Клуб любителей фантастики, 2010
Шрифт:
— Я не пойду, Медведь, — сказал я. — Несмотря на то, что люблю её, не пойду, даже если ты её уговоришь. Ты бы поступил так же на моём месте. Ты не ушёл бы, зная, что твоих друзей и сородичей через три дня казнят.
Он замолчал. Молчал долго, теребя бороду и изредка бросая на меня короткие взгляды исподлобья. Потом сказал:
— Завтра мы вас отпустим. Иди к своим. Хотя нет, постой. Снежана рассказана тебе, как устроен наш мир. Ты, конечно же, не поверил. На, почитай утром, как рассветёт, — он протянул мне свёрток. — Ты ведь грамотный? Это документы. Из
Мы больше не бежим по кругу. Январиты догнали нас и встали лагерем, теперь мы с ними бок о бок. Через месяц сюда придут люди февраля. Ещё через месяц настанет март. А потом мы погибнем.
Джек так и не поверил. Ни мне, ни Медведю, ни его документам. Что ж, я и не ждала, что он поверит. Бог, которого нет, ему судья.
Я часто думаю, кто судья мне. За то, что ослушалась тогда Медведя и отказалась сбежать в октябрь. Ослушалась первый раз в жизни.
Бог разделил род человеческий на двенадцать месяцев. Избранным, любимым месяцам Он велел жить в лете, неугодных и непокорных низверг в зиму. Совершив это, Бог поступил несправедливо.
Я увидел их, когда Сол, завершив дневной путь по небосводу, уже приготовился завалиться за кромку леса. Десятки фигур разом оторвались от земли, метнулись между стволами и, укрывшись за ними, замерли.
Я выдохнул страх и взял себя в руки. Слева, в корнях гигантского выворотня, лежала в укрытии моя жена Снежана, за ней Конрад, Медведь и остальные наши, все, у кого было оружие. Я передёрнул затвор, и в этот момент люди апреля рванулись вперебежку. Я вскинул ствол навстречу ближайшему.
Валерий Гвоздей
СЛОЖНЫЙ ВОПРОС
Экипаж готовил стыковку.
Орбитальный телескоп напоминал стилизованную подзорную трубу, латунного оттенка, зачем-то снабжённую длинным пушечным лафетом. Приближаясь, он увеличивался в размерах. Хотя на самом деле это они догоняли его. Сквозь оргстекло кабины уже можно рассмотреть торчащие антенны и более мелкие детали — всё-таки не атмосфера, вакуум…
Освещённый пылающим солнцем, на фоне ледяной черноты космоса, разбавленной белыми точками звёзд, телескоп выглядел эффектно и даже элегантно. Раскинутые крылья солнечных батареи, отчасти принявшие на себя голубой цвет планеты, казались тонкими и хрупкими.
Телескоп принадлежал Европейскому космическому агентству. В системе с четырьмя другими орбитальными телескопами он искал планеты в дальнем космосе. И, разумеется, особое внимание уделял тем, на которых возможна белковая жизнь. Исследования велись не для того, чтобы найти братьев по разуму, а ради будущего освоения, колонизации. До этого ещё далеко, но агентство считало, что готовиться нужно загодя. Чтобы не отстать от заокеанского соседа и успеть только к шапочному разбору. Вопрос
Ниже и немного правее Олег заметил два спутника, один метеорологический, второй — скорее всего, ретранслятор. А вон и ещё один, идёт по восходящей траектории. Что ни говори, тесновато становится в космосе — вблизи планеты.
— Семь минут, — сообщил Руди по-английски.
— Сбрасывай, — хрипло сказал Большаков.
Человек сторонний подумал бы, что их командир простужен.
Или взволнован. Но голос у Большакова такой всегда, в любое время года, при любом состоянии здоровья.
Последние четырнадцать лет — точно. Именно столько Олег знал его.
Телескоп, миновав выгнутую линию горизонта, величественно парил над Землёй, разнообразя привычный рисунок Австралии, зеленоватого Индийского океана, с размазанными клочьями облаков.
Сосредоточенный Руди с усилием разомкнул губы:
— Дистанция — сто метров, ускорение — один метр в секунду.
— Полфадуса вправо, — сказал Большаков. — Сбрасывай ещё.
Пилот засопел. Через несколько минут проинформировал:
— Тридцать сантиметров в секунду.
— В самый раз.
Телескоп наплывал, закрывая обзор, сверкая маячком.
— Дистанция — восемь метров, скорость — тридцать сантиметров в секунду.
— Хорошо. Стыкуемся, Руди.
Шаттл приблизился к днищу лафета, начал медленное сближение. Экран показал ярко освещённое конусообразное углубление пассивного стыковочного узла. Корпус телескопа заслонил большую часть пространства.
— Контакт! — оповестил Руди.
— Стыковка завершена, — довольно объявил командир.
Все расслабились, заулыбались. Олег Яншин — тоже, хотя на телескопе работать, в основном, ему. Искать неполадки. Заменять вышедшие из строя блоки.
Лафет — станция, необитаемая большую часть времени, пребывающая в спящем режиме. С неё можно регулировать параметры телескопа и его механику. Инженеры-наладчики посещали станцию редко. Аппаратура не давала сбоев. Замеченные погрешности исправлялись по команде с Земли.
Но что-то вдруг не заладилось. Выявленный сбой устранить из Центра не удалось. И на телескоп отправили ремонтную экспедицию.
Провести на борту космического телескопа всеобъемлющее тестирование систем — не так-то просто. Нужно отключить телескоп, приостановить выполнение программы. Жёсткие сроки, графики летели к чертям — вместе с премиальными. Неудивительно, что в коллективе надолго поселилась грусть. Олег знал лишь техническую часть проблемы. Однако и он понимал: если агентство пошло на это, значит, проблема достаточно серьёзная, значит, учёных совсем не устраивает положение дел.
Инженеров, кроме Олега, было ещё двое. Оба сейчас находились в жилом отсеке. Эл Хорни столько раз летал на орбиту, что ему уже и не интересно. Жюль Нодье был в плохом настроении — ради командировки парня оторвали от новой подружки. Олег Яншин, дважды и благополучно разведённый, относился к его страданиям иронически. Но старший группы должен учитывать и такие обстоятельства.