Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург

Толстая Елена

Угаров.Я спрашиваю, почему ты не собака? Где хвост?

Мужичонка.Какой хвост, батюшка, разве у крестьянина есть хвост?

Угаров.Молчать! Пришить ему хвост и научить по-собачьи! И ты, Тишка, без хвоста!

(Толстой ПСС-11: 23)

Однако крепостной мужичонка-крестьянин, хоть и не возражающий против «секуции», все ж решительно не согласен с этой причудой барина и угрожает бунтом. Возможно, таким способом Толстой давал понять своему беспощадному гонителю, что тот зашел слишком далеко. «Собачья» тема была, так сказать, на слуху…

В архиве Толстого среди подготовительных материалов к неопубликованному роману «Егор Абозов» находится набросок, рисующий злую писательскую чету: муж — знаменитый романист, а жена крикливо и безвкусно одета — как, по мнению современников, одевалась Анастасия Чеботаревская:

Стояли под руку знаменитый романист Норкин и его жена, оба [оба были] были упитанные и равнодушные. Она в ярко-зеленом хитоне, с цепями, браслетами, с огромным бантом в волосах и круглым лорнетом, щурилась на торты, [и поглядывала] потом на мужа. Он был низенький, коренастый, с умным [красивым] лицом и [с] большою русою бородою. <…> Они, усмехаясь друг другу, говорили вполголоса: «Разбогател. Гм. А на чем разбогател — мы знаем. Хочет удивить. Ну и пусть — мы удивимся, а денежки возьмем с него втрое, хи-хи. Очень хорошо, самовар серебряный и ликер хороший, и торт хороший; всего съедим, а уважать не станем (Толстой 1914–1915а).

У Толстого изображены двое удачливых и успешных супругов, объединенных своего рода «подпольной» позицией по отношению к остальному миру; кажется, в этом духе надо понимать имя знаменитого

романиста, выступающего в этом отрывке: Норкин.

Второй Париж

Но Толстого с Софьей гонения 1911 года только сблизили, и они решили завести ребенка:

Алексей Николаевич, воспитанный на традициях семейного уклада, стал поговаривать о том, что надо зажить семьей, это значило, что надо рожать детей. Решили, что первый ребенок должна быть девочка. Я забеременела. Алексей Николаевич окружил меня большой заботой. <…>

Помню случай. Мы с Алексеем Николаевичем поехали куда-то на санях. Сани раскатились, и Алексей Николаевич успел только сказать «Вались на меня», как сани опрокинулись. Алексей Николаевич так ловко упал, что я очутилась как на перине, и Алексей Николаевич требовал, чтобы я не поднималась, а отдохнула (Дымшиц-Толстая рук. 1: 9).

В самый разгар судилища над Толстым Вячеслав Иванов, сам справлявшийся в это время с немыслимой брачной ситуацией, дает Толстому добрый совет — везти жену рожать в Париж.

Весну, лето и часть осени 1911 года Толстые проводят в Париже. Однако они приезжают в Париж порознь: Толстой проходил какие-то военные сборы, и Софья поехала в Париж в сопровождении нового друга семьи — профессора Сергея Семеновича Ященко [78] и его жены Матильды, француженки, крестный отец которой Венсан Д’Энди [79] был известным французским композитором. Это был настоящий аристократ, высокий и сухопарый, лет шестидесяти.

78

Брат друга Толстых Александра Семеновича (Сандро) Ященко (1877–1934) — правоведа, впоследствии эмигрантского критика и библиографа, издававшего в начале 20-х в Берлине журнал «Новая русская книга».

79

Венсан Д’Энди Поль (Paul Marie Th'eodore Vincent d’lndy,1851–1931) — французский композитор.

В мае месяце 1911 года я с проф. Ященко и его женой уехала в Париж. Ал. Ник. не мог с нами сразу выехать — он в это время был призван в Армию, но через два месяца к нам присоединился. <…> Вместе со знакомой <русской четой> семьей, где Венсен Денди был завсегдатаем, мы каждое воскресенье уезжали за город. Устраивались в чудесных лесных уголках и бесконечно пели народные песни, русские по-русски, а французы по-французски. Опять у меня было чувство <большой силы > значения искусства как объединяющей силы разных национальностей (Дымшиц-Толстая рук. 1: 30).

Д’Энди фотографировал своих юных подопечных, а потом все возвращались в Париж и шли в какой-нибудь ресторанчик есть «суп из раков и их друзей-лягушек», как выразилась Софья:

На этих пикниках я познакомилась со вкусом столетнего испанского вина Мальвуизи [80] , в бутылке [,] покрытой плесенью и мохом. Бутылочку такого рода вина Венсен Денди неизменно приносил с собою в портфеле. Впоследствии Венсен Денди составил альбом, в который входили и литература, и фотографии, и музыка Денди. Началась первая империалистическая война и альбом, предназначенный мне, до меня не дошел (Там же).

80

Мальвуази ( фр.) — мальвазия, отборное вино из винограда, растущего только на юге острова Мадейра.

Вскоре приезжает Толстой и ругает Ященков за подобное «веселье». Софья в ожидании родов крестится в русской православной церкви на рю Дарю. По приглашению Кругликовой, временно уезжающей в Петербург, они поселяются в ее мастерской.

Надо было готовиться к родам. Наши друзья — семья эмигранта д-ра Босетштейна [81] — приняли в нас большое участие. Д-р Боссештейн нам рекомендовал очень хорошего профессора по фамилии Дебриссе [82] , который очень трогательно и внимательно отнесся ко мне и утешал меня, что родится у нас обязательно девочка, как мы этого хотели. В это время в Париже гостили художник Радлов Николай Эрнестович [83] и карикатурист Реми [84] . Они жили напротив мастерской Кругликовой. Окна их комнаты были видны из мастерской Елизаветы Сергеевны. Когда Алексей Николаевич уходил, а Радлов и Реми были дома, он их обязал, на предмет неожиданных родов, сидеть на подоконнике и прислушиваться, что происходит в мастерской. Так пришлось им раз всю ночь простоять на окне, так как Алексей Николаевич был всю ночь на каком-то литературном банкете.

Мы часто встречались в Париже с поэтами Минским [85] и Вилькиной [86] . Встречались с красавицей Трухановой [87] , у которой собирался цвет французских художников и поэтов.

Наконец настало время родов. Алексей Николаевич отвел меня к акушерке.

10-го августа в 3 часа ночи родилась у нас дочь. Я рожала в небольшой родильной клинике, принимал у меня профессор Дибрисей, который уверял, что у нас родилась девочка, а не мальчик, как мы этого хотели, благодаря его хлопотам. Когда начались роды, Алексея Николаевича удалили из квартиры. Он сидел напротив дома на бульваре Монпарнасса на скамеечке и ждал зова из окна. Наконец его позвали. Акушерка вынесла дочку купать, и в это время вошел Алексей Николаевич. Посмотрев на дочку, он вошел ко мне потрясенный и сказал: «Знаешь, точно моя мать родилась вновь, так дочка на нее похожа». Рождение дочки было событием в нашей маленькой артистической колонии. Когда Алексей Николаевич возвращался утром домой, из домов и мастерских стали выходить консьержки (швейцарихи) и художники с поздравлениями, и Алексей Николаевич много удивлялся этой быстрой осведомленности французов. На следующий день моя комната превратилась в цветочный магазин. Первым явился Сергей Эрнестович Радлов [88] с большим букетом чудесных белых роз. Приехавший врач к великому моему огорчению велел выкинуть из комнаты все цветы, так как это было вредно для роженицы. Тогда стали меня забрасывать всевозможными препаратами для прикармливания. Так жили мы в Париже сердечно, дружно, <по-русски> в среде интернациональной, но связанных единой творческой душой художников. Я назвала свою дочь Марианной в честь французской республики, а через два месяца родилась дочь у французской художницы, которую тоже назвали Марианной.

Дочка родилась здоровенькая, я ее кормила грудью, и она быстро поправлялась. Внезапно она заболела — оказалось, что мое молоко для нее вредно [89] . Она была крещена в Русской церкви и зарегистрирована Алексеем Николаевичем в Парижской мэрии. Когда встал вопрос об имени, мы решили ее назвать по имени [одной] из героинь Тургенева Марианной, тем более, что это имя является и символом французской революции. Крестным отцом был проф. Ященко Сергей Семенович, а крестной матерью была мать художника Широкова. Широкова крестила Марианночку в рубашечке из настоящих кружев «валянстен» [90] (Дымшиц-Толстая рук. 3: 6).

81

Неустановленное лицо. Софья варьирует фамилию доктора.

82

Неустановленное лицо.

83

Радлов Николай Эрнестович (1889–1942) — художественный критик, близкий к «аполлоновскому» кругу, впоследствии известный карикатурист (многократно изображавший Толстого) и иллюстратор.

Пасынок Толстого Ф. Ф. Волькенштейн был женат на дочери Радлова Лидии Николаевне.

84

Реми (Ре-Ми) — Ремизов-Васильев Николай Владимирович (1887–1975) — знаменитый график, ведущий художник-карикатурист журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». С 1920 г. в Париже, работал в театре Н. Ф. Балиева «Летучая мышь», с 1922 г. в США.

85

Минский Николай Максимович (настоящая фамилия Виленкин, 1856–1937) — русский поэт. После 1905 г. постоянно жил в Париже. Ср.: «At that time we were in great friendship with the poets Minsky and Vilkina who made up a horoscope for my daughter» (Транскрипт: 7). Гороскоп упоминается в черновике стихотворения Толстого «Ответ Минскому» (Материалы 1985: 278). Об этих встречах см. также Дымшиц 1982: 69.

86

Вилькина Людмила Николаевна (1873–1920) — русская поэтесса и переводчица, в описываемый период была замужем за Минским.

87

Труханова Наталья (1885–1956) — балерина, жила в Париже с 1905 г., пользовалась большим успехом; в 1910-х гг. — первая известная русская фотомодель в Париже; танцевала у Дягилева (до 1911), одно время работала в труппе Анны Павловой. Жена (с 1914 г., после его развода с первой женой) графа Алексея Алексеевича Игнатьева — генерала, впоследствии (1912–1918) российского военного агента в Париже, перешедшего на службу советской власти и отдавшего ей российские деньги, хранившиеся в парижском банке. Игнатьевы оставались в Париже до 1937 г., он работал в советском торговом представительстве. Оба супруга известны также как мемуаристы.

88

Сергей Эрнестович Радлов (1892–1958) — театральный режиссёр. Муж поэтессы Анны Радловой. Учился в Петербурге, в 1913–1917 гг. работал с Мейерхольдом, в 1918–1919 гг. в Театральном отделе Наркомпроса, потом режиссировал в ведущих театрах Ленинграда, возглавлял собственный Театр-студию (Молодой театр, впоследствии Театр имени Ленсовета). После эвакуации в Пятигорск в 1942 г. оказался с театром в оккупированной зоне, потом в Берлине и на юге Франции, и наконец, в Париже, откуда в 1945 г. вернулся в СССР, был арестован и отправлен в лагерь. Освобожден в 1955 г., переехал в Латвию, где работал режиссером в театре русской драмы. Умер в 1957 г..

89

«I was very creative making clothes for the newborn. Our daughter was nursed very well and AN could not wait until my full recovery. He wanted both of us to inhale Paris air before departure. <…> The professor said my milk is too fat and I had to have another wet nurse who would nurse her. Of course we could not find a nurse who wanted to go to Russia. So we had to leave Paris urgently…» (Транскрипт: 8).

90

Валансьенские кружева, от названия городка Валансьен на севере Франции.

В либеральной Франции Толстой смог записать дочь на себя, не упомянув ни слова о матери ни в церкви, ни в мэрии! Немудрено, что дочку назвали Марианной. Тургенев, похоже, нужен был скорее для отвода глаз.

Профессор Дибрисей требовал, чтобы я три недели лежала на спине с забинтованным животом, дабы привести талию в порядок, но так как мы торопились в Петербург, то времени на это не хватило. К приходу профессора Дибрисей акушерка мне бинтовала живот и укладывала в кровать, а после его ухода я вскакивала с кровати[,] и мы с Ал. Ник. сразу куда-нибудь уходили. Трогательно ухаживал за Марианночкой брат акушерки монах-францисканец, который по обету ходил в Иерусалим босой. Марианночка была крикунья, и он иногда ночи напролет возился с ней, укачивая ее на руках (французы очень любят детей).

И вот мы с проф. Ященко и его женой стали готовиться к отъезду. По дороге в вагоне мы прочитали об убийстве Столыпина [91] . Ященко не был согласен с этим фактом. Алексей Николаевич был этому рад, счастлив. Началась между ними перепалка, которая длилась до Берлина, где мы должны были переночевать. В Берлин мы приехали рано утром. Там бастовали извощики и носильщики, и мы должны были сами добираться до первой гостиницы на одной из главных улиц, Фридрихштрассе. Несмотря на то, что у Ященко был только один чемоданчик, а у нас было без конца пакетов и чемоданов, обиженный Ященко отказался Алексею Николаевичу нести багаж. И вот на Фридрихштрассе появилась процессия. Ященко, без вещей, переваливаясь с ноги на ногу, коренастый русый казак, открывал шествие, нахально шагая вперед без одного пакета, за ним двигался Алексей Николаевич, нагруженный, как верблюд, чемоданами, картонками и свертками, и яростно плевал Ященко в спину. За Алексеем Николаевичем шла я, мадонной вся в черном [92] , неся на руках Марианночку, утопающую в кружевах и лентах. За мною шла жена Ященко Матильда с маленьким чемоданчиком. Немцы останавливались, удивляясь, и долго провожали нас глазами (Там же).

91

Столыпин Петр Аркадьевич (1862–1911) — статс-секретарь, реформатор и модернизатор России. 1 сентября 1911 г. смертельно ранен Д. Богровым (бывшим агентом охранки) в Киевском оперном театре.

92

«In a black silk kerchief with black lace» (Транскрипт: 10).

В главках, посвященных «второму Парижу», мемуаристка приводит эпизоды, отсутствующие в опубликованной версии, например, рассказывает о встрече с Бакстом:

Я помню впечатление от Парижа этого времени. Бакст владел всеми вкусами Парижа, начиная от высших слоев, до консьержек (швейцар). Как-то я заметила в руках консьержки газету с портретом Бакста. Она показала мне газету и сказала, что в Париже не найдется человека, не знающего Бакста, так как не только театр, но и все модные магазины были полны вещей «a lа Бакст». В Париже мы встретили Бакста в маленьком ресторане, <специальный> славившемся <раками кушанья[ми]> блюдами из всех сортов раков и <хорошим> особенным «кианти» (итальянское обеденное вино). Он похудел, по-старому, кутался от сквозняков, и было такое впечатление, что <ему все надоело> вся его слава ему надоела (Дымшиц-Толстая 1: 10–11).

Два других парижских эпизода, также не вошедших в печатную версию 1982 года, касаются молодого приятеля Толстых художника Якулова:

Приехал в Париж художник Якулов Георгий Богданович [93] . Мы с ним были очень дружны и много времени проводили вместе. Как-то раз он меня пригласил прогуляться с ним по Гран Бульвар[ам]. Гуляя, я не могла понять, что с ним происходит, то он нечаянно подпрыгнет, то вскрикнет, то наступит какому-нибудь французу на ноги, вызывая со стороны того необычайную ругань, то начнет пятиться назад, то со стоном отстанет. Наконец, я не вытерпела и спросила его деликатно, не утомил ли его Париж. На это он мне ответил «я только вхожу во вкус парижской жизни. Я сегодня купил самые дорогие парижские ботинки. Только досадно, что они мне немного малы, но зато с парижским шиком». Только тогда я поняла разгадку всего его поведения <…> Помню еще эпизод с Якуловым Георгием Богдановичем. Последний объединился с французским художником Делоне [94] по вопросам цвета. Для этого были куплены пестрые петухи, на которых изучался цвет при разных освещениях. Была снята дача[,] и весь интерес был сосредоточен на петухах, которых прекрасно кормили — они жирели, хорошели, горели всеми цветами радуги на радость художникам, которые в конце концов их все-таки съели (Там же. 1: 25, 30).

93

Якулов Георгий Богданович (1884–1928) — русский художник грузинского происхождения. Вначале был близок художникам «Голубой розы» и «Венка», затем сблизился с «Бубновым валетом». В 1916 г. возглавил проект футуристической росписи кафе «Питтореск» на Кузнецком Мосту, в котором участвовала и Дымшиц. В 1920-х гг. один из самых оригинальных театральных художников. В 1927 г. приглашен был Дягилевым в Париж оформлять балет «Стальной скок» Прокофьева, который и поставил в конструктивистском духе.

94

Делоне Робер (Robert Delaunay, 1885–1941) — французский художник-кубист и абстракционист, в 1910-х гг. разрабатывавший стиль симультанизм вместе с женой, художницей Соней Делоне.