Клуб одиноких зомби
Шрифт:
Я решила заглянуть в ординаторскую, чтобы узнать, был ли там кто-то еще, кроме Волынского и Голявина, голоса которых я слышала. К моему удивлению дверь не поддалась, значит, она была закрыта на замок. Там, несомненно, обсуждали что-то важное, не предназначенное для чужих ушей. В моем сознание женщина с «дыркой во лбу» обрастала аурой таинственности, а на подсознательном уровне она была мне недоступна, поскольку я еще не знала ее имени и не имела с ней зрительного контакта.
Любопытство до такой степени захлестнуло меня, что я мгновенно выработала
Сначала я услышала мужской голос, потом женский, причем женщина смеялась.
– Ну не надо, Андрей Вадимович, не здесь, – звонко пищал женский голосок.
– Тогда еще один анекдот...
Я мгновенно поняла, что Андрей Вадимович – это тот, кто приходил в мою палату поздно вечером. Теперь он развлекал молоденькую практикантку и попутно следил за состоянием больной, находящейся без сознания. Меня удивило, что он не ушел домой после ночного дежурства.
– Ты что здесь делаешь? – услышала я знакомый голос и вздрогнула.
– Тетя Люба, да я вас ищу, – мгновенно нашлась я.
– Меня? – спросила санитарка, смерив недоверчивым взглядом. – А что надо?
– Апельсины отдать хотела, у меня ими вся тумбочка завалена, а сегодня опять принесут...
– А почему сама их не ешь? – поинтересовалась тетя Люба.
– Ем, но мне их несут и несут, будто кроме апельсинов больше ничего не существует: ни яблок, ни груш, ни винограда, – говорила я, пока шла в сопровождении обрадованной санитарки в другой конец больничного коридора.
– А я люблю апельсины, я их даже с коркой ем, что добру пропадать, – вдохновенно говорила тетя Люба.
Она шла, опережая меня на два шага и тащила за собой оцинкованное ведро, на треть заполненное грязной водой, и швабру с тряпкой. Как раз, когда я поравнялась с ординаторской, щелкнул английский замок, и дверь открылась. Тетя Люба не придала этому никакого значения и продолжала двигаться вперед, а я на мгновение задержалась.
– Здравствуйте, – поздоровалась я с профессором и отметила, что он слегка смутился, увидев меня.
Александр Геннадиевич также находился в смятении, не решаясь выходить из ординаторской и топтался на месте. Я сделала безучастный вид и пошла дальше. «Чего же они так испугались? – размышляла я. – Наверно, они боялись, что я обладая ясновидением, узнаю какую-то страшную тайну».
Я отдала тете Любе полный полиэтиленовый пакет с апельсинами, та поставила его у порога и принялась мыть в палате полы. По идее надо было попросить ее поменять воду, но это замечание расходилось с моими интересами. Я хотела разговорить санитарку.
– Тетя Люба, а что за женщину вчера вечером
– Не знаю, – буркнула санитарка и переметнулась мыть полы под кроватью, на которой я сидела.
Мне пришлось залезть на койку с ногами и попробовать повторить свой вопрос.
– Ну, уж прямо вы, да и не знаете?
– А тебе что от нее надо? – спросила тетя Люба, резко поднимая голову.
Мы оказались с ней лицом к лицу, и я вдруг поняла, что тетя Люба не так проста, как я о ней думала. Мне надо было срочно придумать какое-то объяснение своему интересу, но я не могла. Санитарка же сверлила меня взглядом и ждала ответа. Я решила, что сейчас не время для подобных вопросов.
– Что вы уже вымыли под кроватью?
Тетя Люба едва заметно улыбнулась, и я поняла, что совершила сразу две ошибки. Во-первых, выдала свой интерес к новой больной, а, во-вторых, переоценила болтливость санитарки. Я больше ни о чем ее не спрашивала, она также молча домыла полы, взяла пакет и ушла.
«Сначала было такое раболепие, обрадовалась апельсинчикам, аж под кроватью бросилась полы мыть, – размышляла я, – а после моего вопроса переменилась. Все это очень странно, а потому интересно. От меня явно хотят что-то утаить, но я все равно узнаю, ведь для меня тайного не существует».
Дело подошло к вечеру, но я узнала только одно, от меня тщательно скрывали все, что касалось новой больной.
Меня, как магнитом, тянуло к палате, в которой она лежала, и я предприняла еще одну попытку заглянуть за вторые двери.
– Туда нельзя, – строго сказала мне Софья Николаевна, вышедшая из палаты. – Вы кого-то ищите?
– Да, Александра Геннадиевича.
– Его там нет, идите лучше к себе, а я сейчас разыщу доктора и скажу, чтобы он зашел к вам. И здесь вертеться не надо!
– А я и не верчусь, – недовольно ответила я ей и неспеша пошла обратно.
Я чувствовала, что старшая медсестра смотрела мне вслед и открыла дверь в манипуляционную только после того, как я стала заходить в свою палату. «По-моему, каждый мой шаг, начинают контролировать, – решила я. – Ведь рядом с той палатой стояли двое больных, но им Софья Николаевна ничего не сказала, они, наверное, там до сих пор стоят, а мне почему-то нельзя».
Вскоре зашел Голявин, и я решила поговорить с ним напрямую.
– Александр Геннадиевич, помните, мы говорили с вами о том, что экстрасенсорные способности чаще раскрываются спонтанно, а не по заказу. Где-то там наверху за нас решают, когда надо включить полное ясновидение. И вот я чувствую, что такой момент пришел. Вы подключите ко мне свою аппаратуру, а я выйду в астрал и узнаю, все, что касается этой больной, той у которой «дырка во лбу». Вы же хотите узнать, правильна ли была ваша догадка о том, что трепанацию черепа ей сделали, чтобы открыть «третий глаз». Я это непременно выясню. А заодно узнаю, случайно или нет она ударилась своим лбом... Уверяю вас, что вы получите именно те результаты, которые ждете...