Клубок со змеями
Шрифт:
— Да, — процедил я сквозь зубы.
— Помнишь, что я тогда говорил?
— Что тебя интересует только выпивка.
— Пфха! — Гасан закатил глаза. — Вижу тебе, все-таки, крепко досталось. Хорошо, так и быть, я напомню. А сказал тогда следующее — что до того, как присоединиться к Азамату, я был бродячим актером. А бродячий актер легко может изменить свои голос и речь, как ему вздумается.
Услышав его последнюю фразу, я вздрогнул, и это не укрылось от Гасана.
— Не ожидал такого, а?
— А что, если бы я покинул шатер и застал тебя за этим представлением? — проскрежетал я, чувствуя, как ладони, несмотря на боль,
Гасан широко улыбнулся, демонстрируя стройные ряды зубов:
— Тогда твоя жизнь оборвалась бы прямо там. Но ты не вышел. Я знал, что не выйдешь, — он вновь подался вперед, убрав улыбку с лица, — кишка тонка, — тут Гасан выпрямился и ухмыльнулся, — но, должен признать, со временем она у тебя прибавила в весе.
— И все ради власти? Чтобы занять мое место?
— Твое место? — презрительно переспросил мадианитянин. — Все прекрасно знают, что истинной главой после смерти Азамата является Бастет, а ты пользуешься ее благосклонностью, не более.
— Почему же вы выполняли мои приказы?
— Мы разбойники, — Гасан сощурился, — но не варвары. Свои принципы имеем.
— Ты не имеешь никаких принципов, скользкая тварь! — рявкнул я, при этом чувствуя, как силы уходят из моего тела вместе с кровью, ручьями вытекающей из колотых ран.
— Довольно, — вяло отмахнулся Гасан, — подобные слова меня не трогают. К тому же, — он скосил правый глаз на факел, который начинал медленно угасать, — это напрасная трата времени, — мадианитянин по-звериному осклабился. В эту секунду он напоминал сытую и довольную гиену. — У тебя его не так, чтобы много осталось. Единственные члены шайки, которые смогли, в конце концов, проникнуться к тебе хоть каким-то уважением, сейчас валяются здесь на пурпурном ковре в луже собственной крови, — он смачно сплюнул на пол. — Ах да, — тут он щелкнул пальцами, — еще Тарару до недавних пор души в тебе не чаял. Какая ирония, не правда ли? Мне стоило больших трудов, дабы не заржать, словно скаковая лошадь, когда ты начал отрубать юнцу уши прямо на площади.
Он остановил свою, полную бравады, речь и посмотрел мне прямо в глаза.
Мое молчание вынудило мадианитянина продолжить монолог:
— Изначально моим планом действительно был захват власти среди разбойников, хотя после вашего решения отправиться в Вавилон, все стало намного проще. Убийство Азамата открывало заманчивые горизонты. Бросить вызов такому матерому и хитроумному головорезу я ни за что бы не решился, но тут так удачно появился ты, да еще и смог, каким-то образом, завоевать сердце прекрасной разведчицы, — Гасан похотливо цокнул языком, — знаешь толк в женщинах. Меня останавливало только одно — незнание места, где находился тайник с награбленным добром. Ведь я не входил в число приближенных Азамата. Бывший глава считал меня чересчур тупым для посвящения в подобные дела, — Гасан подмигнул, — какой же актер во мне пропадает, скажи, а? Поэтому, когда Бастет захватила власть в шайке, я понял — настала пора действовать, но существовали и другие препятствия. Ассирийцы. Эти двое постоянно были неразлучны и слепо подчинялись своему идиотскому представлению о чести. Уверен, проживи ты с нами несколько лет, а не несколько месяцев, ни за что не заподозрил бы их в предательстве.
— Ассирийцы хитры и непредсказуемы, — молвил я, прерывая свое молчание. В памяти всплыл образ Тегим-апала, безжалостного тюремщика.
Гасан пожал плечами:
— Возможно. Я редко встречал представителей сего народа. Но только не эти двое. Прирожденные вояки. Да, жестокие и хладнокровные. Но верные собственной чести до безумия. Они скорее умрут, нежели предадут, — тут он обвел картинным взглядом территорию дворика, — собственно, именно это они и сделали. Моим основным планом было пустить тебя по ложному следу, внедриться в доверие и разделаться с соперниками без лишнего шума.
Я вновь украдкой огляделся в поисках предмета, способного послужить оружием, но снова безрезультатно. В голове начинало шуметь. На глаза упала слабая пелена.
— Ты не можешь позволить мне умереть, — как можно спокойнее произнес я, — если вернешься в лагерь без меня, то навлечешь на себя подозрения Бастет.
— Я думал об этом, — ответил мадианитянин, поднимаясь, — и не планировал подобный исход, но внезапное появление Джераб-Зайя дало такую возможность. Теперь я легко смогу свалить вину за твою смерть на плечи ассирийца. Все равно вы уже никому ничего не расскажете, — Гасан злорадно ухмыльнулся, — так, что я спокойно вернусь в лагерь. Мы получим причитающуюся добычу, а я, возможно, даже стану правой рукой госпожи, — тут он слегка скривился, — ведь я отомстил ассирийцам за тебя. Ну, а завладеть сокровищами мира теперь будет проще простого.
Увлекшись своей речью, мадианитянин сделал пару непроизвольных шагов в мою сторону, и я решил, что это последний шанс. Собрав оставшиеся силы в кулак, я бросился ему под ноги, ухватив кровоточащими и слабеющими руками за щиколотки. От неожиданности тот пошатнулся, и мне удалось повалить его на ковер. Факел выпал из руки предателя, поднимая в воздух сноп искр.
В голове стучал кузнечный молот. В ушах стрекотала целая стая кузнечиков, а перед глазами плыло, как после страшного похмелья. Но я продолжал ползти вперед, пытаясь вцепиться в горло этому мерзавцу и придушить голыми руками. Пусть на это уйдут последние силы, но я обязан это сделать. Не только ради мести, но и ради Бастет. Ради нашего чада.
Я ухватился за шею мадианитянина и сдавил что есть силы. Острейшая боль, не похожая ни на какую другую, пронзила ладони, но я не обращал на нее внимания. Передо мной было только лицо заклятого врага, прятавшегося столько времени за искусной маской преданности и дружбы. Гасан захрипел и начал извиваться подо мной, словно змея в траве, пытаясь сбросить меня. Я сжал его горло еще сильнее, хотя, казалось, это невозможно. В глазах потемнело от боли, но я не сдавался, ибо нечего было терять, кроме собственной жизни.
«Сдохни, проклятая тварь!»
Внезапно Гасан прекратил попытки сбросить мои руки с собственной шеи. Его ноги перестали трепыхаться, а тело замерло. Выпученные глаза устремились вверх. Тяжело дыша, я медленно убрал руки с шеи мадианитянина. В кистях сильно пульсировало. Боль волнами накатывала на них, расходясь по всему телу. Стрекот кузнечиков в ушах сменился постоянным свистом и гулом, словно в голове поселился мощный вихрь. Прерывистое дыхание, вырывавшееся из груди, содержало хрипоту, а сердце стучало с немыслимой скоростью. Отведя дрожащие руки, я несколько раз моргнул, дабы прояснить зрение, и всмотрелся в неподвижное лицо врага.