Ключ от снов (Ключи Коростеля - 3)
Шрифт:
Из числа обитателей Круга, и особенно - в среде не допущенной к тайнам молодежи и юных подмастерьев, многие свято верили, что одна из Других Дорог, окруженных самыми мрачными слухами, уж точно ведет куда-то из скитов, но известна она лишь Верховной друидессе и еще, быть может, Смотрителю Круга. Никто эти слухи и россказни из числа высших друидов никогда не подтверждал, но и не опровергал. А поскольку рано или поздно каждый молодой Служитель леса выходил на собственную стезю тайных знаний, в которых уже не было места детским сказкам и страшным историям, то Другие Дороги навсегда оставались для каждого воспитанника Круга сладкой и запретной темой детства, которая по достижению юности быстро таяла, а в зрелости - уже бесследно исчезала как не свершившийся миф.
За несколько дней до описываемых событий на воскресной ярмарке в приморском городе Юра к лотку маленького,
Оглядевшись, не видит ли кто, торговец, кряхтя и чертыхаясь, присел под своим благоухающим лотком, дабы переобуть натерший сапог, и быстро развернул листок. Там было всего несколько слов. Рыбник прочитал их, затем - еще раз или два, после чего перевернул листок глянуть, нет ли чего на обороте. Но больше ничего на том листке не было, и рыбник сунул его за голенище. Затем быстро выпрямился, обнаружил, что покупателей у его товара снова нет и, по-видимому, уже не предвидится, и сразу же принялся тщательно перебирать морские дары на лотке, некоторые из которых, надо отметить справедливости ради, уже начинали изрядно припахивать. Спустя час или около того рыбник внимательно глянул в небо и, видя, что солнце скоро начнет клониться, принялся не спеша собирать свой товар. Скоро его телега, не нагруженная рыбой и наполовину, уже стучала и подпрыгивала колесами на булыжниках мостовой морского форпоста. Рыбник поторапливал коня - ему еще предстояло по приезде домой тут же отправиться пешком на другой конец города, чтобы успеть вернуться затемно.
Спустя три часа порядком измятую записку, так странно переданную заезжим ромалом рыбнику, держал в руках уже порядком немолодой, но крепко сбитый бородатый человек, спешно натягивая изрядно потертый полушубок из серой овчины. Он только что закрыл двери дома, навесил на них массивный замок с толстенной дужкой и, поворачивая ключ, что-то невнятно пробормотал. В замке щелкнул механизм и вытолкнул ключ. Через минуту бородач уже торопливо шагал по направлению к городской заставе. Торговец же рыбой в это время как раз подходил к своему маленькому дому, затерявшемуся меж будок и огромных складов-ларей купеческой фактории. В воздухе морозило, и он поторапливался, кляня себя, что не удосужился надеть перед тем, как выйти из дома, теплые подштанники.
У человека с бородой было много имен и прозвищ, но люди близкие, которых не так и много уже оставалось на этой земле, называли его настоящим именем Одинец. Вот уже два года Одинец изредка наезжал в Юру на правах русинского кума в гости к одному из жителей форпоста, промышлявшему мелкими финансовыми хитростями и сдачей денег в рост. Чем на самом деле занимался бывший русинский воевода тайных дел, в городе не знал никто, даже прежние его знакомые по ратным делам, которых Одинец по счастливой случайности или же по немалой своей осмотрительности еще ни разу в Юре не повстречал. Записка от ромала на самом деле была адресована именно Одинцу, и его человек, промышлявший здесь рыбной торговлей, подробно описал русину приметы ромала, передавшего письмо. Однако Одинец, сколько ни напрягал память, такого человека вспомнить не сумел. Да этого и не было нужно: несколько слов на листочке серой бумаге заставили бывшего воеводу и вечного таинника бросить все свои дела и отправиться на встречу с тем, кто его призвал впервые к занятию, ставшему делом всей жизни.
Миновав заставу, стражники которой знавали его в лицо, поскольку в каждый свой очередной приезд Одинец неизменно оставлял на городской заставе штоф забористого русинского первача, бородач углубился в лес. Дюны обрывались за северной заставой резко, словно кто-то однажды решительно смел огромной ладонью морские пески и укоренил здесь высоченный сосновый бор. Но на первой же поляне его тихо окликнули, и Одинец увидел... совершенно не того, кого ожидал повстречать.
Встретил его незнакомец по имени Рыбак, представившийся доверенным человеком небезызвестного Одинцу друида по имени Камерон Пилигрим. В качестве доказательства своих слов Рыбак рассказал о таких вещах, которые мог знать только старый друид, в бытность свою не раз имевший общие дела и интересы с рыцарями-храмовниками. К их высшей касте тайно принадлежал и русинский тайных дел воевода. Имена и факты, сообщенные Рыбаком, были таковы, что их Камерон не мог бы выдать никому даже под пыткой, и Одинец был немало поражен осведомленностью незнакомца. Одинец знал о гибели Камерона от своих тайных соглядатаев, которых у него по-прежнему было немало, несмотря на то, что он вроде бы отошел от своих старых дел. Рыбак же сообщил ему некоторые подробности. И, наконец, как последнее подтверждение своих слов, Рыбак поведал русинскому таиннику о некоторых очень странных обстоятельствах гибели Камерона и в довершение произнес секретную фразу, обязательную для оказания услуг всеми рыцарями Храма. В свое время эти тайные слова сообщили Камерону высшие храмовники в виде особой чести. Но более всего поразило Одинца то, что фраза содержала в себе секрет: мало было просто знать слова, следовало еще и произнести ее, употребляя в нужных местах особые гортанные звуки, которые лишь напоминали соответствующие им буквы в известных языках Балтики. Рыбак все произнес правильно и с необыкновенной легкостью, так что Одинцу даже на миг почудилось, что он говорит с самим Камероном.
Дальнейшая их беседа была недолгой. Рыбак передал Одинцу просьбу, причем настолько странного свойства, что Одинец никогда бы не поверил, что такое возможно. Он обнаружил, что Рыбак знает очень много доселе русину неизвестного о некоторых событиях, в которых принимал участие в свое время и сам Одинец. Именно тогда Рыбак произнес слова "зорзы" и "остров Колдун". Бывалый вояка тайных дел при этих словах встрепенулся, как старый боевой конь, заслышав звук походной трубы, и чем дальше слушал то, что ему рассказывал и объяснял по ходу своего повествования Рыбак, тем крепче чесал в затылке.
Одинца ждал неблизкий путь. Это была столь странная и необычная дорога, что при мысли о ней ему становилось не по себе. Но бородач уже давно привык, что в этой жизни к нему всегда обращались с просьбами столь необычными и зачастую - опасными, что он уже давно перестал долго взвешивать все за и против. С некоторых пор он жил, обращаясь, прежде всего, к совету сердца качество, которого он не мог представить у себя в молодости да, пожалуй, и в зрелости тоже.
Они расстались с Рыбаком в лесу. Куда держал путь слуга и друг друида Камерона, верный ему и после смерти, Одинец не знал. Его ждали куда более серьезные заботы, пора было собираться в дорогу.
На следующий день Одинец ушел из города, тепло расставшись со своим будто бы кумом. Не забыл русин дружески распрощаться и с городской стражей, подкрепив хорошие отношения хорошей же бутылью бимбера. Он был снаряжен по-походному, на лице у него была озабоченность, на устах скрипел песок дюн, а на устах души тихо перекатывалась заветная фраза, данная ему Рыбаком. Фраза, которая должна была открыть ему дорогу в Подземелье. Этой дорогой он и должен был попасть на остров, именно тот, что долгие годы так часто и мучительно снился ему по ночам.
Свою магическую Дорогу Одинец был обязан во что бы то ни стало сохранить для людей, которых он найдет на острове. Потому что нелюди к этому времени остров Колдун уже покинут, если только Рыбак не ошибался в своих предположениях и вещих снах. Собственно говоря, Одинец и был послан проложить дорогу для друида Травника и его маленького отряда
Но едва ли не большим, нежели весь этот сонм удивительного и странного, что услышал Одинец от таинственного слуги Камерона, оказалось для русина известие о том, что Ивар-предатель, несчастный Ивар, за которого Одинец столько лет клял себя, оказался жив и тоже пребывает сейчас на острове. Странная компания, подумал Одинец, оправившись от первого шока страха и радости одновременно; очень странная, однако, компания собралась на этом проклятом куске земли и скал посреди студеного ветреного моря. Он хотел спросить у Рыбака, откуда тот знает об Иваре, но встретил в ответ взгляд такой мрачной силы и печальной глубины, что тут же осекся и промолчал. Хотя ему и показалось, что в тот миг Рыбак прочитал то, что камнем лежало у него на душе все эти годы.