Ключи Пандоры
Шрифт:
Никита открыл дверцу машины. Случайно или нет, но Завадский ее не запер. Звуки стали слышны сильнее и четче. Качались и скрипели ветви над головой, в кустах роились светляки, под порывами ветра шелестела трава. Никита вгляделся в темноту. Где-то там, в ночном мраке, могли таиться враги в черных масках. Им ничего не стоило выскочить из засады с автоматами, вытащить его из машины, уложить на землю лицом вниз, а затем бросить в багажник, увезти на пустырь, чтобы пустить пулю в затылок.
Он затравленно огляделся по сторонам. Воображение разыгралось не на шутку. Вдруг коварные злодеи притаились по бокам машины и только того
В голове мелькнула здравая мысль — сбежать, пока Завадский ломает пальцы или режет бензопилой несчастного конструктора, но любопытство, порок, погубивший не одну кошку, толкало туда, в темный дом. Никита вздохнул и направился к забору. Интересно, как Завадский сумел через него перебраться? Подсказка нашлась почти сразу. Через десяток метров Никита обнаружил высокую сосну, чьи ветви протянулись над забором. Вероятно, Завадский разузнал все заранее, потому что при нем не имелось ни веревок с металлическими «кошками», ни складной лесенки. Забраться на дерево труда не составило. Ловко балансируя на ветке и хватаясь за мелкие сучья, Никита благополучно миновал проволочное ограждение и спрыгнул по другую сторону забора на какие-то грядки, похоже, с морковкой. Приземлился на четвереньки и быстро оглянулся по сторонам: нет ли собаки, и только затем, пригнувшись, рванул к дому.
Крадучись и постоянно оглядываясь, он пробрался вдоль стены особняка, поднялся на крыльцо и заглянул в темное окно. В погруженном во мрак помещении отчетливо просматривался лишь прямоугольник дверного проема. Там, в неверном свете то ли ночника, то ли карманного фонарика, мельтешили тени. Никита потянул на себя входную дверь, и та открылась совершенно беззвучно. Он миновал темную веранду и заметил еще одну дверь. Она была распахнута настежь. Никита осторожно, стараясь не шуметь, миновал ее и очутился в просторной прихожей.
И тут кто-то коротко вскрикнул, застонал, и навстречу Никите выскочил мужчина — невысокий, худощавый с неестественно вылупленными глазами. Следом вылетел Завадский, подставил ногу, и незнакомец рухнул на пол. С трудом поднялся на четвереньки и пополз на Никиту, подвывая от боли и ужаса.
Никита окинул пленника взглядом. Лет пятидесяти пяти, в трусах, разодранной майке и в одном носке. На шее — цепочка с крестиком, седые взъерошенные волосы торчат дыбом. Нос распух, а под левым глазом — багровая ссадина. На фоне полковника заметно проигрывал: ни мускулов, ни стати. Напуган до предела, того гляди напустит в трусы. Никита отвел взгляд. Смотреть на избитого, морально поверженного человека было неловко и жутко.
— Зачем явился? — грубо спросил Завадский и переложил пистолет из левой руки в правую.
— Ты приглашал, я пришел, — произнес Никита с вызовом.
Завадский что-то буркнул под нос и ткнул мужчину в бок носком ботинка.
— А ну, катись обратно! — прошипел полковник и перевел взгляд на Никиту. — Недолго осталось! Погоди чуток!
Мужчина все так же на четвереньках пополз обратно. Завадский направился следом. Никита, помедлив, тоже вошел в комнату, но тут же пожалел об этом. Все там было перевернуто вверх дном, а на кровати, поверх развороченной постели сидела, скукожившись под махровой простыней, пожилая женщина с искаженным от ужаса лицом. В лице у нее не было ни кровинки, губы тряслись, а в больших глазах с припухшими веками стояли слезы. При виде Никиты она отпрянула к стене и вытянула вперед руки, словно защищалась от смертельной напасти.
Но он дальше порога не прошел, замер возле косяка. Завадский схватил мужчину за волосы, рывком поднял на ноги и бросил его на кровать рядом с женщиной. Отталкиваясь пятками, та отползла на край постели и, прижав стиснутые кулаки к губам, видно, чтобы не закричать, закрыла глаза и привалилась головой к стене. Завадский схватил мужчину за плечо и приставил ко лбу пистолет.
— Все-таки сливал, морда? Кому? Говори!
— А что мне оставалось делать? — взвыл хозяин дома. — Пахать на родину? За копейки? Жена… Операция… Вас бы на мое место!
— Копейки? — Завадский отступил назад. — Ты считаешь, что получал копейки? — и кивнул на Никиту. — Ты свою зарплату юноше озвучь, а он посчитает, сколько ему нужно пахать за такие деньги! И про жену не заливай! Где она сейчас? Не в Испании ли случайно, в милом двухэтажном домике? Страдалец ты наш! Не бедность тебя подвела под монастырь, а жадность непомерная! Что, скажешь, этот домишко тоже на копеечную зарплату выстроил?
Мужчина молчал, с ненавистью смотрел исподлобья и изредка шмыгал носом, подбирал кровавую юшку, что скатывалась по верхней губе.
— Не слышу ответа! — Завадский, поигрывая пистолетом, снова сделал шаг к конструктору и замахнулся. Инженер съежился, втянул голову в плечи и прикрыл ее руками!
— А, боишься? — злорадно изрек полковник. — Жить хочешь? Говори, кому слил информацию?
— Харламову, — буркнул инженер. — Он в Министерстве обороны сидит. Он меня и… того…
— А Харламов на кого работает?
— Понятия не имею! — взвыл инженер. — Может, на америкосов, может, еще на кого! Что, он мне докладывал? Давай, мол, я тебе, Игорь Николаевич, расскажу про свои шпионские связи. Я сообщил о результатах тестирования, слабых местах системы, а дальше — не моя забота.
— А деньги от него получал?
Инженер не ответил и зашелся вдруг в кашле. Завадский цапнул его за майку и рванул на себя. Инженер икнул, но кашлять перестал. Откинув голову, он со страхом взирал снизу вверх на своего мучителя. Никита дернулся, едва справившись с желанием бежать отсюда как можно быстрее и как можно дальше. Женщина на кровати открыла глаза и глухо взвыла, но тотчас зажала рот рукою. А инженер неожиданно всхлипнул и провел под носом ребром ладони.
— Отвечай, падла! — почти ласково сказал Завадский. — Мне с тобой церемониться некогда!
— Вы ж меня все равно прикончите! — простонал инженер. — Только Галю не трогайте! Сестра здесь ни при чем!
— Да сдался ты, руки о вас пачкать! — хохотнул Завадский и выключил диктофон, лежавший на тумбочке. — Тебя теперь свои же и прихлопнут, только мне до этого дела нет. Значит, так: сейчас мы отсюда уйдем. Тебе, если жить охота, советую делать ноги и никому не сообщать, куда уехал. Лучше, конечно, если ты сам придешь и во всем сознаешься, но что-то мне подсказывает — не будешь ты этого делать. Или пойдешь?