Клуб любителей фантастики, 2003
Шрифт:
— Ты там все облазил, а смысл? Ей же не угнаться за тобой, скотина ты быстроходная.
— Ей? — я совсем растерялся.
— Ей, ей, ну не мне же! — парень замедлил шаг и обернулся, глядя неприязненно и хмуро. — Я не нанимался за тобой бегать. Ловить тебя по всему городу. А ее, между прочим, могут и забрать. Кто-нибудь половчее.
И тут я понял. Берег реки. Огромная песчаная насыпь, закрывающая солнце. На гребне этой насыпи, сунув руки в карманы, стоял кто-то, взлохмаченный и угловатый, как раз в тот день, когда я, изнемогая от
— Это был ты? Там? — почему-то заискивающе спросил я.
— Нет, — парень пошел рядом, все еще хмурясь. — Но я в курсе. Я сам вроде тебя. Ну, так ты пойдешь, или я должен тебе еще раз объяснить? Не должен? Слава Богу!
— Погоди, — сказал я. Он уже не слушал, все ускоряя шаги и закуривая новую вонючую сигарету без фильтра. Так и не сказал, кто. Просто — она.
Вообще-то я давно догадался, что ищу нечто женского пола (или рода — зависит от того, есть ли у нее душа). Еще тогда, в январе, когда прочел слово «Мавель», неровно написанное на стене в глубине арки. Был такой холод, что каменело лицо и сводило в ботинках пальцы ног, а я нес Алине торт и думал о том, что Крещенье опоздало со своими морозами ровно на неделю. «Мавель», — сказала стена. За секунду до этого я уже знал, что прочту какое-то слово. Может быть, ответ на вопрос, давно вертевшийся у меня в голове.
Дома, отогревая руки в ожидании обеда, я сообщил:
— Там было написано имя.
Алина сердито обернулась. После ванны, в коротком махровом халате и накрученном на голову полотенце, она казалась свежее и моложе, чем была на самом деле. Вот только крем под глазами и на лоб намазала зря.
— Слушай, — терпеливо, но уже на самой грани терпения выговорила она. — Я все понимаю, конечно. Но когда-нибудь это кончится?
— Сходи и посмотри, — я пожал плечами.
— Ты же видишь — я только что из ванны.
— Тогда поверь на слово.
Она махнула рукой и отвернулась к плите. Ей настолько надоела вся эта история, что я решил больше ничего ей не рассказывать. Достаточно того, что она не контролирует мои отлучки, создает уют в нашей квартире и притворяется перед знакомыми, будто ничего не происходит.
Конечно, это нелегко. Любой нормальный, трезвый, здравомыслящий человек на ее месте реагировал бы так же.
А знаете, я даже не слишком удивился, когда вышел под вечер за молоком и увидел, что за несколько часов кто-то без следа уничтожил написанное белой краской слово. Или его и не было?..
Они играли в идиотскую игру. И ведь не дети уже, пятнадцать лет, а все равно — полкласса у них этим переболело. И ладно бы, но заразу принесла домой дочь моей Алины, бледная темноволосая девушка с огромными глазами напуганного котенка. Ни слова не говоря, она встала в воскресенье утром, побродила задумчиво по квартире, вертя на пальце любимый брелочек с цветными стекляшками, и вдруг порывисто включила радио.
«…в том числе и молодежные спортивные игры!» — проорал приемник,
— Погодите, девушка! — позвал я из кухни, торопливо допивая кофе. Она вернулась, все еще гремя брелоком. Посмотрела на меня прозрачно, присела на стул и без всякого вопроса разъяснила:
— Пап, это игра такая. Задаешь вопрос и включаешь радио ровно на две секунды. Желательно длинные волны, там разговоров больше. Оно тебе и отвечает.
— А что ты спросила?
— Чем мне сегодня заняться, — она пожала плечами — Придется теперь ракетки искать.
— Это опять твоя школа? — я фыркнул. — Может, тебе ее бросить к черту? Нездоровое какое-то место. Игры дурацкие…
— А ты попробуй. Прикольно бывает, — она хитро заулыбалась и добавила. — Я тоже раньше думала, что это ерунда.
— Ерунда и есть, — я отпустил ее и тут же, как под гипнозом, потянулся к приемнику, проговорив мысленно не без здоровой иронии: «И чем мне сегодня заняться?»
«…недопустимо пустое времяпрепровождение. Вместо того чтобы искать проблему внутри себя, они ищут ее во внешних обстоятельствах…» — объяснила черная пластмассовая коробка. Я даже не озадачился. Мало ли что можно выцарапать из эфира, если тебе нечего больше делать.
Какая внутри меня проблема? Да, скучно. Да, лысину свою рассматриваю порой с ужасом. Ну и что? Я же не пятнадцатилетняя девчонка, чтобы верить в сказочное завтра. Так-то все хорошо. Жена красивая. Сын вроде не совсем тупой, иногда даже сам делает уроки. Работа приличная. Квартира наша, говорят, теперь дорого стоит, потому что дом старый, а потолки три тридцать. Когда гаврики подрастут, размен получится — пальчики оближешь. Никого не обидим. Зачем я вообще на это повелся?
< image l:href="#" />А если вдуматься, и в ерунде что-то есть.
Я посидел, покурил, глядя в окно. Был октябрь, ветер устроил на улице метель из листьев. Дворник внизу ходил неприкаянно без метлы, руки за пояс, кепка на затылке. Облака бежали по холодному небу. Алина подстригала в ванной челку.
«А что я могу изменить?» — спросил я. И получил веселый ответ радиостанции «Юность»: «…все средства, вплоть до игры в бирюльки. Часто даже у взрослых людей…».
Я говорил вам, что не люблю выходные?
Ну, не люблю и всё. Ощущение бесцельности и скуки разрастается к вечеру воскресенья до таких размеров, что я уже мечтаю о понедельнике, досматривая последние воскресные передачи. Сладко тянусь, на рабо-оту!.. Работа затягивает и спасает. Хотя ее я не люблю тоже.
Дочь Алины убежала с зачехленной теннисной ракеткой, буркнув, что вернется вечером. Сын присосался к приставке «Денди» и гонял монстров по экрану телевизора в спальне. Рыжая метель за окнами звала поиграть в бирюльки. И я вышел.