар-челом его зовут. Вместе Днестр переходили. Через него все и получилось...
Думитру показалось, что его собеседник вздохнул.
— Кто же он все-таки, этот Марчел? — не отставал Думитру. — Откуда он взялся? Не наш, не протягайловский же?
— Откуда, откуда... — передразнил его Симион. — Вот пристал. А черт его знает, откуда он взялся. Говорит, что сам из Молдавии, только где-то в России жил. — Симион замолчал, раздумывая, продолжать или нет свой рассказ. — Все одно, секрета уже нету, вы ведь с Николаем тоже от большевиков сбежали.
Чувствовалось, что Симиону очень хотелось выговориться.
— Чего только не сулили они с Григорием Мугу-релом. Рай земной, а что получилось? — тоскливо закончил свой рассказ Симион. — Сначала в тюрьму посадили, словно мы шпионы какие, потом сюда запихали. Тоже не лучше тюрьмы, и кормят, как в тюрьме. Дурак, послушался. Кабы трезвый был, никогда бы на эту сторону не пошел. Все вино проклятое... У них вина было — хоть залейся.
— У кого — у них? — поинтересовался Думитру.
— А тебе какое дело? — почему-то разозлился Симион.
— Загадками говоришь, Симион, — равнодушным голосом ответил Думитру. — Я, понимаешь, загадок не люблю. Никто тебя за язык не тянет. Не хочешь, не надо. Подумаешь, секрет какой.
— Да какой там секрет! — чуть ли не в голос вскричал Симион. — Нету никакого секрета, понял? Нету! В доме у Василия Мугурела пили. Брат его, тот, который еще давно за Днестр ушел, объявился... ну и Марчел этот проклятый неизвестно откуда. Он же... — Симион осекся и быстро взглянул на Думитру. Тому показалось, что Симион чего-то недоговаривает. — А вас-то чего сюда занесло?
— Хотим жить хорошо на собственной земле. Говорят, землю дают, дом... Ты же сам слышал.
— Мало ли чего сказать можно, — недоверчиво протянул Симион. — Пока что хорошего мало. Если так и дальше пойдет, назад подамся, в Протягайловку. Там хоть какой, но все же родной дом. Пусть накажут. Не пропаду. А после в колхозе можно жить, если, конечно, не лодырничать, вот что я вам скажу, — тихо, озираясь по сторонам, закончил он.
Не дождавшись ответа, Симион улегся на нары и задремал.