Ключи наследия

Самойлова Елена Александровна

Неужто… Рейн?

Я поднялась с колена, только сейчас ощутив, как по шее за ворот стекает горячая струйка крови. Оказывается, кто-то меня все-таки задел, просто в горячке боя не заметила… А напротив стоял ангел смерти с лицом Рейна и глазами, наполненными тьмой. Темная сторона, вырвавшаяся на волю по моему отчаянному зову и готовая уничтожить…

– Если темная сторона завладеет мной полностью, то это будет конец света в локальном масштабе. Ты не сможешь остановить меня, даже когда захочешь.

– Тогда позови меня, если такое случится,

я знаю, что смогу удержать тебя.

– Если и смогу позвать, то только когда все закончится.

– Но ты снял все ограничения.

– Снял, но не все. Одно осталось.

– Какое же?

– Ты…

Глаза тьмы на лице Рейна скользнули по мне, остановились на шее, где я все сильнее ощущала боль, сузились… и в них мелькнуло выражение, напугавшее даже меня, хоть я и знала, что он не причинит мне вреда. Полы невероятно длинного плаща, похожие на сгустки тьмы, распахнулись, и рваные края сверкнули в тусклом свете пасмурного осеннего дня острейшими лезвиями.

Тотчас тишина перестала давить и мир вокруг очнулся вместе с врагами, которые дружно взвыли и беспорядочной кучей накинулись на Рейна, на лице которого появилась леденящая кровь улыбка. Лезвия со свистом рассекли воздух вокруг пробудившейся тьмы, смотревшей на мир сквозь когда-то карие глаза, и в воздухе сильно запахло пролитой кровью…

Господи, мне сейчас плохо станет… Я выронила меч и упала на колени, зажмурившись и закрыв уши ладонями, но визг погибающих под ударами ангела смерти нелюдей все равно был слышен…

Поэтому, когда все стихло, я не сразу поняла, что все уже закончилось. Волны холода, гуляющие над холмом, поутихли, и я открыла глаза, моментально уткнувшись взглядом в потемневший от крови клинок в опущенной руке. Мгновение – и полы черного «шелкового» плаща на плечах возвышающегося надо мной Рейна с легким шелестом опали на землю, за его спиной не осталось ни одного нечеловека, только люди в серебристых накидках, со страхом косившиеся на ангела смерти…

– Ты звала… – От слегка изменившегося голоса Рейна у меня холодок пробежал между лопаток, но это был не страх. Мне этот голос понравился.

– Звала.

Ожившая тьма в глазах человека, которого я знала и, наверное, любила, довольно улыбнулась. Рейн опустился передо мной на колено, и его глаза, из которых рвалась темная сторона, оказались напротив моих.

– Чего ты хочешь? – Вопрос застиг меня почти врасплох. Мир стал не больше размера карих глаз с вертикальными зрачками, в которых застыло ожидание… стоит только пожелать… что угодно…

– Рейн, вернись, пожалуйста…

У меня это вышло почти умоляюще. Я закрыла глаза, чувствуя, как леденящий холод исчезает, перестает обдавать волнами…

– Ксель?

Я вздрогнула, открывая глаза и понимая, что нет больше черных «крыльев» с рваными, бритвенно-острыми краями, как нет и ощущения пугающей и одновременно притягивающей тьмы во взгляде Рейна…

Над холмом вновь разлился звук горна, только на этот раз он был торжествующим. Победа. Но выиграна всего лишь битва, а не война…

Откуда я это знаю? Я домой хочу! Да еще опять похолодало, и земля как-то странно накренилась… Кажется, я теперь узнаю, что такое обморок…

Первое, что я увидела, открыв глаза, – ярко-желтый «потолок» палатки, нависающий над головой. Так, похоже, все то, что я увидела, было всего лишь красочным глюком. Узнать бы, что наши девчата умудрились в бутерброды напихать…

В поле зрения возникло лицо Рейна, который недолго думая положил мне теплую ладонь на лоб.

– Ты как себя чувствуешь? Тут тебе один активист, – лицо Рейна помрачнело, – совершенно случайно заехал мечом по затылку. Вроде бы хотел по спине ударить, да вот только ты зачем-то присела, и удар пришелся по голове…

– Активист-то хоть выжил? – поинтересовалась я, приподнимаясь на локте и морщась от легкой боли в ушибленном месте.

Н-да, а я-то на наших девушек грешила. Правда, с них все равно станется насобирать в лесу мухоморов и с чистой совестью выдать их за подосиновики, а потом весь полигон будет ловить красочные глюки с участием розовых слоников и зеленых белочек в белых тапках. Правда, я не знала, что от удара по затылку тоже такие занимательные «мультики» показывают, но больше я свою шею подставлять не буду, ибо дорога она мне как память. Странно, но голова почти не болит. Видимо, мама втихаря заговорила меня от легких порезов, синяков, ссадин и шишек, вот и заживает все раза в три быстрее, чем должно было бы. Мелочь, а приятно…

– Активист выжил, но мы исключили его с полигона за негуманное ведение боевой части отыгрыша, – мрачно заявил Рейн. – Он сейчас в мастерятнике отсиживается. Понятное дело, на ночь глядя никто его по лесу не погонит, но с игры, скорее всего, снимем.

– Кстати, а с игрой что? – ненавязчиво так поинтересовалась я, садясь и разглядывая то, как Рейн неторопливо раскладывает свой спальник.

– Приостановили. Время-то около десяти вечера, все равно темно. Да и тебя пока до палатки донесли…

– А что, «скорую» или еще какую помощь вызвонить не догадались? – чуточку обиженно поинтересовалась я, помогая Рейну соединить два спальника в один. Все-таки на дворе осень, хоть днем и тепло, но по ночам запросто может подморозить, а отказываться от бесплатной печки за спиной было по меньшей мере неумно.

– Зачем? – Рейн пожал плечами, стаскивая через голову антуражную рубашку со шнуровкой и натягивая мягкий черный свитер. – Ты же не контуженная оказалась, а почему-то вскоре после удара вообще заснула, не приходя в себя.

– Это вы как определили? – Не, мне в самом деле интересно было, ну, не храпела же я…

– А ты так занимательно похрапывала… – Глядя на меня самыми честными глазами, ответила эта темноволосая язва.

– Вре-е-е-е-е-ешь! – возмутилась я, забираясь в спальник и демонстративно поворачиваясь к Рейну спиной.

– Ни в одном глазу! – Даже не оборачиваясь, можно было сказать, что глаза у него и в самом деле кристально честные. Ну-ну, плавали, знаем… Сами так умеем глазки строить.

– Ага, сразу в обоих!