Ключи от царства
Шрифт:
Она настаивала:
— Мы все должны сохранять бодрость. Слушайте, нам надо отвлечься. Только не разговорами, а то вы оба сейчас же начнете ссориться из-за религии. Давайте поиграем. В самую глупую игру, какую только можно придумать! Давайте играть в "животное, овощ или минерал". Джошуа, ты не спишь? Хорошо. Теперь слушайте, я объясню вам как играть.
Они с героическим усердием занялись отгадыванием. Джошуа проявил неожиданные способности. Вдруг веселый смех миссис Фиске прервался, и все затихли. Потом на них навалилась тягучая апатия, перемежающаяся прерывистым сном. Бессмысленные,
— О, Господи! Они уж, конечно, должны были бы вернуться, — весь следующий день Фиске твердил эту фразу.
Его лицо и руки стали горячими на ощупь. Отсутствие сна и воздуха вызвало у него лихорадку. Только к вечеру громкие крики и лай собак возвестили о позднем прибытии посланных. Потом наступила гнетущая тишина. Наконец послышались приближающиеся шаги, и решетчатая дверь распахнулась. Повинуясь команде, они выползли на четвереньках из своей пещеры. Свежесть ночного воздуха, ощущение свободы и пространства принесли им несказанное облегчение, опьянили, довели чуть не до исступления.
— Благодарение Богу! — вскричал Фиске. — Теперь все будет хорошо.
Конвои отвел их к Вайчу, он сидел в своем жилище на циновке из пальмовых волокон. Возле него стояла лампа и лежала длинная трубка. Высокая неопрятная комната была пропитана горьким запахом мака. Около Вая стоял солдат, с обвязанной грязной окровавленной тряпкой рукой. Пятеро других, среди которых был и капрал, ожидали у стен, держа в руках трости из ротанга [62] .
Пронзительное молчание встретило пленников. Вай изучал их с какой-то глубокой задумчивой жестокостью. Это была жестокость скрытая, которую можно было скорее почувствовать, чем увидеть по его бесстрастному, как маска, лицу.
62
Ротанг — лианы семейства пальмовых. Стебли используются для изготовления легкой мебели и плетения корзин.
— Доброхотный дар не был уплачен, — в его ровном голосе не было никаких эмоций. — Когда мои люди приблизились к городу, чтобы получить его, один из них был убит, другие ранены.
Отец Чисхолм содрогнулся. Случилось то, чего он так боялся. Он сказал:
— Может быть, ваше поручение не было выполнено. Носильщик был напуган и мог сбежать к себе домой в Шаньси, не заходя в Байтань.
— Вы слишком разговорчивы. Десять ударов по ногам. Священник ожидал этого. Наказание было жестоким: длинный твердый прут, которым орудовал один из солдат, был квадратного сечения и особенно больно терзал его голени и бедра.
— Посланный был нашим слугой, — заговорила миссис Фиске, подавляя негодование. На ее бледных щеках выступила краска. — Шанту не отвечает за его бегство.
— Вы тоже слишком разговорчивы. Двадцать оплеух.
Ее сильно били по щекам, а доктор дрожал и рвался к ней.
— Теперь, если уж вы такие умные, скажите мне, почему, если ваш слуга сбежал, посланных мной людей ожидали и устроили им засаду?
Отец Чисхолм хотел сказать, что по нынешним временам гарнизон Байтаня всегда находится
— Ну, теперь вы что-то не так разговорчивы. Десять ударов по плечам за странную молчаливость.
Его снова избили.
— Позвольте нам вернуться в наши миссии, — Фиске жестикулировал руками, как взволнованная женщина. — Я заверяю вас торжественной клятвой, что вам будет заплачено немедленно.
— Я не дурак!
— Тогда пошлите другого солдата на Улицу Фонарей с письмом, которое я напишу. Пошлите его сейчас, немедленно.
— Чтобы его тоже убили? Пятнадцать ударов за то, что считает меня дураком.
Под ударами доктор разразился слезами.
— Мне жалко вас, — твердил он сквозь слезы, — я вас прощаю, но мне жалко вас, жалко.
Наступило молчание. В сузившихся зрачках Вая мерцал слабый проблеск удовлетворения. Он повернулся к Джошуа. Мальчик был здоров и силен. Ваю отчаянно нужны были новые солдаты.
— Ну-ка, скажи, готов ли ты, заслужить прошение, вступив в мою армию?
— Я очень благодарен за честь, — твердо сказал Джошуа, — но это невозможно.
— Отрекись от своего иностранного бога-дьявола — и тебя не тронут.
Отец Чисхолм пережил мгновение страшной неизвестности, готовясь перенести боль и унижение, если мальчик сдастся.
— Я с радостью умру за истинного Бога.
— Тридцать ударов этому упрямому негодяю!
Джошуа не издал ни звука. Он принял наказание молча, опустив глаза. Ни одного стона не вырвалось у него. Но каждый удар, наносимый ему, заставлял вздрагивать отца Чисхолма.
— Ну, теперь вы посоветуете своему слуге раскаяться?
— Никогда, — ответил священник твердо, его душа ожила и просветлела от мужества мальчика.
— Двадцать ударов по ногам за достойное порицания упорство.
На двенадцатом ударе по голени раздался резкий треск ломающейся кости. Страшная боль пронзила сломанную ногу. "О Господи, — подумал Фрэнсис, — вот чем так плохи старые кости".
Вай рассматривал пленников, и было видно, что он уже решил все бесповоротно.
— Я не могу больше давать вам кров и пищу. Если завтра я не получу денег, то боюсь, с вами может случиться что-то нехорошее. У меня дурные предчувствия.
Он равнодушно отпустил их. Отец Чисхолм еле-еле смог проковылять через двор. Когда они снова очутились в своем яофане, миссис Фиске усадила его, сняла с него ботинок и носок. Доктор, уже немного успокоившийся, вправил сломанную ногу.
— У меня нет шины… у меня нет ничего, кроме этих тряпок… — он говорил высоким, дрожащим голосом, — это очень скверный перелом. Если вы не будете лежать неподвижно, будут осложнения. Посмотрите, как трясутся у меня руки, чувствуете? Боже милостивый, помоги нам! Ведь в будущем месяце мы собираемся домой… Мы уже не так…
— Пожалуйста, Уилбур…
Она успокоила его легкими прикосновениями. Он молча закончил перевязку. Тогда миссис Фиске сказала:
— Мы должны постараться не падать духом. Если мы сломимся сейчас, то что же будет с нами завтра?