Ключи от заколдованного замка
Шрифт:
Милость вашего императорского величества есть единственное для нас всех прибежище. Я чувствую себя виновным, поспеша моим донесением, и, повергая себя к стопам вашим императорского величества, всеподданнейше прошу прощения себе и всем морским офицерам. Всемилостивейший государь, мы охотно жертвовали тебе жизнью и столь же охотно и впредь идем ее жертвовать» note 33 .
Закончив письмо, Резанов долго смотрел на вершины двух высоких сопок, забеленных снегом. В лучах вечернего солнца сопки казались необыкновенно красивыми…
Note33
П.
Приближалась осень. На деревьях и кустарниках пестрели листья желтоватых и красноватых оттенков. Краснела крупная камчатская рябина. Но в лесах, окружавших со всех сторон обширный залив, все еще пели птицы и было много малины и смородины.
Перед самым отходом корабля Резанов долго разговаривал с генералом Кошелевым. Этот честный и строгий человек все больше и больше нравился Николаю Петровичу.
— Я вам посоветую осторожнее держаться с капитаном Бухариным, если доведется попасть в Охотск, — сказал под конец генерал.
— Кто он такой?
— Правитель Охотского края. Чувствует себя наместником. Подобного казнокрада и вымогателя еще не видано на свете. Он ничем не брезгует. Он не просто казнокрад — он разбойник.
— Не могу поверить, ваше превосходительство.
— Вы, наверное, думаете, почему я не пожаловался в Иркутск или Петербург на такого человека?
— Гм… да, действительно, я подумал.
— Николай Петрович, голубчик, этот человек задерживает почту, проходящую через Охотск. А ведь другого пути у нас нет. Он распечатывает все конверты, в которых подозревает для себя что-нибудь вредное, и уничтожает.
— Невероятно, ваше превосходительство! Вскрывать почту могут только по приказу государя.
Недавний обер-прокурор Первого департамента Сената Резанов не мог поверить в столь тяжкое нарушение законов.
— Невероятно, но так есть. Поступки Бухарина превосходят всякое вероятное. Охотск ужасен для всех. Никто не решается ехать туда, опасаясь за свою честь и даже жизнь. Об этом все знают, но он словно пробка торчит в Охотске и закрывает все жалобы, и эту пробку нельзя вышибить.
— Я обязательно побываю в Охотске и лично доложу императору, — пообещал Резанов.
— Говорят, что Бухарин наворовал за два года более ста тысяч рублей. При его-то должности! Кстати, компания, которую вы представляете, несет огромные убытки от поборов Бухарина. Он захватывает компанейские корабли, якобы необходимые ему для перевозки грузов на Камчатку, и ваши приказчики, для того чтобы погрузить свои товары, платят ему по нескольку тысяч. Иногда ваши приказчики за взятку отправляют свои грузы на военных транспортах, а я здесь оказываюсь без самого необходимого.
— Я проверю, ваше превосходительство.
После разговора с генералом Кошелевым Резанов совсем уверился в необходимости прямого морского пути из Петербурга в Русскую Америку, минуя столь отдаленные русские окраины. Порядок в российских губерниях, где царил произвол губернаторов и процветало воровство и лихоимство, после охотских порядков
«Как Баранов ведет себя в Америке? — думал он. — Неужели он жесток, подобно Бухарину, и тоже крупно ворует. Но ведь за его спиной нет солдат, и он ежегодно представляет правлению конторские книги, где показана каждая копейка. И дела компании из года в год идут в гору». Николай Петрович все больше и больше удивлялся. Баранов стал для него совершенно загадочным человеком. «Приеду в Америку, все разложу по полочкам. Всякими делами приходилось заниматься. Меня никто не обманет».
22 августа Николай Петрович переехал на корабль вместе со священником. Резанова сопровождал генерал Кошелев со всеми своими офицерами.
В семь часов вечера, по окончании напутственного молебна, при пушечном выстреле стали сниматься с якоря. Генерал Кошелев оставил корабль. Пушки в Петропавловском порту отсалютовали отходящему кораблю тринадцать раз. На «Надежде» ответили равным числом выстрелов.
Вместо покинувших корабль членов экипажа Резанов взял с собой в качестве адъютанта брата генерала Кошелева, Дмитрия Ивановича. Он заменил графа Толстого. Кроме того, на борт пришли семь человек рядовых, видных собой солдат, и унтер-офицер. В числе солдат был хороший барабанщик. Отряд находился под командой капитана Федорова, который подчинялся только Николаю Петровичу.
Теперь у Резанова была своя маленькая гвардия, и чувствовал он себя на корабле гораздо увереннее.
Погода стояла пасмурная, с дождем и туманом, закрывавшим камчатские берега. Снова появилась течь, несмотря на то, что судно было изрядно проконопачено и починено в Петропавловске. Старый корпус требовал капитального ремонта.
С полудня 27 августа вода в трюме была 28 дюймов , а в полночь 32 дюйма . С северо-востока находила крупная зыбь, и «Надежду» валило с борта на борт.
Глава двадцать четвертая. ЛУЧШЕ ЧТО-НИБУДЬ, ЧЕМ НИЧЕГО
Елена Петровна стояла впереди толпы индейцев. Одета была чисто и на лицо румяна. Рядом, чуть позади, держался индеец в шляпе и панталонах.
Слепцов подошел к супруге командира и поклонился:
— Здравствуйте, сударыня Елена Петровна.
— Здравствуйте, Тимофей Федорович.
Слепцов взглянул на индейца в шляпе и обомлел. Он узнал вождя Ютрамаки, встреченного в первый день кораблекрушения. Индейцы в тот день пытались ограбить промышленных. Однако Слепцов вида не подал и продолжал разговор с Еленой Петровной.
— Как вы чувствовали себя среди диких?
— Прекрасно… Вы задержали родную сестру этого человека, — показала она на индейца в пуховой шляпе. — Вождя большого племени и хорошего человека. Он оказал мне много услуг и обходился со мной прекрасно. Я требую, чтобы эту женщину освободили немедленно.
— Ваш супруг, Елена Петровна, желает освободить пленных не иначе как в размен на вас, — сказал Тараканов.
— Но я не хочу быть с вами, — твердо сказала жена командира. — Я довольна своим состоянием. И вам советую добровольно отдаться в руки вождя племени, у которого я нахожусь. Наш вождь человек прямой и добродетельный, известен по всему здешнему берегу. Он обещал освободить нас всех. Вождь Ютрамаки отлично говорит по-английски.