Клятва ненависти
Шрифт:
— Неважно, чего хочет папа. Киллиан должен знать правду, и он примет решение.
Все тепло покинуло мое тело, и мне стало холодно, как будто меня бросили в ванну со льдом.
— Что, если…
Грейслин уже качала головой.
— Он любит тебя и всегда будет выбирать тебя, — заверила она меня с такой уверенностью, что я почти поверила ей. — Отцу нужен этот контрактный брак. В конце концов, неважно, на ком женится Киллиан. Я или ты. И вообще, ты знаешь мои планы.
Ее планы… да, конечно.
Ее планы решат нашу запутанную ситуацию, но…
— Как мне убедить тебя
Грейслин села рядом со мной на кровать. Она обняла меня за плечи, а я обняла ее за талию. Она всхлипнула, и слезы обожгли мне глаза.
— Я делаю это для своего ребенка и Саймона, — сказала она срывающимся голосом. — Я не могу оставаться здесь.
Епископ Романо никогда бы не принял в мужья своей старшей дочери простого телохранителя. На самом деле, он сделал бы все, чтобы разрушить отношения Грейслин и Саймона, если бы узнал об этом.
Саймон не родился с золотой ложкой во рту. На самом деле он был сиротой. Саймон был простым человеком, а Грейслин была королевской особой.
Епископ Романо был не то чтобы плохим отцом; он просто больше заботился о своем статусе в высшем обществе, чем о счастье своих детей. Его наследница, вышедшая замуж за телохранителя, без статуса и без семейного богатства, была бы для него позором. Он никогда не согласится на такой союз.
— Действительно ли бегство — это выход? — спросила я.
— Убежать — единственный выход, — прошептала Грейслин. — Как только наш отец успокоится и выдаст тебя замуж за Киллиана… Я пошлю папе письмо. Но я не вернусь, пока не узнаю, что он примет Саймона как мою любовь и отца моего ребенка.
Грейслин смогла отмыть триста тысяч долларов из своего трастового фонда так, что наш отец до сих пор этого не заметил. А со сбережениями Саймона… им хватило, чтобы обосноваться где-нибудь очень далеко отсюда.
Я отстранилась, вытирая мокрые щеки. Я даже не осознавала, что плачу.
— Куда ты собираешься отправиться?
Моя сестра покачала головой; ее серые глаза — такие же, как у меня — были стеклянными и влажными.
— Я не могу тебе сказать. Чем меньше ты знаешь, тем лучше для нас обоих. Потому что первый, кого папа спросит, когда узнает, что меня нет, — это ты.
— Это твое окончательное решение?
— Да. У тебя будет Киллиан, а у меня Саймон и мой ребенок. Это лучшее решение для нас обоих, — сказала она решительно и непоколебимо, когда дело дошло до ее решения.
Я взяла ее руки в свои, сжала.
Боже, я на это надеялась.
Два дня спустя Грейслин без стука вошла в мою комнату, ее серые глаза сияли озорством.
— Посылка от Киллиана, — сказала она, протягивая мне маленькую, хорошо завернутую коробочку. — Оно было адресовано Грейслин. Но мы оба знали, кем для него была Грейслин. Итак, я считаю, что это твое.
— Подарок, — выдохнула я, забирая у нее пакет и практически разрывая упаковку. Я открыла
— Ни хрена себе. Это что?
Мой взгляд метнулся к толстому черному корешку. Я уже знала, что будет сказано в заголовке, но почему-то нуждалась в подтверждении. Когда мой взгляд остановился на выделенных жирным шрифтом буквах, я едва слышно вздохнула. Слишком в шоке, чтобы даже издать звук.
Грозовой перевал.
Ни за что! Этого не может быть.
— Вау, — выдохнула Грейслин.
Мое дыхание сбилось, когда я осторожно открыла первую страницу… почти слишком напуганная, чтобы случайно разорвать страницу. Бумага, сложенная пополам, скользнула ко мне на колени, и я моргнула в замешательстве. Письмо? Я развернула его и увидела аккуратный и прекрасный почерк Киллиана.
Моей будущей жене,
Две недели назад ты говорила о своей любви к Эдгару Аллану По и сестрам Бронте. В тот момент твои серые глаза светились с таким нетерпением, что я понял, что должен сделать.
Мы помолвлены, но я понял, что пока ухаживал за тобой, не было ни подарков, ни цветов. Прошу прощения, принцесса.
Это я пытаюсь исправить свои недостатки.
Поэтому вот мой первый ухаживающий подарок тебе.
Редкий экземпляр первого американского издания романа Эмили Бронте «Грозовой перевал».
Не терн склонился к жимолости,
а жимолость обнимала терновник".
Я помню...
Твой жених,
Киллиан Спенсер.
Мое сердце грохотало в груди, как будто оно пыталось вырваться через грудную клетку.
Я думала, Киллиану скучно, пока я бесконечно говорила о своей любви ко всему классическому, особенно к Эдгару Аллану По и сестрам Бронте. Я вспомнила, как он смотрел мне в лицо, не говоря ни слова, просто слушая. И это заставило меня задуматься, думая, что он, вероятно, нашел это раздражающим и скучным, поэтому я переключила тему на что-то другое.
Но…
Киллиан действительно слушал.
— Он вспомнил мою… любимую цитату из книги. Я сказала ему только один раз, но он вспомнил, — прошептала я, одновременно потрясенная и довольная.
— Твой жених сошел с ума! — воскликнула моя сестра. — Ты знаешь, сколько это стоит?
— Что? — Я подняла глаза и увидела, что она уставилась на свой телефон. Грейслин покачала головой, ее челюсть отвисла. Она повернула телефон ко мне, показывая экран и недавний поиск в Google.
— Это было выставлено на аукционе на прошлой неделе в Лондоне. Редкий экземпляр первого издания «Грозового перевала» Эмили Бронте, — объяснила она. — Самую высокую цену предложил американец, и ты знаешь, какая была ставка? Девять тысяч фунтов. Это примерно двенадцать тысяч долларов!