Ключ к волшебной горе
Шрифт:
– Потому что Павел заслужил это! Он жуткий тиран, который не гнушался подписывать смертные приговоры сотням моих товарищей на ломберном столике в перерыве между игрой в карты.
– И чего вы добились этим? – спросила Полина, чувствуя, что дрожит всем телом. – Павел умер, я видела это собственными глазами, но трон занял его сын, фактически же правительницей сделалась королева Милица. Я знаю ее всего лишь полчаса, однако сразу скажу, что она крайне неприятная особа. Уверена, что ее эра будет еще кровавее, чем период правления Павла. Кстати, вы знаете, что она велела разыскать
– Кто бы сомневался, – заметил цареубийца. – Наша организация покарает и Милицу – осталось только немного подождать! Я уверен, что в скором будущем Герцословакия станет первой в мире страной, которая воплотит в жизнь гениальные идеи Фурье, Маркса и Энгельса! И добиться всеобщего равенства, устранения тирании и счастья для простого народа можно только так – убив тиранов!
– Странно, – проронила Полина. – Вы хотите выстроить идеальное государство на кровавом фундаменте. Вы думаете, у вас получится?
В дверь комнаты Полины постучали. Молодой человек ретировался в ванную комнату, Полину подошла к двери и открыла ее.
– Everything all right? – спросила мадмуазель Шнайдер. – Pauline, ich habe ganz zuf"allig Sie mit jemandem reden h"oren. Et j’ ai un sentiment qu’il y a encore quelqu’un dans votre chambre! [38]
– Ну, милая мадмуазель Шнайдер, – сказала Полина, поцеловав старушку-гувернантку в щеку. – Я всего лишь читала вслух. Спокойной ночи! Ложитесь спать, прошу вас!
38
Все в порядке? Полин, я совершенно случайно слышала, как вы разговариваете с кем-то. И мне показалось, что у вас в комнате есть кто-то еще! (англ., нем., фр.)
– Wenn so, – поджав с викторианской чопорностью губы, заметила недоверчиво мадмуазель Шнайдер. – Ich w"unsche Ihnen eine gute Nacht, Pauline! [39]
Полина прикрыла дверь и на всякий случай осторожно повернула ключ на два оборота. Мадмуазель Шнайдер иногда проявляла повышенную опеку и «совершенно случайно» слышала то, что для ее уха вовсе и не предназначалось.
– Как вас зовут? – раскрыв дверь в ванную, спросила девушка. – И откуда вы знаете русский язык?
39
Ну если так, желаю вам покойной ночи, Полин! (нем., фр.)
Молодой человек ответил:
– Славко Трбоевич. Я провел в Петербурге три года, учился в Михайловском юнкерском училище. Однако руководству корпуса не понравилось то, что я критикую вашего царя, и меня отчислили, как бунтаря и нарушителя спокойствия.
– Славко, – произнесла Полина его имя. – Это же вы положили мне на стол морскую звезду и... И записку «Je t’aime!»?
Славко смутился:
– Да, это сделал я! Вы поразили меня в тот момент, когда я увидел вас на набережной. Вы были не одни – со слащавым франтом, который нудно и долго признавался вам в любви...
– Как вы смеете! – вспыхнула Полина, не чувствуя, однако, что резкие слова в адрес Платоши причинили ей боль. – Этот франт, как вы изволите выражаться, мой жених и будущий супруг!
– Он вас не любит, – произнес Славко. – И вы знаете, что это так! Хуже всего, что вы сами его не любите! Я видел, как он жеманился и строил из себя настоящего мужчину, читая вам нотации. Я видел, что вас впечатлила морская звезда, однако он не хотел купить ее, остановив свой выбор на сладостях. Поэтому... Поэтому я проследил и, узнав, где вы живете, проник в эту комнату – ваш силуэт я видел из сада – и оставил морскую звезду.
– А также записку, – напомнила Полина. – Как вы можете! Вы думаете, что это соответствует правилам хорошего тона?
Славко посмотрел на нее, и Полина поразилась страданию в его глазах.
– Я в самом деле люблю вас, – произнес он. – Я полюбил вас в тот момент, когда услышал ваш голос... Когда проник в вашу комнату... Когда сегодня снова столкнулся с вами на приеме...
– Что за чепуха! – закричала Полина. Затем, опасаясь, что мадмуазель Шнайдер снова «совершенно случайно» окажется около двери в ее спальню, прошептала: – Вы забываетесь! Что вы себе позволяете! Как вы можете!
Славко печально усмехнулся:
– До этого я думал, что вся моя энергия направлена только на дело революции и низвержения тирании. Но теперь я понимаю, что... что могу любить!
– Чепуха! – повторила Полина. – И вообще, вас никогда не учили, что находиться в комнате дамы без ее согласия нельзя? Попрошу вас удалиться! Тем же самым способом, каким вы и оказались в моей спальне!
Она подошла к окну, распахнула створку. В лицо ей пахнуло свежестью: лил дождь, где-то вдали слышались раскаты июльской грозы. Славко вскарабкался на подоконник, Полина схватила его за локоть.
– Ну куда же вы, – устыдившись сиюминутного порыва, произнесла она. – Вам есть куда идти?
– Нет, – честно ответил Славко. – Вообще-то я и не предполагал, что мне удастся сбежать из отеля. Я был готов умереть. Однако когда понял, что никто не спешит меня арестовывать или убивать, то выпрыгнул в окно. Моего несчастного товарища арестовали, он находится в руках тайной полиции. Наверняка они применят к нему побои и пытки, чтобы узнать наши тайные явки и убежища. Они выбьют из него мое имя! Так что мне некуда идти!
– И что же вы планируете, – закрыв окно, спросила Полина. – Как вы намерены жить дальше? Я уверена, что Милица и ее ищейки приложат все усилия, чтобы отыскать вас!
– Я не знаю, – произнес Славко. – Моя семья давно отказалась от меня. Мой отец, крупный землевладелец и финансист, видел меня в роли продолжателя своего капиталистического дела. А когда он узнал, что я отчислен из юнкерского училища в Петербурге, то выгнал меня из дома. Мой младший брат занял мое место. Я не могу обратиться к родственникам, потому что первое, что они сделают, – сообщат обо мне в полицию.