Ключи от рая
Шрифт:
Это был такой отличный план — если бы только Кевин не стал пытаться быть щедрым. Пытаться подарить мне что-то в конце своей жизни.
Вместо этого он умудрился испортить всю мою жизнь.
2. Габриель
Все мои друзья в клубе по игре в бридж были добрыми. Действительно, очень добрыми.
Они недовольно смотрят на того, кто случайно упомянет о тюрьме, убийстве, преступниках или о чем-то подобном. Они считают меня очень смелой, потому что я навещаю Бекку в тюрьме каждую неделю и вообще держу голову высоко, куда бы в Россморе я ни пошла. Вообще-то не
Мой бывший муж, этот проклятый Имон, оставил меня без гроша, когда ушел к этой вульгарной Айрис. Содержание дома обходилось недешево, так что у меня всегда было туго с деньгами, и некуда было деться от этого. Поэтому я так признательна бульварным газетам.
Я знаю, нам следует думать, что это чтиво для горничных, но в этих газетах уделялось много внимания тому, что сделала Бекка, и, по правде, я втайне получала от этого чтения удовольствие. Одна из них купила у меня историю о детстве Бекки, и появилась эта статья — «Что сделало эту женщину такой, какой она стала». Еще одна газета купила материал о ее работе в бутике модной одежды. Нужно было взять побольше денег с той напыщенной дамы, которой принадлежала полоса в газете: готова спорить, я удвоила ее доходы.
Еще был эпизод о том, как изменилась Бекка после того, как ее отец, ужасный Имон, бросил нас. Мне нравилось помогать работать над ним. Нигде не было указано, что я сотрудничала с ними, но я в подробностях описала все события. Это вылилось в ряд великолепных статей.
Конечно, мне не нравились заголовки вроде: «В мыслях убийцы», но, с другой стороны, газеты благодаря этому хорошо продавались, да и в сознании многих людей бедная глупая Бекка как раз и была убийцей.
Каждый раз, когда я посещала ее, она спрашивала, как репортеры выясняют все эти детали. Я убеждала ее, что я не рассказывала им ничего нового; они и так все это знали. А что они не знали, то выдумали. Например, эти глупые рассказы о бедняжке Бекке, совершающей поход к источнику в Боярышниковом лесу, чтобы вымолить у святой Анны любовь Франклина.
— Я никогда подобного не делала, ты же знаешь, мама. — Она зарыдала у меня на плече.
Я поглаживала ее, утешая.
— Конечно, все знают, что это ерунда. Они все это придумали…
Мне очень хорошо заплатили как раз за эту историю. Газеты вовсю публиковали фотографии этого жуткого места поклонения. И благодаря этому газеты продавались! Естественно, Бекка ничего об этом не знала, и я утешила ее, напомнив, что это благодаря мне Франклина оставили в покое, и, естественно, она была очень мне благодарна. Выйдя из тюрьмы, она рассчитывала выйти за него замуж, поэтому ей не хотелось, чтобы до этой поры ему досаждали ненужным вниманием.
Она очень хотела, чтобы он пришел навестить ее, но я сказала, что кругом снуют репортеры и они обязательно заметят его, что разрушит всю ту приватность, которую все мы так тщательно стараемся поддерживать. Она увидела в этом смысл.
Вообще-то в тюрьмах работают довольно милые люди. Как правило, заботятся о нуждах заключенных — что должно быть довольно тяжело, учитывая, с какими людьми им обычно приходится работать. Конечно, Бекка другая, и они видят это, конечно, видят. Во-первых, она леди, а во-вторых, у нее нет криминального мышления. Она возвышается над всеми, кто сидит там, и в то же время поддерживает со всеми ними хорошие отношения, что, безусловно, говорит о хорошем воспитании.
Она учится вышиванию в «личное» время у одной из тюремщиц, хорошей женщины по имени Кейт. Бекка говорит, что это занятие оказывает очень расслабляющее, почти терапевтическое воздействие. Она вышила мне накидку для диванной подушки, и, хотя получилось не очень профессионально, я сказала, что положу ее на видном месте в гостиной. Бедная прелестная Бекка! Она думает, что запросто сможет оказаться дома, чтобы посмотреть на накидку. Ей удалось подняться над всем ужасом своей ситуации путем отказа от его осознания. Есть такой способ держаться, и у Бекки это хорошо получается.
Она начала работу над большим покрывалом для постели, с вышитыми словами «Франклин» и «Ребекка».
Мне следует помнить о том, что я не должна надевать свои лучшие наряды, когда я отправляюсь к ней, потому что Бекка опознает фирменные вещи за полмили, благодаря годам работы в бутике. Она знает, что обычно я не позволяю себе жакеты от «Прада» или Джозефа Рибкофа. Для этих случаев у меня есть костюм для посещения тюрьмы, как я его называю, так что она не сможет связать бульварные статьи с моим новым гардеробом.
Прошло уже несколько месяцев, и Бекка выглядит сейчас намного лучше. Ее спина стала более прямая, она не переживает по поводу завивки, как это бывало раньше; теперь ее волосы прямые и изящно выглядят. Одна из тюремщиц, Гвен, подруга Кейт, той, которая славная, по-видимому, училась на парикмахера и все еще работает неполный рабочий день в косметическом кабинете, так вот, она регулярно всех стрижет. Им самим, конечно, не разрешают держать собственные ножницы. Что в случае с Беккой глупо: какой вред она сможет кому-то причинить с помощью ножниц?
Теперь она кажется менее озабоченной, чем в те дни, когда была на свободе, какой-то более спокойной. Очень интересуется ретушированием, плетением из нитей и переживает, возьмут ли ее в команду по нетболу. Надо же, Бекка интересуется спортом и вышиванием. Кто бы мог подумать! Кто бы мог вообразить это хотя бы отчасти!
Иногда люди из бульварных газет спрашивают меня, есть ли у меня какая-то симпатия к бедной Джанис, которая пошла на смерть, сама того не зная, но я напоминаю им, что меня нельзя цитировать: мое мнение и моя искренняя глубокая печаль — это мое личное дело. А прежде, чем они развернутся против меня, я скармливаю им новое описание Бекки, подробности о вечеринках, которые она посещала, банкетах, приемах, на которые ее даже не приглашали. Они запустят еще одну историю, описывая ее как женщину легкого поведения, хорошо проводящую время.
Так обычно и говорят о женщинах, попавших в исправительные заведения.
У Бекки осталось мало интересов за пределами этого ужасного места, где она находится. Она рассказывает мне об отталкивающих лесбийских связях между заключенными и даже между заключенными и тюремщицами. Единственная нить, которая связывает ее с внешним миром, — это ее мысли о Франклине.
Это удивительно, что она с таким позитивом относится ко всему происходящему, но, похоже, она утратила чувство реальности, ведь она, кажется, не понимает, как долго ей предстоит там пробыть. Ни разу она не осознала чудовищности того, что она сделала. Она как бы отмахнулась от этого.