Клуб гурманов
Шрифт:
Мое сердце замерло.
— О чем ты?
— В ту ночь, когда вы так напились. Вы с Симоном целовались у сарая. Я проснулась от шума. Выглянула в окно, а там вы…
Она не сводила с меня глаз.
— Я не знаю, что на меня нашло в ту ночь. Мы не понимали, что делаем, все были пьяные. Это было всего один раз. Потом мы поговорили и решили, что больше это не повторится, и никто не должен знать. После этого разговора я и нашла письма у него в портфеле. Только пообещай мне, что это останется между нами!
— Зачем ты спрашиваешь, конечно, само собой.
По ее лицу пробежала настороженность.
—
— Я знаю.
Я вся сжалась от стыда.
— Он перетрахал больше женщин, чем волос у меня на голове, так всегда говорил Эверт.
Бабетт нарочно старалась сказать это как можно жестче, чтобы ударить меня побольнее. И у нее получилось. Меня словно оглушили.
— А Патриция знает? — спросила я тихо.
— Патриция не хочет об этом знать. Зачем ей это надо? Попробуй она возмутиться и может помахать ручкой своему джипу.
— Симон сказал мне, что никогда ее не бросит.
Бабетт цинично ухмыльнулась.
— Как бы то ни было, ты спишь с мужчиной, которого подозреваешь в том, что он выкинул из окна Ханнеке.
— В любом случае, он что-то скрывает. И я хочу выяснить, что.
— И поэтому ты с ним спишь?
— Это было только один раз.
— Ничего не понимаю. Я только советую тебе прекратить. Я знаю, к какому кошмару это может привести. Поверь мне, если с этим столкнешься… Ни один самый лучший секс того не стоит.
— Ты имеешь в виду Эверта и Ханнеке?
Она кивнула.
— А ты? Ты изменяла Эверту?
— Я не могу представить себе, чтобы дотронуться до чужого тела. И не понимаю, как ты это можешь. Я бы пошла на такое только, если бы очень сильно любила. А это может быть лишь с одним мужчиной одновременно.
Михел уже спал, когда я забралась в постель, на ощупь натянув фланелевую пижаму. Он застонал, прижался ко мне, забросил на меня ногу и положил руку мне на живот. В последние дни он так старался что-то сделать для нашего брака. Тем, кто потерпел поражение на всех фронтах, была я. Я хотела другого мужчину, я забросила его и детей, не верила в него и, вместо того чтобы честно в этом признаться, я швыряла ему одно обвинение за другим, обвиняла во всех наших проблемах, в глубине души даже в том, что я захотела Симона. Михел не должен был об этом узнать. Никогда. Его бы это убило. Я сама это начала и теперь одна должна была нести это давящее чувство вины.
— Что там у вас случилось? — пробурчал он сиплым голосом, положив одну руку мне на грудь.
— Ничего. Мы говорили об Эверте. Ей так его не хватает.
— М-м-м… Ей, наверное, тяжело видеть нас такими счастливыми…
Он неловко начал ласкать мой сосок, очень осторожно, как будто боялся быть отвергнутым, как будто просил о любви, а у меня в голове опять возник Симон. Мы занимались любовью в темноте, не целуясь, и когда Михел кончил в меня, я сказала, что люблю его. Он остался сверху на мне несколько минут, тяжело дыша и всхлипывая. Мне даже показалось, что он плачет. Меня прошиб пот. Я нежно погладила его вспотевшую спину и спросила, все ли в порядке.
— Да! — засмеялся он.
Он посмотрел на меня так трогательно, что я готова
— Ты потрясающая женщина, ты знаешь об этом? Ты создана для любви. Хорошо, что больше никто не знает, как ты хороша в постели…
Он завалился рядом со мной и вздохнул от наслаждения. Я положила голову ему на грудь и прижалась к нему.
— Только с тобой… — прошептала я.
Михел укрыл нас одеялом и стал тихонько меня баюкать.
— А теперь спать. Рядышком. Ты должна быть рядом всю ночь.
— Конечно, — хрипло пообещала я, а внутри все кричало о том, чтобы уйти. Я почувствовала, как его тело стало расслабленным, слушала его тяжелое дыхание, как оно перешло в тихий храп. Я знала, что снова не смогу сомкнуть глаз.
Светящиеся красные цифры на будильнике показывали половину четвертого утра. Мои мысли все еще носились с бешеной скоростью. Все члены клуба гурманов уже были рассмотрены в качестве подозреваемых. Даже мой собственный муж, хотя для него я не смогла найти ни одного мотива и точно знала, что он никому не может причинить боль. В голове все время зудел один вопрос. Почему Анжела вдруг так резко отказалась приютить у себя Бабетт, хотя они уже об этом договорились? Мне все сильней казалось, что ответ на этот вопрос связан со всем случившимся. И была еще одна тайна, еще одна, которой Анжела не захотела поделиться со мной, и Бабетт тоже, хотя она изо всех сил старалась выглядеть открытой и честной. Был только один способ узнать, что же было на самом деле. И для этого мне, похоже, придется пройти через многое.
31
Анжела в иссиня-белом теннисном костюме открыла дверь и испугалась, увидев меня.
— Карен, — сказала она, сжав губы, и осталась стоять в дверном проеме. — Что привело тебя сюда?
Она оглядела меня с ног до головы, как будто я была грязная, паршивая бездомная собака. Я была готова провалиться сквозь землю. Я спросила, могу ли войти, на что она выпучила свои маленькие серые глазки, как будто я сделала ей непристойное предложение.
— Не могу сказать, что я сидела и ждала тебя…
Она расставила ноги и скрестила руки на груди. Я рассмеялась, но вышло только нервное, судорожное хихиканье.
— Боже мой, Анжела, давай прекратим этот идиотизм. Я хочу поговорить с тобой и считаю, что ты должна дать мне шанс.
Она вздохнула и отступила назад.
— О’кей. Только недолго, я иду играть в теннис с Патрицией в пол-одиннадцатого.
Из гостиной раздавался звук пылесоса. Анжела прошла вперед и попросила домработницу продолжить уборку наверху. Женщина, робко извиняясь, проскользнула по направлению к лестнице.
— Хорошо, тогда я сделаю капуччино…
— С удовольствием, — сказала я.
Она вернулась с двумя чашками прекрасного капуччино и села напротив меня в черное кожаное кресло.
Я потерла руки. Они были совершенно ледяные.
— Анжела, я пришла сказать, что мне страшно жаль, что так получилось. Я ужасно себя чувствую. Не сплю по ночам, прокручиваю все в голове. Я соскучилась по вам… Конечно, невозможно заново вернуть прошлое, но, может, будет легче, если я скажу, что сожалею об этом.